БУКЕТ ХРИЗАНТЕМ
Алексей Зимогор в пляжных трусах стоял в урочище Сусарево, подступившем к самому берегу реки, в тени раскидистого вяза перед металлической треногой и быстрыми мазками взволнованной кисти набрасывал на холст этюд приглянувшегося пейзажа. Сухощавый и жилистый, он больше походил на спортсмена, чем на художника. Да художником себя и не числил. Занятие такое придумал для себя, чтобы иметь отдушину и хоть на какое-то время забывать о газете – этом ненасытном молохе, в которого уходят строчки, как в прорву. А в редакции «районки» всего десять штатных сотрудников, вместе с машинисткой, корректором, фотокором, уборщицей и редактором, которые строчек не дают…
Не нравилась Зимогору эта работа: нужно было среди хаоса изловчиться увидеть образцовый порядок… и представить это сфантазированное видение в материализованных статьях, репортажах и очерках. Для Зимогора это означало — переступать через себя. Трудное дело. И невероятно утомительное. Оттого постоянно влекла к себе природа. В ней всё естественно как в древние времена. Потому и хочется кланяться деревьям, кустам, траве, ощущая их первозданную святость. Так поступали наши прародители, возвеличивая все явления природы и наделяя их свойствами божеств, присваивая имена для почитания…
Кукушка уже в который раз принимается отсчитывать Алексею года. Но прерывает счёт, далеко не дойдя до их вершины… Зато иволга, сорока, пустельга под барабанную дробь дятла,- каждая птаха на свой лад, распевают непрерывно, весело и самозабвенно. А в голубом просторе, над зелёными верхушками ясеней, вётел, осокорей, тополей, дубов и вязов мелькают тёмные крылья хищника. Это охотится чёрный коршун. Он выжидает: не зазевается ли кто-нибудь из весёлых пернатых певцов.
Сейчас у Зимогора — счастливые минуты! Он целиком поглощён красотой окружающей природы. Пейзаж с рекой загипнотизировал его. И Алексей взахлёб наслаждается процессом живописи. Торопливо переносит на холст солнечную яркость прозрачного неба, как в зеркале отражённого в мерцающей глади реки, синеватые лесные дали другого берега, и послушные дыханию лёгкого ветерка, трепетные листья кустистых зарослей ближнего берега, что у самой дороги, пролёгшей почти у самых ног живописца.
— Привет Левитан! – Алексей с досадой взглянул на крутой спуск, откуда донёсся возглас.
— Здорово Пржевальский! – ответил он, увидев, приближающегося Милёхина, с торчащим ёршиком седоватых волос и улыбчивым плоским лицом.
— А почему Пржевальский?- последовал вопрос.
— Ну, ты же путешественник…
Это определение пришлось по вкусу пришельцу.
— Да, это правда. Я побывал в разных странах…Тебе ещё долго?.. – подойдя, подал руку для приветствия Милёхин.
— Нет, уже ухожу… (принуждён был сказать Алексей, он не любил, когда «торчат над душой»). Тронул кистью в двух – трёх местах жёлтеньким, придав изображению больше света и яркости, стал ветошью протирать инструмент. Милёхин, стоя рядом, наблюдал за движениями рук художника.
— Вот и ладненько! – На лице Милёхина отобразилось удовлетворение. — Сейчас пойдём ко мне на дачу… Ты ни разу у меня не бывал?
— Не был ни разу. Но в мои планы и сегодня не входит идти в гости.
— Да какие там гости?! – вскинул брови вверх и развёл руки Милёхин.
— Нет, Саня, не любитель я…- повторил Алексей, соскребая мастихином смеси красок с палитры.
Милёхин помолчал, но не отступился…
— Покажу тебе водопад, беседку в лесу, новую баню… а там и до автобусной остановки – рукой подать (!)… если не захочешь поплескаться с нами…
Укладывая кисти и палитру по своим местам, Алексей подумал: «А почему бы и не посмотреть водопад?.. В том краю я ни разу не был». И, закрыв этюдник, сказал:
— Ну, веди, Сусанин, — улыбнулся, перекинув джинсы через плёчо – в лесу можно и так, — сразу оправдался, намекнув на свой не вполне укомплектованный внешний вид.
— Можно ещё и не так! – хохотнул Милёхин с намёком… Но перевёл быстрый взгляд на себя, на светло-серую рубашку с короткими рукавами и светлые полотняные брюки, без стрелок и смятые под коленками «в гармошку».
— Я предпочитаю летом светлую одежду, не так жарко, — сказал вожатый. Алексей, занятый мыслью о прежних редких встречах с Милёхиным, не уловил связи… Но на ожидающий ответа взгляд спутника издал звук:
— Угу… Тем временем его потревоженная память выполняла свою работу. Он вспоминал…
Встречи с Милёхиным у него случались. Они были чисто делового свойства. Алексей приходил в его контору за производственной информацией для газеты. Приятельских отношений не было. О Милёхине он кое-что знал… по слухам, для которых редакционные стены не были препятствием. В пересказах проглядывало разное отношение к этому человеку. Одни восхищались его общительностью, приветливостью: «Идя навстречу,- говорили они, — уже издали улыбается, на ходу может сказать тебе любезность, или шутку- каламбур; остановится – анекдот расскажет, или забавный стишок прочтёт»…
Другие считали это льстивое поведение умелой маскировкой подлинной сущности своей. И мистически связывали такое качество со звучанием его фамилии, произнося её протяжно, по слогам: – Ми-лё-хин… При этом доказывали, что подлинный Милёхин, каким он является дома – абсолютно другой человек!
В подтверждение своих слов рассказывали историю, которая, на первый взгляд, казалось, опровергала самого рассказчика, но потом…
Взял Милёхин из чужой семьи на попечение девочку-восьмиклассницу, (подружку своих дочерей) у которой была только мать, но и она умерла.- Так начинался рассказ.- А тётушка, сестра матери, якобы плохо обращалась с сироткой. Дело решалось в суде. Победил Милёхин. Сиротка стала жить в его семье на положении третьей дочери. Сначала всё было хорошо. Но вскоре супруга Аля – (вполне приличная женщина по внешности, и характером – не дурна), стала ощущать какую-то тайну в отношениях мужа и приёмной дочери. (Скромная девочка, Светлана, была вызывающе красива). После длительных семейных перипетий, Аля ушла из дома. За нею последовали обе дочери. Светлана до окончания средней школы жила под одной крышей с Милёхиным. Он всюду, где случалось ему упоминать падчерицу, имени её не произносил, а называл словом – «дитё». (В этом преуменьшении как-то неприятно улавливался сомнительный смысл…) После средней школы, Милёхин устроил «дитё» в техникум. Каникулы «дитё» проводило у приёмного папаши. Жена и дочери жили отдельно. Окончив техникум, «дитё» возвратилось под тот же кров. Милёхин устроил «дитё» на работу в руководящую контору. По его же откровению, «дитё» с работы возвращалось домой и не хотело выходить из дома. Милёхин принуждал «дитё» идти гулять к молодёжи. Но «дитё» не повиновалось. Тогда Милёхин подыскал «дитю» подходящую партию и выдал замуж, сыграв отнюдь не бедную свадьбу. И подарил «дитю» легковую автомашину. Семья Милёхина не возродилась.
— Ты о чём-то так сосредоточенно думаешь, — вслух заметил Милёхин, когда уже вышли на западную окраину леса, и дорога свернула в сторону дач.
— Да, я припоминаю один слух (Алексей заговорил о другом), давно дошедший до редакции … и, пользуясь моментом, что мы рядом, хочу уточнить, так ли это? Кулуарные пересуды перемалывали новость о «банном клубе районных верхов», враждебно настроенных против первого секретаря райкома Яноша… Осведомитель якобы донёс ему, что в бане «верхушка района» вкупе с прекрасным полом праздновала день рождения председателя райисполкома Мударина… А баня находилась на твоей производственной территории…
— Знаешь, Алексей, — Милёхин не дослушал Зимогора, заметно покраснев лицом, нетерпеливо прервал его, — дело прошлое. Теперь уже нет ни Яноша, ни той бани… Чистосердечно тебе говорю, — баб не было. (У них другой день для маскарада). Бражничали одни мужики… Идея создания бани к этому празднику… Да! Именно к этому празднику — принадлежит мне. И я считаю – это дело благородное. Баня всем полезна. И момент выбрал я удачный для того, чтобы получить «добро» на её строительство.
У председателя райисполкома, которым недавно стал Николай Мударин, приближался пятидесятилетний юбилей со дня рождения. Мог ли он воспротивиться собственному интересу! Надо знать (!) Мударина. Ты приезжий, не в курсе – напористый он мужик, всегда буром прёт (!) — бывший директор совхоза «Ковалёвский». Там он заслужил своим вздорным характером и диктаторством, мягко говоря, — великую нелюбовь к себе у большинства жителей хутора. И отыскался кто-то отчаянный…- экстравагантным образом выразил своё искреннее отношение к боссу: проник на второй этаж в его кабинет и оставил на рабочем столе автограф в виде кучи экскрементов… Теперь это подзабылось. А тогда событие обрело весёлые крылья, мигом облетело по всем закоулкам хутора. Народ потешился…
— А каков же уровень хозяйственной деятельности был у этого совхоза? – с улыбкой поинтересовался Алексей.
— Да как тебе сказать… Показатель, например, по производству молока достигался хитрым способом: Мударин на складе ( по блату с председателем райпо) добывал ящик-два сливочного масла. Отвозил его директору молочного завода, тот по таблице пересчитывал масло на молоко, давал ему справку, что план сдачи выполнен…
Приём «втирания очков» использовался им широко и по другим видам сельхозпродукции. Например, иллюзорные тонны капусты, свеклы, кукурузы якобы скармливались скоту…, и шли в зачёт выполнения планов и соцобязательств. Правда, он не единственный «фокусник» такого рода. Не брезговали подобной методикой и другие руководители хозяйств. Оттого множилось число Героев Социалистического Труда, гремели фанфары в честь великих трудовых достижений в сельском хозяйстве, а продуктов в магазинах – хоть шаром покати – пустые полки. Это не интересная тема…
— Ну, а как же Мударин, при таком положении дел в своём хозяйстве, стал председателем райисполкома? Что, райком не знал его хитростей?
— Знал. Не мог незнать. Но смотрел на это сквозь пальцы. Райкому важнее всего было, чтобы в отчётной документации фигурировали хорошие цифры. А, кроме того,- Мударин умел подольститься. Сдружился с Яношем. Кое-кто проговаривался, что тандем возник не на моральной основе… Сам понимаешь (!) – на какой… Но подобные дела вершатся тайно… Словом, председателем райисполкома Мударин стал в результате возникшей дружбы с первым лицом района. В соответствии с должностью, оказался в составе бюро райкома партии. Почувствовав в своих руках значительную власть, захотел, чтобы «золотая рыбка стала у него в услужении…» А он бы являлся повелителем. Но не случилось. А дружба с Яношем расстроилась…
— Так вот, я в ту пору передвижной механизированной колонной заправлял, продолжил рассказ Милёхин, но тут же умолк и оглянулся на звук приближающегостя мотоцикла… Путники сошли на обочину, пропустив транспорт. Милёхин снова заговорил, продолжая начатую мысль: — Помимо основной работы , моя организация занималась и строительством жилья. Однажды, после планёрки, я задержался в кабинете и, с глазу на глаз, предложил Мударину:
— Давай, Николай Дмитриевич, «общаком» к твоему дню рождения на моей территории, в тылу строящегося Дворца культуры, который сооружают мои люди, отчебучим баню. И весело отпразднуем в сауне твой юбилей. Надави на крупные конторы…деликатно. (Последнее слово Мударину не понравилось: деликатность – не его стиль (!)).
— Не учи бабушку кашлять!..- Резко ответил, сверкнув чёрными глазами. Он сидел за рабочим столом, курил и, молча, прокручивал в голове предложение.
– Напомни мне перед началом следующей планёрки, — сказал через минуту…- Хотя…в проекте же бани нет. И финансирования на неё тоже нет…
— А мы закажем проект,- говорю ему.
— Не имеем права строить баню! — высказал он законное возражение, повысив голос.
— А мы сделаем финт: замаскируем её, — поясняю, — для проектировщиков напишем вместо слова «баня» — «пункт для санитарной обработки тел». По линии Гражданской обороны его наличие даже необходимо.
Мударин помолчал… И согласился.
Так была на долевом участии сооружена баня. С завидным энтузиазмом! Все начальники организаций — участниц строительства стали членами банного клуба — «Посейдон».
— Почему Посейдон? – удивился Алексей.
— А разве не он бог морей?!
— Да. Но баня-то — не море!
— Но в основе же – вода! – захохотал Милёхин. И продолжил рассказ.
— В банном клубе на торжество собрались сливки района… Кулебякин, Барыгин, Самохвалов, Рукосуев, Зашибайло, Чекушкин, Сутягин, Налейко, Вороватов, Голощапов, Хищенко, Хохмачёв, Крохоборов, Змеевец. И, конечно, Мударин! Словом, — цвет общества, уважаемые люди.- Произнося эти слова, Милёхин сиял от восторга.- Не был приглашён только первый секретарь райкома партии Янош. Против него составился заговор: он не местный и вообще… «редиска» – не наш человек! Решили заменить его свойским — Мудариным. Но не вышло. Кто-то донёс Яношу о банном сообществе его тайных антагонистов. Началось следствие. Яношу важно было установить: присутствовал ли на этом банном пиршестве Мударин. Допросы шли один за другим. Собутыльников таскали в райком на «ковёр» по одному. Допрашивал сам Янош. Меня тоже он мурыжил дважды: «Скажи, что Мударин пьянствовал вместе с вами». Но я устоял. За это и сняли меня с должности начальника передвижной механизированной колонны. Чуть – чуть из партии не вышибли. Заступился один «высокий » чиновник Союзного масштаба… Как не вспомнить народную мудрость: мир не без добрых людей. И тут же оправдывается поговорка: не имей сто рублей, а имей тысячу – и ты всегда на коне!..
— Но прежде, чем зам. министра позвонил в обком партии, спасая меня, у пана аптекаря я взял справку, что купил ящик воды «Ессентуки-17», и заявил Яношу, показав эту справку, что спиртного не было, мол, пили исключительно минеральную воду…
Баню закрыли. Кто-то нашептал Яношу, что в сауне, мол, устраивается развлекаловка с прекрасным полом. И навет возвели на меня, как затейника языческого разгула…, являющегося хозяином бани. А ещё вспомнили, что якобы я развратил воспитанницу, которую принял в свою семью из чисто человеческих побуждений. Откуда только берут этот вздор?..
— Да, я приютил восьмиклассницу, сироту, подругу своих дочерей… И что же, что она красивая? Не из-за красоты приютил, а из человеколюбия. Её родная тётка плохо ухаживала за ней. А с моими дочерьми ей было у нас хорошо. Правда, вскоре случилась неприятность: жена приревновала и ушла от меня. А за нею следом – дочери. Но я был твёрд в намерениях и сироту не оставил без приюта. Я один остался возле неё, пока она закончила учёбу в средней школе. А потом помог поступить в кооперативный техникум. И после получения диплома, устроил её на работу в администрацию. К тому времени власть сменилась: Яноша в райкоме уже не было. Тогда всех трёх секретарей райкома партии, — назовём это деликатным словом. — упразднили разом. — Толку от них – никакого! А магазином-распределителем пользовались прямо в райкомовском дворе: им поставка продуктов шла непосредственно с предприятий: мясокомбината, сырзавода… В магазинах этих продуктов не было.
На место первого секретаря в райкоме встал Змеевец. Наш человек — член баннгого клуба «Посейдон». Мы ещё теснее сдружились!.. Ты поймёшь- почему… Я тебе кое-что покажу…
— И что же, когда стал первым секретарём Змеевец, в магазинах появились дефицитные продукты, такие как: сыр, сметана, колбаса, мясо?- Алексей с иронией смотрел на Милёхина.
Милёхин умолк. В возникшую минуту тишины особенно отчётливо слышался витиеватый высвист желтобрюхой иволги. Она легко и, казалось, весело модулировала своим прекрасным птичьим «сопрано». Лесная песня будто пробудила от задумчивости повествователя. Он ударился в декламацию:
Где-то плачет иволга,
схоронясь в дупло,
Только мне не плачется –
На душе светло!
— Заметно несовпадение в эмоциональном настрое иволги реальной и стихотворной, — отметил Алексей.
Прямой вопрос Зимогора завис в воздухе. Милёхин заболтал его стихами.
–А какова дальнейшая судьба клуба «Посейдон»?- не получив ответа, полюбопытствовал — Зимогор.
— Судьба клуба «Посейдон»? – быстро переспросил Милёхин. – Клуб живёт и здравствует! Старую баню по распоряжению Яноша, — снесли. Но баня, как птица Феникс, возродилась из пепла в новом облике. На новом, ещё более прекрасном месте, на краю леса, возле моей дачи. Вот мы к ней подходим. Видишь? – Одноэтажная красавица! Плод совместного труда банного содружества. Здесь каждую пятницу собирается вся компания единомышленников. Сегодня моя очередь воду греть.
— Дровами?
— Газом. Только чиркнуть спичкой…- улыбнулся Милёхин. — Смотри, пейзаж – закачаешься! Роскошные вязы обрамляют поляну. На ней — тент над длинным столом. Он – на случай дождя. И от солнца хорошее укрытие. На этих лавках, что вдоль стола с обеих сторон, могла бы разместиться целая полеводческая бригада. А восседает элита города! – Милёхин говорил с пафосом. Особо подчеркнул одно обстоятельство: Змеевец с нами теперь не парится…и за этим столом не сидит…сам понимаешь почему…Первый секретарь райкома (!) -(бывший коровий врач)… Но один сюда наведывается … Может, и не один… хе-хе (!) — лицо Милёхина приняло загадочное выражение…
Алексей слушал, отмалчивался, а в голове шла работа: по полочкам раскладывались словесные акценты повествователя… А тот был в ударе:
— Обрати внимание: дорожка, ведущая к водопаду, посыпана песочком.
Давай дойдём до него, полюбуешься, сидя в беседке. Потом я разожгу котёл…
Ты не хотел бы присоединиться к нашему дружному братству?.. Будешь членом клуба «Посейдон»…- Милёхин осторожно закинул удочку…
-Нет, спасибо. Я предпочитаю маскарад – у себя под душем. – А… предположим, согласился… Как бы чувствовали себя твои сообщники?
— Сообщники? – Милёхин поморщился: слово какое-то…будто преступники…
— Давай заменим: «единомышленники», «соратники», «партнёры», «друзья» «собутыльники»…- выбирай!
— Члены клуба чувствовали бы себя превосходно (!), — сказал Милёхин, — они же поручили пригласить тебя, при случае. Вот случай и представился. Раскрою секрет: конкретно…идею подал Кулебякин. Остальные поддержали.
— Очень странно, что Кулебякин… — Алексей сдвинул пречами. -Ты читал в газете статью «Флагман без компаса»? Это же о градообразующем предприятии, каким является его консервный завод. Подпись видел? Я за псевдоним не прячусь.
— Конечно, читал… Думаю, именно статья и побудила его к дипломатии. Кулебякин — человек мудрый, чтобы оградить себя на будущее, настроен расположить тебя к дружбе с нами… И я не вижу в этом ничего плохого?
Про себя Алексей подумал: «Поступи я так, как предлагает Милёхин, — сам себе должен буду «воткнуть кляп в горло. Какой я журналист после этого?». А вслух сказал:
— Ни к кому лично вражды не питаю,- но для меня дружба с твоею компанией – не по сеньке шапка… Характер службы моей не располагает к этому… Показывай водопад.
— Да мы уже подходим к нему, слышишь?… шумит. У него высота падения чуть больше двух метров… А характер службы формируется людьми…- без всякого перехода продолжил Милёхин.- Сужу по себе. Мне трудовое законодательство предписывает ежедневно работать как минимум – восемь часов. А я успеваю сделать всё необходимое — за три…. Остальное время могу использовать по своему усмотрению… Мой принцип: работа не должна мешать мне… получать от жизни удовольствие! Помню, в школе пичкали нас цитатой из романа «Как закалялась сталь». Там есть такие слова: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества». — Видишь, до сих пор помню наизусть…- Милёхин с ироничной горделивостью вскинул голову, и продолжал:
— Во всей этой длиннющей тираде самые важные для меня слова, вот эти: « Жизнь даётся человеку один раз!!!». Этот факт все давно осознали. Принцип Николая Островского – устарел! И ушёл в небытие вместе с Павкой Корчагиным и всей революционной эпохой… Какое дело мне до всего человечества?! – Милёхин, увлёкшись, перешёл на высокий тон. — Почему я должен ради этой химеры жертвовать собственным благополучием, урезая себе жизнь?! И так думает каждый член клуба «Посейдон». Скажу больше: в райкоме партии думают не иначе! Ты скоро в этом убедишься… Жить нужно теперь(!) в своё удовольствие, а после нас – хоть потоп!
— Вспомни магазин-распределитель на территории райкома партии. Для них привозят мясо, колбасы, сыр, сметану… В отдельно взятом райкоме — свой коммунизм! А для человечества…(для тёти Фроси, уборщицы твоей редакции, которую для благозвучия переименовали в техничку, получающей 60 рэ в месяц) — в магазинах полки забиты трехлитровыми банками с зелёными маринованными томатами. И всё!.. Или ты это не видишь? Или ты этого не знаешь?.. На всех земных благ не хватает…
— Наш клуб тоже живёт в коммунизме! Мы – не лучше райкомовцев. Но у нас нет магазина-распределителя, который бы мозолил людям глаза, демонстрируя вопиющее неравенство. Зато есть у всех членов клуба беспрепятственный доступ к складам хозяйств района. Любые продукты бери – по себестоимости. Копеечная цена! Килограмм арбузов, например,- пять копеек. При зарплате, скажем, 250-280 рублей – жить можно припеваючи… А ты получаешь 120 рэ. в месяц. На эти 120 рэ. должен обувать, одевать, кормить всю семью. Крупы в магазине покупать по розничной цене. Овощи на рынке – по рыночной…О мясе можешь только мечтать… И при подобных обстоятельствах – чего стоят твои принципы? Чего собираешься добиться упрямством своим? Желаешь заслужить авторитет борца за правду и справедливость?…- Авторитета не будет! Тебя испачкают грязью… И жить спокойно не дадут. Ни тебе, ни твоей семье. Загонят в угол. Один – в поле воин только в борьбе с ветром… А где есть замкнутые сообщества, типа – «Посейдон»… где все свои…та-ам номер не пройдёт!..
— Райком – тоже замкнутое сообщество…Демократические институты… группы народного контроля, комитеты профсоюзов… Это всего лишь – благовидная вывеска, имитирующая народовластие. Каждый их член думает в первую очередь – о себе. И пользуется тем, что представляет собой определённый общественный институт. Вспомни народную мудрость: своя рубашка ближе к телу. Это многовековой продукт житейской практики народа…
— Да. Я заговорился…- Милёхин прервал сам себя…- А эту дорожку прочистили мы своей компанией. Теперь идёшь, как по Бродвею. Не спотыкаешься. Вырубили кусты. Привезли песочек. Разбросали. На возвышении, перед склоном к водопаду соорудили беседку. Вот она,- Милёхин сделал в её сторону движение рукой, — пристроили удобную лавку. Получился романтический уголок. Особенно приятный для двоих!.. — Посидишь в беседке?.. Посиди! Послушай воркотню водопада, а я сбегаю и разожгу котёл… Пусть вода нагревается. Потом заглянем ко мне в дачный домик, кое-что увидишь…Тебе это полезно. А если хочешь, пойдём теперь же со мной…
— Посижу. Здесь приют спокойствия, простор для размышленья…- А подумать есть о чём, — принуждённо улыбнулся Зимогор.
— Думай, думай! – Отозвался Милёхин. И торопливо ушёл.
Алексей поставил этюдник на краю дорожки. Оделся. Присел на довольно широкую лавку, гладко выстроганную. Закурил, глядя на падающую струю воды. Она бурлила внизу, поблескивая в солнечном луче и образуя кипящую белую пену. В ней рождался монотонный, убаюкивающий шум. Дальше поток, петляя и журча, устремлялся на встречу с рекой. Почти к тому месту, откуда Зимогор и Милёхин пришли. «Не случайно назвали эту мини-речку – Сутолокой: толчется, едва ли не на одном месте с бесчисленными поворотами» — подумал Алексей. Из ближних кустов бересклета и окружающих деревьев пойменного леса доносились весёлые голоса птиц.
Пространный монолог Милёхина озадачил Алексея. Размышляя над услышанными словами, он прикрыл глаза…
В сущности, ничего нового «хозяин здешних мест» не сказал. Зимогор сам видел происходящее. Удивило, что Милёхин, с партийным билетом в кармане, который разными ухищрениями спасал от разгневанного секретаря райкома Яноша, сформулировал свою идейную позицию, откровенно ополчившись против известной цитаты Николая Островского, и подчеркнул, что так думают все члены банного клуба «Посейдон». Хотя позиция эта с ортодоксальной точки зрения…и просто человеческой – крайне сомнительная…
Зимогор не знал, с чем сравнить раскрывшийся образ собеседника. Он в задумчивости курил… стали появляться картинки с именами известных с детства героев…с времён былой войны…Виктор Талалихин, в ночном полёте таранящий вражеский самолёт; Николай Гастелло, пикирующий в горящем самолёте на колонну вражеских машин; Александр Матросов, подползающий с гранатами к огнедыщащей амбразуре ДОТа; молодогвардейцы Краснодона…- юные патриоты не щадившие своей жизни во имя Отчизны — их список бесконечен! Болезненно сжалось сердце, и увлажнились глаза Алексея при появлении образа юной москвички, Зои Космодемьянской… мужественно стоит она перед виселицей в подмосковном селе Петрищево – со связанными за спиной руками, непокорённая и бесстрашная, с горящим взором и пламенной речью, обращённой к людям. В последние мгновения жизни славит она величие Родины, выражая этим свою дочернюю любовь к ней, и презрение к врагам, оголтелой толпой окруживших её… Подошедший в эту минуту Милёхин, оказался в стане врагов…
— Пойдём, — дошло до сознания Зимогора призываное слово…
Голос будто пробудил Алексея. Он тряхнул головой — видение исчезло, а ощущение сохранилось, хотя из забытья вернулся к реальности…
— Ты задремал, что ли? – спросил Милёхин, когда Алексей взяв этюдник, последовал за ним.
— Да, — односложно ответил Алексей, нехотя.
— Ну, а что ты надумал? Моё предложение помнишь?
— Ничего не надумал…
— Подумай, подумай…
— А куда тебя переместили, когда по требованию Яноша упразднили на месте начальника передвижной колонны? – (не в тему) спросил Алексей.
— Переместили на должность главного гидротехника района, — ответил Милёхин и загадочно улыбнулся.- А вскоре на месте Яноша первым секретарём райкома партии оказался Змеевец. Он назначил меня заместителем председателя районного агропромышленного объединения (РАПО). Эту должность исполняю и теперь.
— Алексей кивнул головой, не произнеся ни слова.
Минуту- другую шли молча.
— А с какой целью ты затеял тогда строительство бани? – Алексей смотрел в плоское лицо спутника, будто изучая его сплюснутый нос, и лукавый взгляд бледно-серых глаз, — только ли для весёлого юбилея Мударина, чтобы польстить ему?
— Ну, сам подумай, для чего нужна баня!… Ведь это знают все! Чтобы чистым быть!- Милёхин отвечал с интонацией, в которой холодно звенели нотки раздражения.
— Для этого достаточно регулярно посещать городскую баню, — усомнился Алексей.
— Сравнил!.. (Он произнёс фразу, которую по этическим соображениям привести нельзя). – И добавил, — там не возникает чувство праздника…
…
— А в чём состояло назначение клуба «Посейдон»? – допытывался Алексей. – В дружном посещении сауны?
— Представь себе, это именно так: приятный пятничный отдых после трудовой недели, — ответил Милёхин, — и коллективное чаепитие. . Даже на упоминание о производственных делах был установлен крутой запрет, одобренный всеми членами клуба. И на алкоголь – тоже.
— А где же был упомянутый тобой в составе клуба Хищенко, который о таком запрете ничего не знает. Он мне рассказал, что все производственные вопросы решались именно в бане. А в понедельник утром на официальной планёрке банное решение формально озвучивалось в здании админисрации района. Вопрос расстановки и перемещения кадров тоже решался в бане. В частности, о перемещении того же Хищенко с должности заведующего производством Общепита — в Управление дорожного строительства на место заместителя начальника, — так он сказал.
Милёхин секунду молчал. Глаза его наливались кровью. Потом выпалил:
— У этого Хищенко – вода в ж… не держится!…
— Ну, Саня, не горячись, — сдерживая ехидную улыбку, сказал Алексей: не знал человек, что тайну нужно беречь…
— Пройдя мимо бани, вышли к просёлочной дороге, приведшей их сюда, за которой возвышалось двухэтажное строение – дачный домик Милёхина. Всё владение огорожено деревянным забором. Калитка не заперта…
Алексей, размышлявший по пути над ответами хозяина дачи на его вопросы,
склонялся к мысли, что баня была задумана Милёхиным отнюдь не ради «чистоты телесной». Она могла стать предпосылкой для приближения к себе «верхов» района… Расчётливый Милёхин стремился «незаметно» образовать элитарный клуб из самых влиятельных лиц района, – руководителей предприятий, — предугадывая, что в таком тесном и «обнажённом» общении, за рюмкой чая, не избежать обсуждения серьёзных тем. И он в этой компании будет не гостем, а хозяином, что даст свои преимущества…
Прошли маленький дворик: от калитки до крыльца — три-четыре шага. Даже не пытаясь отпереть дверь, Милёхин потянул ручку на себя. Дверь открылась. Это удивило Алексея: двухэтажный дом у самого леса, – «дверь не заперта (!)…».
— А для чего запирать? – удивился вопросу Милёхин, — бомжи всё равно откроют… А так – они здесь хозяева. Для них стоит диван… — рассказывая, Милёхин вошёл в прихожую, затем – в следующую комнату, Алексей, не отставая, шёл за ним. Всюду был порядок. Следов пребывания бомжей – не видно. Диван застелен покрывалом из искусственной декоративной ткани коричневого цвета. Тумбочка. Небольшой столик. Два стареньких стула. На столе — стопка журналов, среди них: «Огонёк», «Работница», «Крестьянка», «Вокруг света»… На подоконнике, зашторенного белыми занавесками окна, в фаянсовых горшёчках – цветущая герань: розовая, фиолетовая, красная… Пол вымыт…
— И здесь живут бомжи? – удивился Алексей, оглядевшись.
— Представь себе!…- весело усмехнулся Милёхин, кивнув головой. — На тумбочке ещё должна была стоять ваза с букетом хризантем… Давай поднимемся на верх, если она там, значит Змеевец днём здесь был…
Озадаченный Алексей, ни слова не говоря, последовал за хозяином: он не мог понять таинственную ситуацию с бомжами… Милёхин, загадочно взглянув на Алексея, торжественно отпер дверь, ведущую в верхние комнаты.
— Ты только ни чему не удивляйся, сказал он, взглянув на Алексея, и распахнул дверь. Гость, войдя в переднюю, увидел две двери. Одна из них вела в спальню (она была приоткрыта), другая – в совмещённый с душем санузел. В передней стояла газовая плита, кухонный стол, посудный шкаф, холодильник, два стула. Перед столом на стене ярким пятном смотрелся натюрморт, с цветами и фруктами. В дальнем углу, неподалёку от окна, с опущенной тёмно-вишнёвой гардиной, напротив туалета — шкаф для верхней одежды.
Одним взглядом, с поворотом головы, окинув кухню, Алексей вслед за Милёхиным вошёл в комнату, дверь которой была приоткрыта. Первое, что бросилось в глаза – букет роскошных белых хризантем в расписной фаянсовой вазе, стоявший на журнальном столике, между двух кресел, у огромной низкой кровати, со смятыми подушками и наспех наброшенным светлым покрывалом, занимавшей всю середину спальни. Огромная, как корабль, кровать господствовала в этом небольшом пространстве. Милёхин смотрел на цветы с улыбкой. Алексей, отметив это про себя, взглянул на картины, искусно изображенной маслом природы, висевшие на стенах. И тоже перевёл взгляд на хризантемы.
— Теперь понял, почему внизу цветов не оказалось?- спросил Милёхин.
— Потому, что их унесли наверх, — легко решил задачу Алексей с улыбкой, не понимая, на что намекает хозяин.
— Был сегодня здесь Змеевец…с очередной Фифой – будничным голосом проговорил Милёхин…и умолк. После этой фразы, Алексей уловил общий смысл повторявшихся словно рефрен намёков : «я тебе кое-что покажу…ты всё поймёшь…». Если этот смысл облечь в слова, можно прочесть следующее: «Первый секретарь райкома партии Змеевец живёт по тому же принципу, что и его подручный Милёхин, а именно: работа не должна мешать ему… получать от жизни удовольствие».
— А для чего ты мне всё это показал? – спросил он хозяина облагороженного живописью вертепа.
— Мне хотелось аргументировано доказать, что архаичные убеждения, законсервировавшиеся в твоей голове в виде цитаты Островского, лишают тебя многих жизненных благ. Но стоит лишь войти в наш круг – и перед тобой откроется другая жизнь. Ты тоже в этом гостеприимном доме будешь не гостем, а равным со мной и Змеевцом — хозяином. Останешься с нами на маскарад в бане?
— Нет. Мне уже пора уходить. Меня ждут дома, — ответил Алексей, взяв этюдник и направляясь к выходу. Милёхин извлёк из вазы цветы и последовал за уходящим гостем. Спускаясь по лестнице, Алексей фантастическим образом услышал голос Мефистофеля из «Фауста» Иоганна Гёте:
« Не день ли скоро Страшного суда?
Как погляжу на этих я каналий…»
— У тебя здесь какая-то сложная система отношений с бомжами…- высказал своё недоумение Алексей уже на улице, бросив быстрый взгляд на поравнявшегося с ним Милёхина.
— Ничего сложного, — ответил хозяин, разведя руками.- Этот бомж, живущий здесь и охраняющий дачу, главарь в своём кругу. И человек со смекалкой. Он всё правильно понимает. Не то, что некоторые…- ухмыльнулся Милёхин, и прищурил левый глаз, с намёком кивнув Алексею.
За калиткой Милёхин, остановившись, ещё раз спросил Алексея:
— А может, всё-таки останешься?..
— Нет-нет! — решительно ответил Зимогор, — мне нужно домой.
— Ну, дорога не хитрая, приведёт на остановку… прямо-прямо до поворота. Свернёшь направо, и – снова прямиком до конторы Садового товарищества, которая у самого пруда. Не забывай о моём, то-бишь… о нашем предложении. Надеюсь, благоразумие победит. Вот тебе в подарок букет хризантем. Они долго не вянут. И всё время будут напоминать о нашем разговоре. Милёхин, протянув Алексею букет, несколько секунд держал его на вытянутой руке.
Алексей, не шевельнувшись, сказал:
— Спасибо за порыв щедрости, но эти цветы оставь для первоначального их назначения…
И ушёл, решив впредь не встречаться с Милёхиным...