Владимир Спектор
СТИХИ ИЗ СОВЕТСКОЙ ТЕТРАДИ
Путевых указателей с табличками «старость» или «молодость» в реальной жизни нет. Всё происходит естественно и, практически, незаметно. Просто в один прекрасный день понимаешь, что обращение «ветеран» - это как раз в твой адрес, и ещё замечаешь, что память, даже дырявая, полна милыми сердцу и интересными уму воспоминаниями, которые, порой, увлекают больше, чем происходящие в эту минуту события. При этом никакого желания «декоммунизировать» прошлое не возникает. Ведь всё хорошее и плохое – оно уже там, в зазеркалье, и бороться с ним просто бессмысленно. Кстати, удивительная вещь – главные борцы с прошлым как раз те, кто в нем был обласкан партийно-комсомольскими чинами и привилегиями, но им этого, как героине сказки о золотой рыбке, показалось мало. О том, что финал у сказки печальный, видимо, забывается... У «простых советских людей» (именно так нас тогда называли) отношение к прошлому сложное. В нём, как во все времена, были дни радости и горя, победы и разочарования, рождение надежд и их крушения... Было много несправедливости, глупости, зависти, жадности (как везде и всегда), но был и лозунг «Человек человеку – друг, товарищ и брат», за который я готов простить многое. Вот с этими мыслями я и заглянул в старые тетради. И убедился – ничего не меняется.
* * *
Нужны ли сегодня стихи,
И эта печаль между строчек,
Когда от лесковской блохи
Остался лишь лапки кусочек.
Когда между мной и тобой
Из всех интересов – бубновый,
А лозунг за нашей спиной –
Позавчерашний, не новый.
Когда городские черты
Стираются, словно подошвы.
Со временем, вроде, на «ты»,
Но только не с будущим.
С прошлым.
* * *
Это город. И в нём не хватает тепла.
И не осень прохладу с собой принесла.
Не хватает тепла в руках и душе,
В ручке мало тепла и в карандаше.
Не хватает тепла во встречных глазах.
В них смятенье и холод. А, может быть, страх.
В этом городе нищим не подают.
Им по праздникам дарят весёлый салют.
В тёмном небе избыток слепящих огней,
Но не греют они суету площадей.
Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ
В этом городе тёплых разбитых сердец.
* * *
Мой дед здороваться любил
И вслух читать газеты.
Читал, покуда было сил,
Про жизнь на белом свете.
С машиной швейной был в ладу
И с нашей старой печкой.
А вот в пятнадцатом году –
Стрелял под Берестечком.
«Прицел такой-то… Трубка… Пли!..» –
Рассказывал он внукам.
В работу верил - Не в рубли.
И уважал науку.
Моим пятёркам был он рад.
Предсказывал победы.
Хотел, чтоб был я дипломат…
А я похож на деда.
ДЕТСТВО
Дед шил шапки
И пел песни.
А я сидел на столе
И ел картошку.
Пахло кожей
И тёплым мехом.
А на стене
Висела карта мира.
И два портрета
Висели рядом.
А на них –
Два моих дяди,
Одеты в солдатскую форму,
Чему-то задорно смеялись…
Давно дед сшил
Последнюю шапку.
Давно дед спел
Последнюю песню.
А со своих портретов
Смеются геройски дяди…
Смеются
Из моего детства.
ПИСЬМО ДРУГУ
Книгочей, бессребреник, простак…
Жизнь – как схема без обратной связи.
Может, в книжках – что-нибудь не так,
Раз судьба – как строчка в пересказе.
Синева – в глазах и за окном,
Темнота – в делах, а, может, в душах.
Почитаешь – пишут об одном,
И совсем другое слышат уши.
Что ж готовит нам грядущий день?
Чьи же роли в пьесе мы играем?
Ленского, Онегина ли тень
Задержалась над родимым краем?
А на кухне факел голубой
Чайник вновь довёл до исступленья.
И плывут над нашею судьбой
Облака чужого поколенья.
* * *
А мы – как детали машин
Средь связей то жёстких, то гибких.
И, кажется, вот-вот решим,
И преодолеем ошибки.
Решим уравненье своё,
Где звенья, шарниры и своды
Металл свой, как люди житьё,
Ломают за степень свободы.
* * *
Параллелограмм перестраивается
в круг
И спрямляет углы.
Бывший враг говорит тебе:
«Друг»,
А вратарь забивает голы.
День темнеет и падает
В ночь,
Улыбаясь, светлеет мрак…
Тот, кто может, не хочет помочь,
Тот, кто хочет, не знает как.
* * *
Бурьян пророс из детства моего.
Я не узнал его - он посерел от пыли.
Качаясь скорбно на ветру,
Он шелестит и шепчет мне:
“Мы были. И ты играл со мной
В военную игру…”
“И с другом! – Я кричу ему. –
И с другом!”
И смотрит дочка на бурьян с испугом.
А он пророс из детства моего.
* * *
Мы лишние люди. Пора, брат, пора.
Печоринским знаменем клясться не будем.
И, всё же, как в поле идут трактора,
Так мы с тобой катимся в лишние люди.
Забытые лозунги бродят, как квас,
Плакатов глазницы глядят очумело.
Мы – лишние люди, уходим, как класс,
И это, наверное, главное дело.
Помашет рукой удалой Азамат,
И что-то Максимыч шепнёт с укоризной.
И снова с тобой, как столетье назад,
Мы - лишние люди у нищей Отчизны.
И, видно, нескоро придет романист,
Который покажет нас всех, как явленье.
Уходит эпоха, как фильм «Коммунист»,
Как эхо потерянного поколенья…
* * *
На вокзале жизнь другая.
Там уборщица, ругая
всех и всё,
в жару, в морозы
Выметает смех и слёзы.
Там на лавке ожиданья
Время, скорость, расстоянье,
как в задачке школьных лет,
не дают найти ответ.
Там другого нет пути – чемодан
в вагон внести
И за рокотом движенья ощутить вдруг
напряженье
Дня и ночи,
сердца,
крови,
Спрятав память в изголовье...
* * *
Я тихоход - я медленно хожу.
По сторонам внимательно гляжу.
Постичь пытаюсь: «Что и как?»
Найти среди недобрых
Добрый знак.
Не тороплюсь. И, всё ж, хочу успеть
Всё, что положено мне,
Досмотреть.
А вдруг мелькнёт сквозь
Семь обычных бед
* * *
Шаг за шагом познаю себя,
Сравнивая то, что было, с тем,
Что стало.
Жизненную книгу теребя,
Продираясь сквозь кварталы
И вокзалы.
Правила познавший назубок,
Я не путаю, где красный,
Где зелёный…
Но какой от этих знаний прок
В сантиметре от обрывистого склона.
* * *
Сияющая даль социализма
Исчезла за холмами небылиц.
Мы дышим спёртым воздухом цинизма,
И удивленье сходит с наших лиц.
Кто был никем… А, впрочем, был иль не был –
Душа молчит, как смятая ботва.
То хлеба не хватает ей, то неба…
И, словно выстрелы – слова, слова...
* * *
У каждого – своё,
И каждому – своё.
Глянь – не над падалью
Кружится вороньё –
Над Родиной. Уж в небе стало тесно,
Хоть жить, по-прежнему,
Тревожно-интересно.
Своё вдруг кажется
Совсем чужим,
Мечты сгорают, превращаясь в дым,
Не в журавлей, как думал я когда-то,
И не в вороний след
На дне заката.
* * *
И бабка, что курила «Беломор»,
И та, что рядом с нею восседала,
Покинули, покинули наш двор.
И на скамейке пусто стало.
И только девочка трех лет
Зовет беспечно: «Баба Сима!..»
Да белый свет. Да синий цвет,
Да желтый лист, летящий мимо.
* * *
Я двухкопеечных монет
Всегда держал запас в кармане,
Звонил друзьям. А чаще – маме.
Звонил и говорил: «Привет».
И слышал снова: «Береги
Больное горло. Приходите...»
Давно разорваны, как нити,
Сердца. Ни эха нет, ни зги...
Куда иду? На тёплый свет,
Что добротой своею манит.
И, кажется, поёт в кармане
Хор двухкопеечных монет.
* * *
Иду вдоль окон.
Тороплюсь. И всё же,
Нет-нет, и загляну в окно.
Их друг на друга нет похожих.
И, кажется, смотрю кино,
Где каждый кадр
За занавеской
Имеет подлинный сюжет.
Где вслед за рожицею детской
Ожжёт угрюмым взглядом дед…
А мне, как зрителю, мешает
Стекла зеркальная броня.
Я отражаюсь. Я мелькаю.
И окна смотрят на меня.
* * *
Было густо – стало мало.
Было много – стало редко.
И в сторонку от вокзала
Вытянута чья-то ветка.
И гудит по ней устало
Одинокий старый поезд,
То, что было, с тем, что стало,
Совмещая в слове «Совесть».
* * *
Что это? Горьких вишен
В этом году так много.
Что-то в моих деревьях
Сладость пошла на убыль.
Горечь дождей осенних
Вьелась в судьбу, в дорогу.
И пропитала землю,
И перешла на губы…
* * *
Нам бы пить с тобой вино
И поглядывать в окно,
Разговор вести о жизни,
О футболе -
Всё равно.
Ну, а мы с тобой сидим,
Друг на друга не глядим.
Только дым от сигареты
Между нами.
Только дым…
* * *
Горит трамвайная проводка,
И гарь тревожно в ноздри бьёт.
Опять судьба, как сумасбродка,
Мне жить даёт и не даёт.
Гремит на стыках конь железный.
И дым, и Крым, и Рим в башке…
И страшно жить, и интересно,
Не зная, что там, вдалеке...
* * *
Он попал под автобус «Ростов – Мариуполь»,
И кровавые пятна затмили стекло.
Как обычно, толпа хлопотала над трупом,
И шофёра в тоске безысходной рвало.
Между двух городов, посредине дороги
Он лежал на земле. Не бывает чудес.
Но завыл верный пёс во дворе в Таганроге.
И упала слеза из развёрстых небес.
* * *
Связаны по рукам и ногам
Всем, что сказано и не досказано.
«Аз воздам!» - И друзьям, и врагам,
Что по жизни одним миром мазаны.
«Аз воздам!» - Эхо сквозь времена,
Где за Словом встаёт многоточие,
Где над миром витают война,
Тишина и бессвязные прочие…
* * *
В частном доме с утра деревенский покой.
Лишь трамвай прозвенит вдалеке.
Это город родной за рекой, под рукой
На вишнёвом стоит сквозняке.
Поднимаются цены, густеет трава,
Вновь берёт нас в крутой оборот
Жизнь, которая даже в ошибках права.
Даже тем, что берёт и берёт...
* * *
Девятого мая, когда, подустав,
Примолкли оркестры к обеду,
Прямой и торжественный, словно Устав,
Шёл с праздника Воин Победы.
Как маршальский жезл, нес в руках он сирень,
Но не был безудержно весел
В святой и великий наш праздничный день,
Средь бодрых и радостных песен.
Быть может, усталость той грусти вина,
Иль память, что вечно нас гложет,
В которой судьба, и война, и страна,
И песни – морозом по коже.
«Ничто не забыто, никто не забыт»,
Особенно к праздничным датам.
Но, кажется, память – опять дефицит,
За быль, и за небыль расплата.
А день так прозрачен и радостно свеж,
Что в ритме победного вальса
Вся жизнь представляется цепью надежд,
Которой нельзя разорваться.
* * *
Лицейский сад. Осенний дым.
И сквозь него всё менее заметны
Последней реставрации следы,
И в помутневшем зеркале воды
Мерещится мне Всадник Медный.
Здесь всё знакомо по стихам -
И эти воды, и аллеи,
И ветер, вольный дух Борея,
Что гонит лист к моим ногам,
А тучи - к дальним берегам,
Всё тот же... Память не стареет.
Над непокорною главой
Гудят деревья вековые,
И, продолжая волшебство,
Звучат, звучат стихи его,
Над Украиной и Россией,
Над целым миром... Вопреки
Нелепым козням и запретам.
Стихи воздушны и легки,
Они близки и далеки,
Как слово. Как любовь Поэта...
* * *
Осень слышна едва-едва
В трепете крыльев, шорохе листьев.
На языке стынут слова
Из одинокой, предутренней жизни.
Над тишиной, как надо мной —
Звёзды пространства мигают с укором.
Я обернусь — а за спиной
Годы — сквозь листья, как тень разговора.
* * *
Не подсказываю никому,
Потому что и сам не знаю.
Не пойму ничего. Не пойму.
Начинается жизнь другая.
Может, время стихов ушло,
Время прозы суровой настало?
Жизнь, как птица с одним крылом,
Бьётся в каменной клетке квартала…
Владимир Спектор родился в Луганске., где окончил машиностроительный институт. После службы в армии работал конструктором, пресс-секретарем на тепловозостроительном заводе. Стал автором более 20-ти изобретений и даже членом-корреспондентом Транспортной академии Украины. Начиная с 90-х годов, занимался совсем другим. Работал главным редактором региональной телекомпании, собкором газеты «Магистраль»... Редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант".
Автор многих книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий. Сопредседатель Межрегионального Союза писателей. Среди последних публикаций – в журналах «Слово-Word», «Новый Континент», «Радуга», «Сетевая словесность», «Дети Ра», «Зарубежные задворки», «Этажи», «Чайка», «Особняк», «Золотое Руно», «Фабрика литературы», «Клаузура», газетах «День Литературы», «Поэтоград», «Литературные известия»...
С 2015 года живет в Германии.