Я и Наицонев. Том шестнадцатый

История одного человечества.


Я и Наицонев.

В ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.

ТОМ ШЕСТНАДЦАТЫЙ.


                2016 г.


Собрание сочинений
в 99 томах. Том 86-ой.



5186
Хоть и молчит в оркестре тишина,
Но всё ж на нём огромная вина.
Как к мастерству обмана обращение,
Такое тут уместно ощущение.
А я не знаю, это чёрта с два,
Чтоб подменить издержки мастерства.
И о таком величье повествует,
И всё в моей Ирине торжествует.
Я взял её за подлинность взамен
И не заметил важных перемен.
Была она изысканна. И мелко
Исполнена души её подделка.
Там, где сказал я Ире твёрдо: нет,
Бессилен был там даже мой сонет.
5186
Бессилен был там даже мой сонет.
Там, где сказал я Ире твёрдо: нет.
И потому совсем реален он.
Тот кислый-кислый съеденный лимон.
И никогда её я не забуду.
И без неё я жить уже не буду.
И много дней себя я уверял
В том, что её я этим проверял.
И веселил её я так, бывало,
Что и она со мной не унывала.
И я её тут и пленил мечтой,
Её увлёкшись странной красотой.
Тот, кто скрывался в тихом мраке рощи,
Был и худой, и немощный, и тощий.
5185
Был и худой, и немощный, и тощий
Тот, кто скрывался в тихом мраке рощи.
На первый взгляд как будто и не виден
Он мне служил в неприхотливом виде.
Потом её он сам себе продаст.
Ну, а затем мне пенсию отдаст,
Чтоб и она в его вошла квартиру.
Так полюбил он ласковую Иру.
Девицу эту, милую мою.
И получил я пенсию свою.
И через два, нет, не пройдёт и дня,
Как он ей скажет, сидя у огня,
Что покорит её он даже тощий.
А я следил за ним тогда из рощи.
5184
А я следил за ним тогда из рощи.
Там я стоял. Я был худой и тощий.
И в глубине туманного рассвета,
Светлейшего я жаждал в небе света.
Увидев Иру в ванне без одежд,
Я полон был осмысленных надежд.
И оттого и избежал мученья.
И избежать хотел нравоученья.
Но, как и я, был груб он оттого,
Что получил не более того.
И отражался в зеркале сознания
Не очень мною вдумчивого знания.
Был он худой и более чем тощий,
Тот, кто за мною наблюдал из рощи.
5183
Тот, кто за мною наблюдал из рощи,
Был и худой, и более чем тощий.
И кто-то скажет: «О, мадам даёт!»
А Ира песни звонкие поёт.
И пусть со струн звенит её гитара
При тусклом свете в клубах дымных пара.
Ту, что узнал по собственным рукам,
Я не хочу терять по пустякам.
Да и в компьютер лазить я не стану,
И представлять я вас не перестану.
И всё я тут не буду упрощать.
Но не настолько, чтоб не ощущать,
Что я худой и немощный, и тощий.
Да и несу свои я к бесу мощи.
5182
Да и несу свои я к бесу мощи.
И я худой и немощный, и тощий.
И в цирке шумном, где зверей навалом,
Тем сериалом, что в большом и в малом,
Тебе, моё идущее кино,
Не быть в забвенье памятью дано.
Мне не грозит из персиков омлет.
Кого люблю? Себя? Мне сколько лет?
Того, кого я знаю и люблю,
Его я в этом облаке ловлю.
И в нём, конечно, я не усомнился.
Зачем-то образ Иры мне приснился.
Я не прошу сочувствия себе
Уж в этой общей мнительной борьбе.
5180
Уж в этой общей мнительной борьбе
Я не прошу сочувствия себе.
Мной подтвердилось через время оно
Всё то, что в светлой трубке телефона
Всё мне, увы, вы тут же и явили
Желаньем взгляда. Чем и удивили.
Вы мне дарили радости поток.
И был лиричен в вас любви цветок.
Я ощущаю искренность гармонией,
И вижу нашу дружбу филармонией.
И мною тут же жадно получаемой,
Так беззаботно вами расточаемой.
Я верю вашим радости и ласке
В раздумье дня и в ожиданья сказке.
5177
В раздумье дня и в ожиданья сказке
Я верю вашим радости и ласке.
Им ручкою мороженое дав,
Смешили нас и кролик, и удав.
Как будто там, в двухкомнатной квартирке,
Включён компьютер. Ну, а мы-то в цирке!
Внимая свет божественных огней,
Встречаюсь с вами я уж много дней.
Да, я влюбился в дочь востока, в Иру,
Тебя считая лучшей данью миру.
Как этот образ светлый и большой,
Тебя люблю я чистою душой.
Идущих в ослепительную мглу,
Я вижу как подсевших на иглу.
5176
Я вижу как подсевших на иглу,
Идущих в ослепительную мглу.
Естественно, и чтоб без проволочки,
Из этой же прекрасной оболочки,
И возложил её я на кровать.
И стал безумно долго целовать.
Но, как в счастливом первомайском банте,
Пусть в единичном только варианте,
Когда ты зришь подобное создание,
Ты раскрываешь тайны мироздания,
Что не пришло и в голову ему.
И горд он был за них и потому.
И вот и снова стало жалко мне
Упавших и не выплывших в вине.
5175
Упавших и не выплывших в вине,
Я снова вижу тенью на окне.
Но было легче в воздухе эфиру.
Машины мчались, улыбаясь миру.
И в этой капле мёда на двоих,
Не отличишь своих не от своих.
И было всюду трепетно и марко
В летящих мимо Иры иномарках.
Текла река жестоких лимузинов.
И кое-где я видел и грузинов.
И в бездне дня по улицам истока
Я шёл среди ревущего потока.
И думалось уж почему-то мне
Об умерших невинно на войне.
5174
Об умерших невинно на войне
Подумалось тут почему-то мне.
Я ангел дивный чувству и друзьям
Так высоко приподнятый из ям.
А в красоте душевной мирозданья
Она дана мне в образе созданья.
И потому, что есть и в ней причина,
Вот и рождён я тут уж как мужчина.
И нету слов, чтоб вставить их в сонет,
Как идеал. Другого просто нет.
Меня зовущий и неразделимый
Я вижу в ней тот путь неодолимый.
Тот, кто не видел радости в мужчине,
Он не предастся горестной кручине.
5173
Он не предастся горестной кручине,
Тот, кто не видел радости в мужчине.
Он с нею снова, снова, да и снова.
И будто он у холода речного.
Когда, ложась в постель, не унимаются,
То обоюдным сексом занимаются.
Тот к ней полезет и под одеяло,
Кто видит в ней частицу идеала.
И нежность рук в наскальных стен проёме
Для гор и даже просто на подъёме.
Великолепьем хоженой тропы
В ней рост и крепость шага и стопы.
Тот, кто уверен в Ире, как в мужчине,
Наивен он по видимой причине.
5172
Наивен он по видимой причине,
Тот, кто уверен в Ире, как в мужчине.
И стройность шеи юностью дубов.
Луной улыбки конский ряд зубов.
А вот и море в шири голубой
И там, и там. И рот её трубой.
И только шорох роскоши усов.
И нету снизу майки и трусов.
Да и рубашки. И иного нет.
На ней костюм и брюки, и жакет.
Свет излучая прямо на постель,
Уж тут она и обретает цель.
Да и несёт моих желаний свет
Та, что тирану гордо скажет: «нет».
5171
Та, что тирану гордо скажет: «нет»,
Та и несёт моих желаний свет.
Да и мечту божественного дара,
И рюмочку чистейшего нектара
Несёт в руке томлений многопудья.
И уж идёт дорогой многолюдья
Божественно подвыпившей скитальцей,
Двуухой и двуруко-многопальцей.
Мечты моей двуликой и двуглазой.
И мне звенит хрустальной хрупкой вазой.
И реют тут богиней тёплых дланей
Лицо её и свет души желаний.
Ну, а иного в ней тут просто нет.
И не томится, слушая сонет.
5170
И не томится, слушая сонет.
Ну, а иных уж и в помине нет.
И не сгорел я. И живу при этом.
Воспламеняясь, греюсь дальним светом.
И плоть её возносится сама.
В ней много чувства, воли и ума.
И много неги и других вещей.
И я предвижу вкус горячих щей.
Приятных мыслей. Именно для нас.
И не погибну я в любовный час.
Любитель сласти, страсти, женской лести,
Погиб поэт, слуга невольной чести.
И уж нужды в том вовсе прежней нет.
И не томлюсь я, слушая сонет.
5169
И не томлюсь я, слушая сонет.
Иной нужды уж и в помине нет.
А рядом сплошь природы совершенство.
В тебе внутри самой её блаженство.
Чтобы момент любви не упустить,
Старайся всех обидчиков простить,
Идя за ней, переставляя ноги.
И нет иной правдивее дороги.
Тебя любя, тебе она дана.
Она твоя. И ваши времена.
Так чем же ты, несчастный, не доволен?
Любви своей ты выбор сделать волен.
И создавай лирический сонет.
И говори: «О, да! О, да!.. И нет».
5168
И говори: «О, да! О, да!.. И нет».
И создавай лирический сонет.
Раздвинув шире створки меж колен,
Бери её к себе в душевный плен.
И здесь уже то с вами будет самое!
И за порогом к вам идёт незнамое.
Вы в обиход стремления войдите.
К тем временам несмело подойдите.
И чтоб любить и страстно уговаривать,
Дано желанье вам. И разговаривать.
Скажи: «О, сколько дум приходит к нам!»
Остановись. Взгляни по сторонам.
Не дай себе засохнуть и заснуть,
Чтоб дать им шанс тебя ж и упрекнуть.
5167
Чтоб дать им шанс тебя ж и упрекнуть,
Не дай себе засохнуть и заснуть.
Да и потерей крови на войне
От осознанья действия извне
Останься жить. И так оно бывает.
Но сердце ничего не забывает.
Оно вполне сравнимо с временами
Противоречьем между мной и нами.
И если всё в том способе простое
Меж торжеством глубокого застоя,
Так вспоминай ты об особой разнице,
Да и стучи несдержанно по празднице.
И это нужно в теме намекнуть.
И ты при нём попробуй прикорнуть.
5166
И ты при нём попробуй прикорнуть.
При том, кому ты смеешь намекнуть
О том, что ты и не погрязнешь в бремени.
И не теряй ты понапрасну времени.
Сопливый нос всегда на бороде.
В такой среде ты будешь не везде.
Один успех. И это не беда.
И всё путём. И нету в том вреда.
Туда не ходят даже пароходы.
Туда нужны особые подходы.
Туда, куда не ходят поезда.
Куда туда? Вы спросите куда?..
И постоянный он туда спешитель.
И разрушитель он, и утешитель.
5165
И разрушитель он, и утешитель.
Любитель жизни. Он всего вершитель.
И принимайте позу раскорячия
И по углам, и по кустам безбрачия.
И от себя уж не оберегайтеся.
Квартера есть, входите, раздегайтеся.
А для уюта, я б сказал, квартерные
Есть разложеньем духа характерные.
Тогда они тобой не укоряемые,
Когда они взаимно доверяемые.
И ты увидишь  -  люди хороши.
На мир гляди по выбору души.
Твой добрый взгляд. И он же утешенье.
Но и судьбы спасенье и решенье.
5164
Но и судьбы спасенье и решенье.
Твой добрый взгляд. И он же утешенье.
А вот вода, она, притом, вода.
Так, мол, и так. И в этом и беда.
Скажи ему: «Тебе я не перечу.
Сам выходи. Ко мне иди навстречу.
Но не сиди ты долго так в засаде.
Пусть зло живёт в унынье и досаде.
Не соблазняйся злом души двурогим.
И в рассужденье будь прямым и строгим.
И в оправданье не ищи причины.
Гони ты их. Желай ты им кончины.
Творец беды, герой хандры и зла.
Да, он на нас готовит вертела.
5163
Да, он на нас готовит вертела.
А грусти взгляд, то порох в жизни зла.
Так будь же весел. И открой глаза.
Осёл не конь, коза не стрекоза.
Твердили все вокруг из ближних сёл,
Что вот о том беседу я не вёл.
Для тех, что тут спешат повеселиться,
Его ослица смотрит в ваши лица,
Пока нет солнца в небе и пока
В душе осла глубокая тоска.
И он живёт, как старый тигр с ослом,
Противоречьем меж добром и злом.
В заду кого возмездия игла,
Его безнравственны поступки и дела.
5162
Его безнравственны поступки и дела,
В заду кого возмездия игла.
И мир души. А в нём, конечно, Ира.
Нет в мире больше благ, чем благо мира.
И оглянись. Увидишь  -  это Ира.
Попей вина. И выпей и кефира.
Тебя спасёт томление эфира
От клеветы. И тут повсюду Ира.
Идёт с тобой твоё знаменье мира.
Ты посмотри с высот на торс кумира.
Уж если ты на то имеешь право,
Иди налево и смотри направо.
Да, он всегда, во всём повсюду прав.
И от своих не отступает прав.
5161
И от своих он не отступает прав.
Таков в нём нрав. Живёт он грусть поправ.
Не прикрываясь диском и фанерой,
Скреплённый верой, пьёт он полной мерой
Из ожиданий прерий котелка.
Нрав  -  он корова. Дай мне молока.
И нет спасенья ближнему от нрава.
Течёт он влево, и течёт он вправо.
Вином разлившись на живых телах,
Он продолжает сам себя в делах.
И с жизнью он, увы, и не кончается.
Нрав от привычки тем и отличается.
Потешить свой непобеждённый нрав
Имеет право тот, в ком больше прав.
5160
Имеет право тот, в ком больше прав,
Потешить свой непобеждённый нрав.
Уж я такой воспитанный и ловкий.
Я не люблю притворства и уловки.
И вот меня ты этим не обидишь.
А получилось так, как ты и видишь.
И получилось так, как получилось.
И оттого такое и случилось.
И нас лишили и любви, и блуда,
Преобразившись в маленькое чудо.
И как пришла пора, то жизнь в анклавах
Рождалась в муках, в бдениях и славах.
То, что не скажешь ты и на словах,
То не уложишь в умных головах.
5159
То не уложишь в умных головах,
То, что не скажешь ты и на словах.
И сколько членов вздрогнуть не успело
До красоты оголенного тела!
Не довелось до воплощённых целей,
Не досмотрелось через в бане щелей.
Не долюбилось в парках возле елей
И Церетелей, да и Гвердцителей.
Бригвадзе чудных и прелестных Наней.
И столько прочих всяких начинаний
Не дотянулось до любимых дланей.
И уйма гибнет радостных желаний.
И много будет праздничных побед.
А в это время от кровавых бед…
5158
А в это время от кровавых бед,
С тобой летящих над рекой побед,
И в тихой роще, и под шумной пущей,
Так вдохновенно в эросе живущей,
И наслаждаясь радостью большой,
Прощалось с жизнью сердцем и душой.
И всё такое прочее другое
В рисунках ярких Пикассо и Гойя.
И на его пастелевых отливах,
И в шелестящих в листьях переливах,
И у воды красот его журчащих,
В дубравах, в чащах, или в рощах чаще.
Живя в его заветах и оправах,
Я рассуждаю о судьбе и нравах.
5157
Я рассуждаю о судьбе и нравах,
Живя в его заветах и оправах.
И всё стерпи в подобном ты вопросе.
Вопрос решай в волнительном эросе.
Себя в себе с собою переспорив,
Дыша, живи, дыхание ускорив.
Как пишешь ты, вот так ты и пиши.
Пиши-дыши. Да и дыша, спеши.
Он заложил за гордое желанье
Письмо посланье. И себя в закланье.
И вот уж он склонился к письмецу
Надежды духа, бьющей по лицу.
Да, он влюбился в тот небесный свет.
И не томился, слушая сонет.
5156
И не томился, слушая сонет.
И сочинял решительный ответ.
И вот сидит он, бедный, на перине.
И с ним любви томление к Ирине.
Ему оно уж слишком дорогое.
Но не мечта, нет, странно тут другое.
И глубоко нездешнею мечтой
Он окроплён как некой высотой.
А излиянья эти слишком уж.
У женщины мужчина это муж.
Ему нужна не женщина, а розга.
Всё это враки. Воспаленье мозга.
Тот, кто, не веря в вечность, скажет «нет»,
Он не томится, слушая сонет.
5155
Он не томится, слушая сонет,
Тот, кто, не веря в вечность, скажет «нет».
И нежным распаляясь говорком,
Вы всё скажите страсти языком.
Тогда, как будто приняв вздох впервые,
Я воплощу вас в образы живые.
Но, слава Богу, я на свете есть.
Останьтесь вы такой, какой вы есть.
Дух отделив от тела и скелета,
Уж вы моя. И мне не странно это.
Вы мне гасите подсознанья свет.
Осталось тут каких-то тридцать лет.
Ах, извините! Но иного нет.
А кто-то любит чистый звон монет.
5154
А кто-то любит чистый звон монет
Всё в том же месте. А иного нет.
Я обречён быть с вами головами
В единой дружбе признанной не вами
Моим бездумьем трепетным наружу.
И наших с вами жизни сложных кружев,
Плетеньем мира, и круженьем вязей,
Не потеряв неумолимых связей,
Где очень любят внучек и внучат,
И где пророчат, а порой ворчат.
А те, к тебе бегущие уроки,
Спешат ко мне. И там проходят сроки.
Мы будем с вами вместе бесконечно,
Естественно, возвышенно и вечно.
5153
Естественно, возвышенно и вечно
В желанном месте нежно и сердечно.
Там мы вдвоём уж будем, наконец.
И в этом вот всему, всему конец.
Но мы конца не обозначим с вами,
С кем счастливы и делом, и словами.
И он не исчезает с временами,
Эффект желанья обретённый нами.
Да и предстанет радостью моей
Плод укреплённый нежностью твоей.
Кто понимает встречу совокупно,
Он неподкупен. И ему доступна
Мечта любить. И жить в сём мире вечно.
Порою праздно, а порой беспечно.
5152
Порою праздно, а порой беспечно
Мы будем жить. И жить мы будем вечно.
И вот потом нас время не забудет.
Всё будет так. И нежности пребудет.
О, только б, только б не было войны!
И плоть нужна. И возгласы нужны.
И в том оно. В том образе воспетом.
Возможно, летом. Дело тут не в этом.
Случится это раннею весной.
И излучится радость новизной.
А некий срок поднимет ваш живот
На случай тот, когда в нём плод живёт.
Судьба меня, вложив на рану бинт,
Тут закрутила в новый лабиринт.
5151
Тут закрутила в новый лабиринт
Судьба меня, вложив на рану бинт.
И всё. И всё. И в этом весь вопрос.
Я к вам прирос. Туда я просто врос.
И я останусь с вами всё равно.
Вас потерять, уж это не смешно.
И нет мне нужды в этом к вам взывать.
Я пребываю. Буду пребывать.
Я с вами там обычно пребывал.
Я там бывал. И к вам я там взывал.
Так часто вас я брал в свою кровать,
Что нету сил, чтоб руки разорвать.
И вот уж закрутился снова винт.
И с вами мы заходим в лабиринт.
5150
И с вами мы заходим в лабиринт.
А вот и закрутился снова винт.
И потому на вас я пру пехотой.
Да, я такой. И я беру с охотой.
Берёте с лёгкой мыслью головы
Меня, любя за эти блага, вы.
И счастью в нас до смертных дней служить.
И этим нам бы надо дорожить.
И не потерпят скуки и ротаций
Тех обладаний времена нотаций,
В соединенье с вдохновеньем в ноте,
Не в доме, нет, а в нашей с вами плоти.
К тем, чьи уже желанья у порога,
Порой крута и нелегка дорога.
5149
Порой крута и нелегка дорога
И к тем, уж чьи желанья у порога.
И я стремлюсь в тревоге и в волненье,
Сочась восторгом до остервененья,
Любить. И вы со мной туда летали
Любовью отороченной в детали.
Во вдохновенном глубиною теле
Дней больше сотни мигом пролетели.
Я обнимал вас и не в первый раз.
Вы были в меру. Были вы как раз.
И ваша плоть, а плоти в вас немало,
Мой плод любви собой воспринимала.
Струна звучанья вашего ума
В вас неподкупна, дерзка и пряма.
5148
В вас неподкупна, дерзка и пряма
Струна звучанья вашего ума.
Сам Страдивари пробует на скрипке,
Отдавшись вашей неге и улыбке.
Да, я пойду в желанный мной чулан,
Омолодившись и не приняв план.
Окольными ко мне идя дворами,
Жаровни наполняются дарами.
И смерть. Иду по угольям босой.
Нас не сразит с тобою взгляд косой.
А без любви такого не бывает.
Жизнь позовёт и радость оживает.
И нас коснулась нежность-недотрога
У нравственности высшего порога.
5146
У нравственности высшего порога
Меня коснулась нежность-недотрога.
Уже согласной с радостью большой,
Как торжество, я вижу вас душой
И глубиной томления взращённой,
Тончайшей плёнкой им же обращённой
И в красоты возвышенные блага,
И в упоенье, где ликует влага.
В сём организме сладостный дурман.
О, не обман! Нет-нет! То не обман!
Нежней, чем он, уж не бывает счастья.
В нём нет цены ни в целом, ни отчасти.
Стоит он гордо, а не за монету.
А за дары, которым равных нету.
5144
А за дары, которым равных нету,
Стоит он гордо, а не за монету.
Мне наступают на отростки пятков,
Не веря в цифры, шесть и шесть десятков.
Ах, только б, только б не было войны!
Цвет глаз, одежда, обувь и штаны!
И вижу я её предназначенье.
Порода! И вот в том её значенье.
Широкий шаг, как образ розы чайной.
Она с походкой столь необычайной
Во мне рождает то, чему перечу.
Та женщина, идущая навстречу.
Когда мне жизнь порой даёт советы,
Ищу я не вопросы, а ответы.
5143
Ищу я не вопросы, а ответы,
Когда мне жизнь порой даёт советы.
И в этом сам себе тут и сочувствуешь.
И ты почувствуешь всё то, что ты почувствуешь.
И нету слов, чтоб жаждою утоленных,
Идущих к нам живых и обездоленных.
И видишь ты и взлёт стихотворения.
Но иногда и торжество парения.
И очень уж порою несуразное.
И познаёшь ты многое и разное.
Но мир такой большой и неопознанный.
Да и сонет, возможно, неосознанный.
И я пишу свой вдумчивый сонет.
И я встречаю жизнь, которой нет.
5142
И я встречаю жизнь, которой нет.
Да и пишу свой вдумчивый сонет.
Уж как козлы, так бороды их свисли.
Там, где слова, там быть должны и мысли.
Писать нельзя, от мыслей отрываясь,
Погибнет смысл, за словом укрываясь.
Напукала, накакала, накокала.
А мне ходить вот тут вокруг да около.
Она нужна, но не у нас, а в Мексике.
И всё не так. И нормативность в лексике.
И будто в нём и брань, и ложь, и мат.
Пусть простоват я. Пусть я грубоват.
Да, я пишу лирический сонет.
И жизнь встречаю я, которой нет.
5141
И жизнь встречаю я, которой нет.
И мужа нет. Погас желанья свет.
«Я позову, как высохну».  -  «Зови!»
«Больная я. Я нынче вся в крови».
Она мне скажет: «Ваня, подожди!»
И вот я снял с причёски бигуди.
Листая про эротику меню,
Тут я её не трогаю фуфню.
Я не готовлю к ночи ей рога.
И я отрежу лучше пирога.
И мне теперь с постели не вставать.
Пошёл мужик свободу воевать.
А мужа-то уж и в помине нет.
И ждёт она на свой вопрос ответ.
5139
И ждёт она на свой вопрос ответ.
А мужа-то уж и в помине нет.
А там лежат без вести ветераны.
И взгляд упёрся в острый штык охраны.
И даже лоб твой каждый раз прохладен.
Ты беспощаден и к тому ж и жаден.
И в том ты грешен, что себе в укор
Ты не вступаешь в этот разговор.
Всю плоть земли включили в барыши.
Повсюду воры. Всюду торгаши.
Тому давно на Волге панорама,
Кто выгонял подобных им из храма.
Он демократ. На митинг он бежит.
И он пред божьей карой не дрожит.
5134
И он пред божьей карой не дрожит.
Он демократ. На митинг он бежит.
А эти прессы любят интересы.
Огласки усмирительные мессы.
Вас бьют и в глаз, и в бровь, и в мажордом,
Да и гаагским, мил дружок, судом.
И демократы очень уж настойчивы.
Вот потому так биржи неустойчивы.
И лишь доходы в принципе бессмертны.
А в остальном пути их крутивертны.
Лежит в канаве, да и не тоскует,
Наёмник, что своей судьбой рискует.
Тут каждый ищет выгоду свою
На деньги, отработав их в бою.
5133
На деньги, отработав их в бою,
Тут каждый ищет выгоду свою.
И в ответвленьях, и в зигзагах боя.
В корреспондентах нету тут отбоя.
Так демократ обычно поступает.
И дивиденд в компьютер поступает.
И в автоматных трещинах дубов,
И без голов, в лесах среди грибов,
Через тире в земле лежат солдаты,
Когда от даты и до новой даты
Уж нету прочих тайн и сновидений.
И нету тут и кризисов, падений.
Надёжность денег делая в бою,
Он создаёт империю свою.
5132
Он создаёт империю свою,
Надёжность денег делая в бою.
Там, в той ещё непросвещённой части
От демократов, что и рвутся к власти
И тихо, тихо в нежной дымке тают.
И депутаты сразу пролетают.
Или, к примеру, прорастают травки.
И тут они и повышают ставки.
Да и летят на Сербию ракеты.
И вводят их и в факсы, и в дискеты.
Чем тут надёжней суммы округляют,
Тем больше там по улицам стреляют.
Сидящий здесь, в совсем обычном банке,
Валюту зарабатывает в танке.
5131
Валюту зарабатывает в танке,
Сидящий тут, в своём обычном банке.
Не умирал, как гордая Кармен,
Там ни один министр и бизнесмен.
И не тревога, да и не терзание,
А отлученье или наказание.
Ишь, до чего додумался, пострел.
Ты против нас? Так вот тебе расстрел.
И к наказанью больше не приучивают.
Уж никого от церкви не отлучивают.
А ложь любых устоев окаяннее.
Жива в ком вера, в том и состояние.
Он и пролил на эту тему свет,
Её по колледжу из прошлых лет сосед.
5130
Её по колледжу из прошлых лет сосед
Уж и пролил на эту тему свет.
А это в выражение прямом
Служение с лукавством и умом.
Но прихожане в них совсем утрированы.
Хотя уже и храмы реставрированы.
Тут было то, что в жизни нас безбожней.
Ведь так надёжней, хоть и невозможней.
Туда не ходят даже поезда.
Но их пришлось переложить туда.
Хранил я деньги, распростившись с книжкой,
Не в банке, а закрыв жестяной крышкой.
А ранее мы жили на Таганке.
И вот уж мы храним валюту в банке.
5129
И вот уж мы храним валюту в банке.
В эпохе той, в эпохе интриганке.
Где и людей подобных не видали.
И родились мы в этой ближней дали.
Ты, как ядро в непостижимой плазме,
Земля моя, плывущая в маразме!
Когда душа в страданье кровоточит,
Томленьем ночи вам зальются очи.
И на песке волшебными гаданьями,
Страданьями и смерти ожиданьями
Ты сочинён уж на листе бумажном
На тему эту. Так бывает в каждом.
И я пишу очередной сонет
В той жизни, где, по сути, жизни нет.
5128
В той жизни, где, по сути, жизни нет,
Я и пишу очередной сонет.
Да и любой, конечно, в чём-то прав.
В правозащитницу всех этих наших прав,
Туда, где мы послали факс в Европу,
Колен согнутость выставлена в жопу.
И левым глазом в сторону косят.
И на канате день и ночь висят.
Да и была плутовка такова.
Шатались та и эта голова.
Он шею мне в момент перечеркнул.
Но не совсем. И в сторону согнул.
Вот я и съел тот времени ранет
В той жизни, где, по сути, жизни нет.
5127
В той жизни, где, по сути, жизни нет,
Там я и съел тот срезанный ранет.
Чтоб показать мучения гостям,
Мне надрезали шею по частям.
И лился кетчуп красный у ворот.
И уж его засовывали в рот.
Спустив штаны до вздрогнувших колен,
Мне мой тогда и отделили член,
Забыв как трудно было подыхать,
И в рот вложили. Стал я затухать.
О будущем я думать не могу.
Но память я о прошлом берегу.
Вернёмся к вам. А вас уж больше нет.
Но есть покупка в несколько монет.
5126
Но есть покупка в несколько монет.
Ты верь, родная, что былого нет.
И заживём мы в обновлённом мире.
Замочим всех в загрёбаном сортире.
Или какой-то Гришка там Распутин.
Или другой совсем неглупый Путин.
И повторится сей эксперимент
На монументе в радостный момент.
Пускай уж этих дней не оскорбят
Твой муж и ты, и четверо ребят.
Штандарт взовьётся. И уже тогда
Пройдут года, взойдёт моя звезда.
Ты, дорогая, этому не верь.
Да и не верь ты в то, что каждый зверь.
5125
Да и не верь ты в то, что каждый зверь.
И ты вот в эту истину не верь.
Хочу к тебе. Мечтаю быть везде!
Иду к воде. А ты-то, ты-то где?
И надомною звон летящих птиц.
Тоска бежит по вдоль моих ресниц.
Её прогнать без времени хочу.
Какой-то мышкой медленно кручу.
То место, где уж я и не хочу,
И той же мышкой третий день кручу.
Открой быстрей, а то пойду к врачу.
И закричу: «Родная, я хочу!»
И ты не жди. Не постучусь я в дверь.
Свобода нравов, говорят, теперь.
5124
Свобода нравов, говорят, теперь.
Не жди меня и ни в окно, ни в дверь.
Ну что ж, люби. А там встречай гостей.
Пропал, мол, так, без вести, без вестей.
И вот, увы, вы живы. Но в тюрьме.
Лежу я тут. В дорожном я дерьме.
Душа о вас по-прежнему болит.
Нашла ли мужа? Муж не инвалид?
С огромным он? Со связкой ремешков?
Вернулся ль тот. Из общих нам дружков?
Как прежде, любишь вафли? Или крем?
И как ты там? Встречалась ли? И с тем?
Переживаю за тебя, за друга,
Моя ты неизменная подруга.
5123
Моя ты неизменная подруга.
Переживаю за тебя, за друга.
И ожидаю вдумчивый ответ.
И шлю тебе свой пламенный привет.
А случай этой встречи приключился,
Пока ещё тому я не учился.
Как будто страстно женщину любя,
В предсмертной муке силясь и скорбя,
Слова в песке ладонями рисуя,
Всё изложить без метода, пасуя,
Уж мне хотелось, братцы, без нужды.
Постой-ка, брат мусью. Попей воды.
Была б жива любезная подруга.
И говорю я: «Угощу я друга».
5122
И говорю я: «Угощу я друга».
Забил снаряд я, помню, в пушку туго.
Я тут живу. Не рыба я, не сом.
Или в Уфе я? Бог с ним, с адресом.
Нет, нет, не там. А где-то под Казанью.
Она живёт, слыхал я, за Рязанью.
И где вот этот случай приключился,
В той русской школе я тогда учился.
Мне голову прибили у ворот,
Его отрезав, и воткнули в рот.
Я член на эту бойню обезбрежил.
Да, я уже тогда давно помрежил.
Кто хочет жить, тот должен потужить.
За друга можно голову сложить.
5121
За друга можно голову сложить.
Любой из нас хотел бы мирно жить.
Такая уж военная примета.
Теперь меня минуют краски лета.
Лишили оных без излишних слов,
Оставив так вот мокнуть без голов.
Потом своё решенье изменили.
И тут меня за скромность извинили.
И что писать про эту вот фигню.
Послали воевать тогда в Чечню.
Я жизнь любил. Тебя любил. Вино.
Ещё любил я старое кино.
Но я ушёл. Да, я ушёл служить.
Казалось мне, что я умею жить.
5120
Казалось мне, что я умею жить.
И я ушёл. И я ушёл служить.
Мы там с тобой расстались до утра.
Кино говно. Какая-то мура.
В кино сидим. И я к тебе подсел.
Я был голодным. Бутерброд я съел.
А ты в кино сидела молчаливо.
Я выпил пива. Жизнь пошла счастливо.
Я ждал в пивной. А ты зашла в квартиру.
К тебе зашёл и я. Сходил в сортиру.
Но я, наверно, срок не угадал.
Потом тебя я у подъезда ждал.
И голова мне кружится уже.
А ты жила на пятом этаже.
5119
А ты жила на пятом этаже.
И голова мне кружится уже.
И нам бывать там было чудно вместе.
И я скажу, друзья, вам в этом месте,
Что там судьба мне в строку долго шла.
Так как она нас вдруг и развела.
И ты ушла за стойку караула.
И там стояла долго возле стула.
И, мол, ищу я бубен и баян.
Я притворился, будто был я пьян.
И от себя тебя не отпустил.
И я тебе всё прошлое простил.
Когда судьба нахлынула гурьбой,
Я спас тебя, пожертвовав собой.
5118
Я спас тебя, пожертвовав собой,
Когда судьба нахлынула гурьбой.
Да и в глаза твои я посмотрел.
И завалил тебя, и обогрел.
И мы упали прямо между ванн.
И там стоял застаренный диван.
Недалеко от помещенья «жэ»
С тобой мы обнимались в этаже.
Ах, встреча эта к бездне нас вела!
Но вот такого милого козла
Я не видала средь других ослов.
И ты дарил мне веники из слов
Ещё до акта. Я была не зла.
И видел ты, что я, к тому ж, мила.
5117
И видел ты, что я, к тому ж, мила.
Ты был не зол. И я была не зла.
И тут тебя с восторгом теребя,
Твоих сияний выдавших тебя,
Я словно сахар в розовом кульке,
Взамен того зажатого в руке,
В стакан вложив и радость восхитив,
Смотрел желанья воли супротив,
Что и прольёт на грудь мою компот.
И понимал я: этот это тот.
И в милых взорах мы с тобою квиты.
Моих оправ тут вскормлены орбиты.
Лучи любви. Тебе смотрю в глаза.
И там уже затеплилась слеза.
5115
И там уже затеплилась слеза.
Тогда я посмотрел тебе в глаза.
Лишь потому значения имея,
Что, рассказать подобное умея,
И зарезвятся нежностью перста,
И оживут уста и те места.
Переложив на ближнего печаль,
С тобой мы тут вот и воззрились в даль.
Кому угодно и о чём угодно
Я расскажу открыто и свободно,
Что над тобой поднялся он и встал.
И превратился в жилистый металл.
И попрошу я у тебя прощенья.
Преодолев наплывы ощущенья.
5114
Преодолев наплывы ощущенья,
Тут попрошу я у тебя прощенья.
И никуда она от вас не денется.
Она придёт и ляжет, и разденется.
А, значит, вам и выпадет зеро.
И вы фортуне вставили перо.
И вот тогда-то и нужна бумага
Для чистоты этического блага.
А тело и вздыхает, и тоскует.
И вымысел над действием ликует.
И действие на грудь твою прольётся,
Когда воображение взовьётся.
Какие в нас ещё круговращенья,
Ты узнаёшь сквозь трепет ощущенья.
5113
Ты узнаёшь сквозь трепет ощущенья,
Какие в нас ещё круговращенья.
И стал ты спину ей тогда чесать.
Она ж просила больше не писать.
«Нет, лучше так с тобою я и здеся».
Алеся! Ах, Алеся! Ах, Алеся!
Нам каждый миг, как песенка Алеся.
Нет, не хочу я там. Хочу я здеся.
И по весне, и в январе, и в стужу,
И каждый раз обед готовить мужу,
И превратиться вот в такую дуру.
А дети будут, срок сразит фигуру.
И в этом вот и есть её значенье.
И жизнь, она от смерти излеченье.
5112
И жизнь, она от смерти излеченье.
Но в смерти есть, конечно, облегченье.
И потому так быстро мы свелись.
Да и по страсти тут же и сошлись.
И вот тогда тебя я захотела,
Когда твоё почувствовала тело.
Я на тебя в тот миг и спакусилась.
И уж тогда на всё и согласилась.
Но, правда, очень копия дурная.
А на стене, как водится, Даная.
И этою причиной вдохновляйся.
Переезжай ко мне и поселяйся.
И тут спросил её я с интересом:
«Пейзаж он там, в стене, с рекой и лесом?»
5111
«Пейзаж он там, в стене, с рекой и лесом?»
Я к ней с таким, по сути, интересом.
Оформил я любовный уголок.
Зеркальный мне приятен потолок.
Стараясь уж ни в чём не возражать,
Она просила дальше продолжать.
И здесь она почувствовала боль.
А я тогда расположился вдоль.
Сказала: «Милый!» И со мной легла.
«Его я, бедолагу, прогнала».
Она его, не мудрствуя, прогнала.
И более о нём не вспоминала.
И счастливо, с душой и откровенно,
Живём мы и легко, и вдохновенно.
5109
Живём мы и легко, и вдохновенно,
И счастливо, с душой и откровенно.
Красавица! И мы уже друзья.
Обычная, но шведская семья.
Но как-то ты всё ж мужа приводила.
И тем меня сильнее заводила.
Как говорят: останется и мужу.
Его кольцо ты выбросила в лужу.
А позже я себя возненавижу,
Что вот тебя я больше не увижу.
О новой встрече я мечтаю с нею.
Иного я и в мыслях не имею.
Предавшись восхитительным мечтам,
Так думал я. И двинулся к кустам.
5108
Так думал я. И двинулся к кустам.
И я предался трепетным мечтам.
«Пусть обнажённой буду я на теле.
Ревнивец он,  -  сказала мне в постели.  -
Я оставаться больше не могу.
Он утром будет. Я уж побегу.
Всё хорошо. Но муж уже в пути».
Да и добавила: «Уж мне пора идти».
Прошла вся ночь у нас в ажиотаже.
Мы вышли вместе. Многие нам даже
Завидовали. Оставался час.
И я сказал: «Всегда будь как сейчас.
Ты извини, но ты была простая».
И целовал опять её в уста я.
5107
И целовал опять её в уста я.
Я повторил: «Да, ты была простая».
И от души, и просто для проформы,
Уж вот твои я снова глажу формы.
Закрылись мы и медленно легли.
И получилось, ой, люли-люли!
И нам хотелось долго веселиться.
Стояла ночь. Дышали наши лица.
И мы с тобой лежали у окна.
И был коньяк, была и ветчина.
И разговоры развивались умно.
И было всё и классно, и не шумно.
Мы ожидали к вечеру гостей.
Живи, будь счастлива, да и рожай детей.
5106
Живи, будь счастлива, да и рожай детей.
Потом мы всё же встретили гостей.
Всё, что доверил я тогда словам,
При всём при том, представить нужно вам.
А был я скромен, был я и отважен.
А секс в реформе, он ведь тоже важен.
И не забыл я, что идут реформы.
И облегал твои собой я формы.
Мы побывали в неге многих поз.
Я утопал во мгле твоих волос.
Мы два часа ещё с тобой общались.
А уж потом вдруг сразу попрощались.
Когда тебе я руки развязал,
То на прощанье я тебе сказал.
5105
То на прощанье я тебе сказал,
Когда тебе я руки развязал:
«О, я умел. И я тебя имел.
Я не спешил. И сделал, что сумел».
Стонала ты, в истоме страсти маясь.
Пушок дымился, вверх приподнимаясь.
Там и везде успел я быть рукой,
Уж если выбор тут у нас такой.
Была согласна ты. И ты не дура!
Терпели мы. Но вся твоя натура
Мне предложила испытанье муки.
И я связал тебе в тот вечер руки.
И уж навек с тобой судьбу связал.
И ничего я больше не сказал.
5104
И ничего я больше не сказал.
И я навек там с ней судьбу связал.
И никакое в мире изощренье
Такое не получит поощренье.
С неё снимал я всё на ней её,
И подпускал я руки под бельё.
Её лаская много ниже спинки.
И торопливо я искал резинки.
И предо мной весь ожил чудный зад.
И вот она отбросилась назад.
Томленье страсти явное имея,
Её ко мне склонились грудь и шея.
И руки на бедро упали круче.
И град навис над нами чёрной тучей.
5103
И град навис нал нами чёрной тучей.
Она на бёдра руки клала круче.
Вздыхая, я подумал: «Будь что будь».
Потом она склоняла ниже грудь.
Потом и, тело видя самоё,
Бретельки вы снимаете с неё.
И грудь её рукою задеваете.
И здесь вот вы её и раздеваете.
И солнце к вам опять приходит смело.
Уж утро. И заря помолодела.
Всё утро за окном весна беснуется.
Не зная вас, она опять волнуется.
В таких мгновеньях преступленья нет.
Уж и забрезжил, помню я, рассвет.
5102
Уж и забрезжил, помню я, рассвет.
В таких мгновеньях преступленья нет.
А потому, что несколько пьяна
Она, и отдаётся вам сполна.
В какое-то случайное мгновенье
Она, поверив в ваше откровенье,
И источаясь накопленьем дум,
В вас возбуждает чувственность и ум.
Вы чувствуете, как ослабла воля.
Да, вы любили выпить алкоголя.
А там, давно, средь дня томленья оргий,
Проходит жизнь, не попадая в морги.
Восторг души минут любви могучей
Вас посетил. И пролетел над кручей.
5101
Вас посетил, и пролетел над кручей
Восторг любви минуты той могучей.
И понимая, что и в нём харизма,
В единый орган с ласкою лиризма
Зеркального, слив нежные тела,
Вы и воззрились. В вас душа цела.
Не скажешь уж такое, как ему,
Ты более на свете никому.
И ты сказала: «Перегнись дугой.
Не спорь. И всё. Да, милый. Дорогой».
Такой вот он. Увы! А не другой.
И изогнулась и она дугой.
А тот вот, в ком такой потребы нет,
Он не увидит звёзд далёких свет.
5100
Он не увидит звёзд далёких свет,
Тот, у кого такой потребы нет.
И я любил и сквозь слезу и смех.
А их не будь, не знал бы я утех
Любить в минуту бесконечных воинств
Себя букетом всех своих достоинств.
Так вот потом, когда она кончала,
Мне захотелось всё начать сначала.
И тут уж он подскочит, словно кочет,
Чтоб и не ждать пока она захочет.
И с некою печальностью харизма
Авантюризма в области лиризма
Той, у которой этой жилки нет.
И ей не светит звёзд далёкий свет.
5096
И ей не светит звёзд далёких свет,
Той, у которой этой жилки нет.
Она уж блещет белыми зубами.
Потом ведёт его туда губами.
Сжимает, будто крупный болт в тисках.
И, подержав в трепещущих руках,
Оттуда быстро резко вынимает.
И этим стресс с него она снимает.
Неровно дышит. Мир вокруг дымится.
Прижмёт к себе. И медленно томится.
Легонько бьёт блистательной ногой.
И в этот миг заходит и другой
Рукой своей. И тут же сушит мех.
И рафинированный нереальный смех.
5095
И рафинированный нереальный смех.
Потом она почешет потный мех.
Нет, с нею секс до утомленья сладок.
И всё равно в душе твоей осадок.
Ты не забудешь, как она красива,
Умна и с нервом. Да и не спесива.
А у меня ничтожная зарплата.
Так не пойдёт. Тут не по Сеньке плата.
Какие ножки! Взял бы их в прислуги.
Благодарить? За что? За миг услуги?
Но уж мила искрящаяся фаза.
Пусть молода. Пусть даже пучеглаза.
И вот прошла заветная минутка.
Продажная опошленная шутка.
5094
Продажная опошленная шутка.
А секс за деньги, то одна минутка.
На небесах такие вот присмаки.
И крыши нет. И в поле зреют маки.
И этим можно небу угодить.
И звёзды всюду. Стоит засадить,
Пусть даже тут ты с ней стоишь на крыше.
А, может быть, куда того и выше.
Ты придаёшься сдержанным стенаньям,
Когда она язвит воспоминаньем.
И ощущенье времени дарует.
И так манит к себе, и так чарует.
И бесконечный дивный женский смех.
Профессия древнейшая из всех.
5093
Профессия древнейшая из всех.
И бесконечный дивный женский смех.
А чтоб избыть всю тяжесть огорченья,
Пиши, пиши. И притупи мученья.
Рука не ждёт. В ней трепет ощущенья.
Полна душа живого всепрощенья.
В любом прохожем, в воздухе, в звезде
И за обедом, ужином, везде,
И на работе, в лифте и в балете…
Проснулся я. И где я?.. В туалете.
И всё при мне. Но чувства не уснут.
А в сутках больше тысячи минут.
Оплачена законная минутка.
Валютная, что скажешь, проститутка.
5092
Валютная, что скажешь, проститутка.
Держу. Воткнул. Всего одна минутка.
Она уже на ваш зарится член,
Руки не отнимая от колен.
И повтореньем грянет неизбежность,
Нам посылая истинную нежность.
А перед тем томленье и влеченье.
И просто секс и всё. И в нём значенье.
И сколько можно жить подобной дурью.
С изюмом. Или пряники с глазурью.
Такого вот бесхитростного нрава
Твоей души желанная оправа.
Расходы, взносы, и на них проценты.
Иены, марки, доллары и центы.
5091
Иены, марки, доллары и центы.
А там дела и с выгодой проценты.
Изведал миг жестоких угасаний
И мой порыв вечерних прикасаний.
И уж помолвка тут и огласилась.
Был сделан шаг. И дева согласилась.
А мёд любви скрывает каплю яда,
Не оставаясь вне чужого взгляда.
Но ум её, душа её и тело
Кричали мне, что сердце жить хотело.
И был наказан этой я наукой.
И испытал я молодость разлукой.
Я уезжал. Платил я алименты.
Расплата и работа. Сантименты.
5090
Расплата и работа. Сантименты.
Потом поездки. Встречи. Аргументы.
Она калмычка. Нет, она казачка.
О, да! Увы! Она и не мерзлячка.
Отбросив прочь верблюжье одеяло,
Она легла таинственно и вяло.
Любил её я трепетно и страстно.
Я сделал всё. И сделал всё прекрасно.
Об этом я уже не забывал.
И я себя ей страстно отдавал.
Хотел с судьбой я в принципе смириться.
Но чудесам без срока не открыться.
Я с нею был тогда, и в эту ночь,
И каждый раз, и как всегда, точь в точь.
5089
И каждый раз, и как всегда, точь в точь,
Я с нею был тогда, и в эту ночь.
И своего я там же и добился.
Увы, старик, и на тебе, влюбился.
Нет, не любовь. А жалость тут скорее.
Ко мне она внимательней, добрее.
Потом вот, правда, в принципе сдалась.
Вина взяла. И им и напилась.
Его я помню. Дай на посошок
Мне этих мест томящийся пушок.
Вновь обнажает стан она и грудь.
Но память, мне порой не дав заснуть,
Уж оставляет нежность как леченье.
Ни горя и ни слёз, ни огорченья.
5088
Ни горя и ни слёз, ни огорченья.
Она берёт. Святое ощущенье.
Туда в порыве страсти неизбежной
Мой пол вонзила с теплотою нежной.
Её, в душе на травы положая,
Ничем, увы, ни чем не раздражая,
Я не могу желанье извинить.
Как можно было другу изменить!
Была такой, что нету мне прощенья,
Она в той страсти. Там и ощущенья.
Уж так бывает. Так подумал я.
Она была, увы, не Зульфия.
И всё такое. Выпивка, еда.
Умойся. Вот прохладная вода.
5087
Умойся. Вот прохладная вода.
Вот полотенце. Выпивка, еда.
И у реки стоят две старых бани.
И там сверчок. Он в бубен барабанит.
И шорох речки. Трепет тополей.
Летим. И небо чище и светлей.
Она мне шепчет: «Ты безумно мил».
И снегом трёт из всех возможных сил.
И в руку снова влажную мою
Уж руку страстно втюрила свою.
Да и очами тихо пучеглазит.
Туда стремится. И по щелям лазит.
И я взлетаю над томленьем гор.
Трещит вдали искрящийся костёр.
5086
Трещит вдали искрящийся костёр.
Я поднимаюсь над томленьем гор.
И вижу  -  уж и молодость прошла.
И золотые подо мной крыла.
Мне предлагает миг любовной ласки.
Потом, смеясь, закатывает глазки.
Дарами утра нежит и дурманит.
«Вставай!»  -  кричит. И незаметно манит.
То  -  щель в какой-то обветшавшей крыше.
А голос улетает выше, выше.
И ничего вокруг живого нет.
Я встал. Гляжу. На небе мирный свет.
Я слышу этот голос до сих пор.
«Вставай! Проспишь волшебный трепет гор».
5085
«Вставай! Проспишь волшебный трепет гор».
Я этот голос слышу до сих пор.
И звук такой, как будто ветер в окна.
Природа вся росой зари намокла.
Каких не встретишь ты уж тут чудес!
И светлый, светлый, светлый свод небес.
И воздух той безмерной густоты.
И шум, и шорох блеска высоты.
И глубина далёкой глади синяя.
И серебро летящей пыли инея.
То просыпался уж дремучий лес.
И рисовал он отблески небес.
Заря уже над берегом вставала.
Целую на заре тебя, бывало.
5084
Целую на заре тебя, бывало.
Сварил картошку. Уж нарезал сала.
Два спутника. Верней, два телефона.
Трубу забыли. Нет и саксофона.
Трубу не брали. Врать не буду. Нет.
Есть бубен, мандолина и кларнет.
У нас с собой гитара. Два баяна.
Почти как в зоопарке обезьяна.
И дочь при ней. И круглая луна.
И с ним она. Любимая жена.
Вдали, на склоне, снежный человек
Стоит и смотрит через сумрак век.
Над нами солнце, загоревшись, встало.
Картошку жарю. Уж нарезал сала.
5083
Картошку жарю. Уж нарезал сала.
Проснулся. Встал. И даже солнце встало.
Потом рука, плечо. И волоса.
И вот оттуда слышу голоса.
Восход не тонет, жалуя судьбу
Кроваво-синей вмятиной во лбу.
И от удара в стенке отпечаток.
И на тебе ни куртки, ни перчаток.
И ничего из тёплого на мне.
Прижались мы к хладеющей стене.
И нависает к пропасти карниз.
Обвал прошёл и смёл палатки вниз.
Горит едва потушенный костёр.
Снега блестят на верхних кручах гор.
5082
Снега блестят на верхних кручах гор.
Мы поспеваем. Нас встречает хор.
И молодёжь, что не спешит за нами,
Да и другие все, кто были с нами.
А разослать всем приглашенья на дом?
Пусть пронесёт и бросит к клоунадам.
Моржу на нос квадратное полено.
Пантере кур. Коню сухого сена.
А не чихал ли вечером верблюд?
А пауку обед из постных блюд.
А в стенах вы пустоты не видали?
И в том шатре за мужество медали.
А во дворе стоит большой шатёр.
Ты спишь ещё. А я разжёг костёр.
5081
Ты спишь ещё. А я разжёг костёр.
И утром в цирке запах щей остёр.
В манеж выходит весь кордебалет.
Все ждут финала, а финала нет.
И зал застыл, и в страхе смертном замер.
И это всё с закрытыми глазами.
И заодно ещё читает книжку,
И не вперёд идёт, идёт вприпрыжку,
И по земле, и в небе с ветерками,
На голове ретируясь руками.
Идёт он, улыбаясь петуху.
А я на тонкой жёрдочке вверху.
Всходила ты на самый край обвала.
Такого прежде с нами не бывало.
5080
Такого прежде с нами не бывало.
Всходила ты на самый край обвала.
Кто с кем? Он с нею? Или дама с волком?
И не поймёшь тут ты такое толком.
Со скрипкой он ли, с дамой ли, с волком?
Или висит под самым потолком?
Как он поёт! Захватывает дух.
А обезьяна? Кошка? А петух?
Пока весь цирк вокруг не переедет,
На лисепеде долго-долго едет!
И на канате тоже с нею он.
Пельмейстер ударяет в струнный звон.
Тебя сожмёт тут жуткий смертный страх.
И понесёт на времени ветрах.
5079
И понесёт на времени ветрах
Тебя уж тут, сжимая, смертный страх.
Ты голову кладёшь под саксофон.
А в это время в клетку лезет он.
Вот и на льва наведена струя.
И все они единая семья.
И тут в тебе застыло естество.
Да и томленьем мучает его.
В неё ножи бросает он. Она
От страха и в улыбке стеснена.
Ты сам себе губу в сердцах кусаешь.
И уж в неё кинжалами бросаешь.
А леску и верёвку оборвало.
И ты её спасаешь от обвала.
5078
И ты её спасаешь от обвала.
И всё, как прежде. Как и не бывало.
А кровь твоя в волнении кипит,
Когда пельмейстер бьёт рукой в пюпитр.
Скажи, почём стремления канаты?
Всё это цирк. Иди скорее на ты!
Ты радость в этом дивную находишь.
По берегу ты долго, долго ходишь.
А умный отдыхает у реки.
Боль алкоголем лечат дураки.
А алкоголь усиливает боль.
Боль заставляет выпить алкоголь.
Тот, у кого на сердце боль и страх,
Не избежит опасности в горах.
5077
Не избежит опасности в горах
Тот, у кого на сердце боль и страх.
Заря на вечер с грустью посмотрела.
Огонь пылает. Баба догорела.
Корова дальше что-то говорит.
Вот и подол уже, гляди, горит.
«Что ты бросаешь, дура! Это ж спичка.
Уйду. Зачем ты мне алкоголичка.
Не перестанешь, быть тебе одной.
Взяла хотя бы в месяц выходной.
Ты не глотай конгломераты яда.
Лечится уж тебе, старуха, надо».
Тот, у кого на сердце боль и страх,
Не избежит опасности в горах.
5075
Не избежит опасности в горах
Тот, у кого на сердце боль и страх.
Из бездны внепульсаровых течений
Ты мне твердишь про способ излучений.
А, значит, никаких и происшествий.
И всё. И нету больше путешествий.
Ну, раз, другой сходила ты на дамбу.
Ты ж не Фидель, откуда знаешь самбу?
Нам в Кембриджах дипломов не вручали.
Тебя такому разве обучали?
Ну, кварки, пусть и кварки, я не против.
Но почему, в какую жизни просинь
Вот всё тебе, рогатая, известно?
Оплачено валютой повсеместно.
5074
Оплачено валютой повсеместно.
И всё тебе, рогатая, известно.
Да и лежать ты любишь на траве.
И только космос в дурьей голове.
И ничего ты и не разумеешь.
Сама себе помочь ты не умеешь.
Давай-ка почешу тебе за ухом.
А ты всё ближе к скромницам молчухам.
А в мире тишь и гладь, и благодать.
А поглядишь, так и рукой подать.
«Далёко?»  - спросишь. Скажет: «Не далёко».
Никто не молвит слова без намёка.
Когда ты ждёшь любимую у дома,
То не дождёшься ты и в небе грома.
5073
То не дождёшься ты и в небе грома,
Когда ты ждёшь любимую у дома.
И будто в них бурлят и пышут яды.
И отчего у баб такие взгляды?
Уж и бегут от них стремглав мужчины,
На генный ход пеняя без причины.
И прочих сфер в природе направленье.
И всё гудят про космоса явленье.
Глядят в небес высокие покровы.
Философичны стали и коровы.
И, как и мы, занудливо сварливы.
Уж и коровы нынче говорливы.
Вздыхает баба. Трудно ей, наверно.
Теперь всё проще. Ну, а было скверно.
5072
Теперь всё проще. Ну, а было скверно.
И уж вздыхает баба правомерно.
Да и подносит мне с кефиром кружку.
И родила ты мне бы хоть телушку.
И привлекла б ты тем хотя б быка.
Дала б ты литров двести молока.
На выдумки ты, наглая, здорова.
И помолчала б ты уж тут. Корова.
Такому предаёшься сразу тику,
Попробуй лишь сказать тут слово в пику.
И не нужна нам в принципе культура.
Добра хозяйка. И она не дура.
Вот и иду я всех вокруг примерней
По балке скользкой. Той порой вечерней.
5071
По балке скользкой. Той порой вечерней
Иду я прочих особей примерней.
А вечер стройный, страстный и плакучий.
На берегу лежат четыре кучи.
Тут я в ночи с коровами синею.
Живу я здесь. И всё гляжу за нею.
С тоской о грома дальнем перекате
На красной ночи льющемся закате
Я лекции для клуба репетирую.
И, как умею, их интерпретирую.
Не многие на выдумки здоровы.
Коровы, к сожалению, коровы.
Сквозь мглы вечерней сумрачный покров,
Я вижу там ещё других коров.
5070
Я вижу там ещё других коров
Сквозь мглы вечерней сумрачный покров.
И эти чувства не проходят вольно.
Я всем довольна. И коровам больно.
А я смотрю, она поводит рогом
В своём восторге трепетном и строгом.
И вечных звёзд осуществлённых мнений
Идёт поток журчащих отклонений
В ночной тиши. И в ней темнеют брови.
Так гордо профиль придан был корове.
Она сама себя не понимает.
И свой авторитет не поднимает.
Препровождая в облике миров
Взгляд умный в неге тучи комаров.
5069
Взгляд умный в неге тучи комаров,
Препровождая в облике миров,
То упрощая жизнь, то озадачивая,
То продлевая миг, то укорачивая,
Меняет суть она на восхваление,
Провозглашая страстное томление.
Болят корове печень, сердце, ухо.
Шумит движенье общей влагой духа.
Она глядит в живые утра очи,
Да и себя в оракулы пророчит.
И потому так гордо поднимает
Звучанье нот, хоть и не понимает
Судьбы своей. Да и не знает в Бахе.
А плоть её в непостижимом страхе.
5068
А плоть её в непостижимом страхе.
Да и свирель звенит струною в Бахе.
И молоко в наполненной груди.
А вот заря. И дойка впереди.
Глаза коровы кровью налились.
А под мостом другие собрались.
Она идёт стремительно под мост.
И свой несёт намокший грязный хвост.
Она на вид достаточно здорова.
О, наважденье ты, а не корова!
И я смотрю на это наважденье.
И тут комар закончил рассужденье.
И уж не думалось тогда бы и о крахе,
Если б душе так не дрожалось в страхе.
5067
Если б душе так не дрожалось в страхе,
Тогда б уж и не думалось о крахе.
Ах, только б, только б не было войны!
И мне хотелось прежней тишины.
И, может, есть в корове и душа?
И разлеглась она у шалаша.
«И кто мне,  -  думает комар,  -  моя жена?»
Роса разбрызгана. И ночь обнажена.
Луна разлитая подслушала свирель.
В окно разбитое врывается апрель.
Весна погоду нам готовит к сроку.
Комарик маленький. Предался он пороку.
И всё он что-то размышляет про своё.
Ах, не придёт к рассвету пацаньё!
5066
Ах, не придёт к рассвету пацаньё!
И вспоминает каждый про своё.
Когда загадывал и не угадывал,
То вот её уж он и поразглядывал.
Как жизнь матросская мрёт обесцененной,
Вот так он плавает в канаве вспененной.
И позовёт её он, эту фурию.
А сон матросика разбудит бурею.
Сродни по скорости, но выше берегом,
Девица тешится рекою Тереком.
Уж льёт слова ему она всё ж гладкие.
А вот и жук ползёт. В нём речи сладкие.
Моряк, что плавает в своей коробке,
Всё бьёт ладошкою по круглой пробочке.
5065
Всё бьёт ладошкою по круглой пробочке
Моряк, что плавает в своей коробочке
У речки времени. А в речке Тереке
Пойду и лягу я на левом береге.
Я не пойму никак твою конструкцию.
То ты за равенство, то за коррупцию.
То с тем, то с этим ты не уживаешься.
За правдой-матушкой всё ты скрываешься.
Корреспонденция, интеллигенция,
И интервенция, и индульгенция.
Купите вошь. Не трогайте республику.
Свобода нравов! Дырку дайте бублику.
Как им права уж защитить свои?
И не встревал я в вечные бои.
5064
И не встревал я в вечные бои.
Как им права уж защитить свои?
За то, что их дела бесперспективные,
И власти их, увы, не легитимные.
А как им там, повстанцам, без оружия?
Везут они повстанчеству оружие.
Да и пути отрезаны обратные.
И их дела воистину затратные.
А капитан такая уж паскудина.
Да и корабль такая, блин, посудина.
Ну, а потом он шприцем успокоится.
И о девице он не беспокоится.
Вот так идёт всё в них мечтой опознанной.
А в результате думой не осознанной.
5063
А в результате думой не осознанной,
Вот так идёт всё там мечтой опознанной.
Хоть и его в употребленье множество,
Без божества весь этот секс убожество.
Он любит ту, что телом обезложилась.
Потом заснул, а радость растревожилась.
Матрос достал и хочет обезболиться.
Иглой желанья в деве что-то колется.
А ночь промчалась быстрою стрелою.
Без мармелада кофе с пастилою.
И он девицу угощает бубликом,
Свою каюту называя кубриком.
И лёгкой он идёт туда походочкой.
И ублажается он бубликом и водочкой.
5062
И ублажается он бубликом и водочкой.
И лёгкой он идёт туда походочкой.
И глубоко её волнует это.
И песенка её как будто спета.
Если б не мать и строгий взгляд отца,
Она ж стоит в упорстве до конца.
Ну, а уж он, конечно, вынимает.
Она подол тут срочно поднимает.
Он под гирляндой звёзд её захапал.
И тут её он сразу и облапал.
Заря бормочет лирику матросу.
Ветра раздули волосы утёсу.
Я слышу голос сдержанный и робкий.
Как в детстве: пацаны, чувихи, пробки.
5061
Как в детстве: пацаны, чувихи, пробки.
Слезинкой утра горизонт в коробке
Последних молний выгибы курочит.
А вечер ночи зубы нервно точит.
То чёт, то кочет, или просто нечет.
Луна в прохладу ожиданье мечет.
В зеркальность глади времени лицо
Своё бросает звёздное кольцо.
Какой-то бес над озером хохочет.
Надежду духа страх потешить хочет.
Он чёт ли, нечет? Или просто кочет?
Чего он хочет? И зачем хохочет?
Вот кто-то с пальмы, осмотревшись, слез.
Опять на Капри. Лучше б в старый лес.
5060
Опять на Капри. Лучше б в старый лес.
А кто-то с пальмы на поляну слез.
И Александра гордого Матросова
Она не знает стриженоволосого.
Она его не видит и не слышит.
О, Жанна Дарк!.. Уж и она не дышит…
…Каких не бывает нигде на земле,
Каких не узнают ни Рим, ни Биская,
Свободе и солнцу и волнам таким,
Накинем на плечи и выйдем навстречу.
Накинем на плечи поярче плащи,
Когда, наконец, прекратятся дожди…
…Сними пальто. Надень плащи Одесс.
И я смотрю туда. Там Мерседес.
5059
И я смотрю туда. Там Мерседес.
Отлично, здорово. И сто Одесс.
Любовь сутулится. Свободу вше.
Засрали улицу. Дерьмо в душе.
А пиво в баночках. Нам умирать!
И будет Жанночка бельё стирать.
Посадим семечко живых имён.
Настанет времечко иных времён.
Всё дело в смелости. Года идут.
Желанья в зрелости. А девы ждут.
Есть сила радости. И есть иприт.
Печаль волнуется. Судьба творит.
О, сколько наглых морд! Да всё равно.
Москвич, тайота, форд. А вот рено.
5058
Москвич, тайота, форд. А вот рено.
О, сколько наглых морд! Пойдём в кино.
Обида стерпится. На звёзды б посмотреть.
Огонь не теплится. И негде руки греть.
Не морят голодом, но выжгут изнутри.
Жара и холодно. Налево посмотри.
Всесвятской сладости открыт над миром зонт.
И там все радости сольются в горизонт.
А телу стерпится. На звёзды б посмотреть.
Огонь не теплится. И не за чем гореть.
Заря ужасная. Два синих кирпича.
Вино прекрасное. В нём херес и моча.
Ночь ищет крайнего. Ещё темно.
Ждём утра раннего. Глядим в окно.
5057
Ждём утра раннего. Глядим в окно.
Ночь ищет крайнего. Ещё темно.
Мне жалко прошлого. Себя мне жаль.
За далью дальнею живёт печаль.
Со мной бессмертие как мамонт-слон.
Да и от вечера сер небосклон.
Любовь тюрьмуется, два срока в ней.
Мир не рифмуется с печалью дней.
А если сбудется, забудь про стиш.
Пойми: всё слюбится, и всё простишь.
И ночь сутулится. Поспи и ты.
И пусть все сбудутся твои мечты.
На поругание она идёт.
Вздохнёт, подумает и снова ждёт.
5056
Вздохнёт, подумает и снова ждёт.
На поругание она идёт.
И за Ирландрию, сложив крыла,
Да и за Фландрию она легла.
«Ах, ты изменщица!»  -  сказал ей кварк.
Опять ты женщина. Всё та же Дарк.
А в центре времени горит огонь.
Весна не в стремени. Ведро не конь.
Пускай согласие даёт сама.
Спешить не надо бы взрывать дома.
Не соглашается. И всё кипит.
А он решается. Да и не спит.
А вечер улицу с собой ведёт.
Она любуется, но не идёт.
5055
Она любуется, но не идёт.
И не торопится. Чего-то ждёт.
Ах, делать нечего. Уж мучит гайморит.
Звездою вечера кромешный мрак горит.
Свинья отелится. Яйцо проклюнет слон.
Отколыбелится вечерний перезвон.
Среда безбрежия. Она уйдёт.
Не будет ночи, бездна отойдёт.
И не глупеют времени еноты.
И остаются дремлющие ноты.
Всю землю пропил. А вдали луна.
Не пейте профиль. Съешьте стремена.
И не остынет этой бездны суп.
Кольцо подарите, попробует на зуб.
5054
Кольцо подарите, попробует на зуб.
И не остынет этой бездны суп.
А месяц рожки вперил в корабли.
Луны дорожкой ширь блестит вдали.
И рябь ночная в озере бела.
Она грозится выгореть дотла.
И листопадом зарево стучит.
Звезда познаний светит и молчит.
И там, за тучей, спряталась звезда.
Печаль не радость, радость не беда.
И льётся жирно по небу печаль.
Ершистым кругом время смотрит вдаль.
Одной минутой месяц ночи люб.
Возьмёт валюту. Улыбнётся краем губ.
5053
Возьмёт валюту. Улыбнётся краем губ.
Одной минутой месяц ночи люб.
И тут меж нами вспыхнула любовь.
Лизнул я  -  чую: то живая кровь.
А ночь любви и неги ожидает.
«Ну, на! Возьми!» Хозяйка присядает.
И мысль куда-то в бездну улетела.
Не то тампон, не то живое тело.
Оттуда что-то, хлюпая, мерцало.
Туда смотрю. Уж в самое зерцало.
Да и простит нас милостивый Бог.
«Гав!» И ложусь у самых ейных ног.
Я подползаю к ней почти нахально.
А силы нет. И это так печально!
5052
А силы нет. И это так печально!
Я приближаюсь к ней почти нахально.
Но вечер вышел. Ночь уже настала.
Она, конечно, не о том мечтала.
Она нашла здесь выгодную связь.
И, бесконечно на неё дивясь,
Уж вот её неплохо б урезонить.
И продолжаешь сам себя вазонить.
И злость на всех тут станешь изливать,
Её заставив кровь разогревать.
Поднимешься, как в заячью охоту,
Не испытав простудную сухоту.
Пронзает вас желаньем на ветрах
То возбужденье, что рождает страх.
5051
Т возбужденье, что рождает страх.
Пронзает вас желаньем на ветрах.
То спереди бледнеешь, мнёшь ограду.
Вздыхаешь. Ходишь голая по саду.
И станет вдруг решительно невмочь
Вот в эту пору. В сказочную ночь.
Но надо же такому тут случиться!
И ты не прочь чему-то поучиться.
Порою свалит всю собачью свиту
Животный страх. Он равен менингиту.
Ещё бы гриппом вдруг не заболеть.
И о былом бы нам не пожалеть.
И без стыда посмотрит в вас нахальная.
Разденется при вас. И сексуальная!
5050
Разденется при вас. И сексуальная!
О, женщина! Порой она нахальная.
И ветер зарезвился как в игле.
Я придавил ногой её к земле.
Её повёл я в рощу за собой.
Где и сразился с нею, с голубой.
И лёгким взмахом вскинутых бровей
Она была любой другой резвей.
И похвалиться каждому охота
Тем, что уже закончилась охота.
И нету страха больше впереди.
И только рвётся сердце из груди.
Тут, зайца загоняя на ветрах,
Испытываешь предрассветный страх.
5049
Испытываешь предрассветный страх
Тут, загоняя зайца на ветрах.
Устав, и за медведем быстро мчась,
Уже вельмож при нём большая часть.
И на охоте с бурыми медведями
За наблюденьем вечным за соседями,
И при дворе почётных тайных слуг
За исполненье воинских заслуг
Они вдвоём до старости дожили,
И орденов немало заслужили.
У красоты небесной наяву
Он проколол заветную плеву.
И долго с нею нежился в ветрах.
И познавал рассветный лёгкий страх.
5048
И познавал рассветный лёгкий страх.
И долго с ней он нежился в ветрах.
И говорил он возгласом молвы:
«Я с вами буду, если только вы…
Нет, лучше ночь в терпении побуду,
Но огорчать я вас ничем не буду.
С вас покрывало, вашу, значит, мать
Я не могу так долго не снимать».
И вдруг возьмёт и снова всё замутит.
И всё над нею ренессансом крутит.
Непогрешима, мыслями чиста
Из привозного тонкого холста.
Да и лежит в подвязочных портках.
И до утра вас ублажает. Ах!..
5047
И до утра вас ублажает. Ах!..
И без порток. А нет так и в портках.
И вот уже живут они вдвоём.
А дама сердца женится на ём.
И о его поступке забывают.
В дуэли сразу парня убивают.
Идя в её прохладную постель,
Его он вызывает на дуэль.
Вот так судьбы задумчивая лапа
Над ней парит как ейный римский Папа.
Он понимает: «Братцы, ё-моё!»
И под вуалью щупает её.
И ручейка весёлое журчанье.
Потом минута тесного молчанья.
5046
Потом минута тесного молчанья.
И ручейка весёлое журчанье.
И встречи час уже совсем возможен.
А вот и вечер. Ночи мрак тревожен.
И чтоб потом в фонтане ожидать
И уговор потайно в ручку дать.
В саду, в мансарде, дома, у соседа
Велась беседа с нею до обеда.
И дон Кихота бледного лица
О даме сердца ейного творца
Тут начиналась повесть Санчо Панса.
На этой скрипке в фокусе романса.
Не просто темы, а из нот звучанья.
С испанским текстом в сонме окончанья.
5045
С испанским текстом в сонме окончанья
Куплеты эти. И из них звучанья.
И вот они тогда романсы пели.
А там те скрипки ныли и скрипели.
Ну, как у нас теперь пошли гитары.
Он делал их. Те скрипки. Страдивари.
Был божий дар в его живой руке
С резной эмблемой в каждом завитке.
Его предтеча был в стремленье меткий.
Не он, а предок. Случай очень редкий.
При Вальтер Скотте, Пушкине и Грине.
Из привозных он. При Екатерине.
Перемежает русский и французский.
А у неё-то плечи узки-узки.
5044
А у неё-то плечи узки-узки.
Он матерится злобно, по-французски.
Да и встаёт. И вышел, семеня,
Чтоб не озлить обидою меня.
Он сам меня спешит столкнуть ногою.
Ногой, ногой. Лишь выгнувшись дугою.
«Да ты гони его и в рожу бей!»
Так говорит он в нетерпенье ей.
И я готов. Да мужу всё не спится.
Она томится. Просит не таиться.
Мы улыбнулись в ожиданье ласки.
И притаились. Глазки прямо в глазки.
Ах, теснота! А плечи узки-узки.
Благоухает нежно. По-французски.
5043
Благоухает нежно. По-французски.
И теснота. И плечи узки-узки.
И тут вторично под себя подмяла.
И снова натянула одеяло.
Я понимаю. Будет трепетня.
Ну, а она притворно бьёт меня.
Да и поспать решил тут я в охотку.
Закончил дело. Даже слушал сводку.
Впервые столько сладкой кутерьмы.
Вот он заснёт. Ну, а потом уж мы.
Конечно, чтобы муж не замечал.
Хозяйка любит, чтоб в неё кончал.
Как кончишь, так поспать тебе охота.
И никакого выспреннего пота.
5042
И никакого выспреннего пота.
А кончишь, так поспать тебе охота.
И ждать себя хозяйку тут обяжешь.
А к вечеру в постельку тихо ляжешь.
Проблем не мало важных я решу
В теченье дня. То лаю, то брешу.
Встречаю там немало я народа.
Кур отгоняю я от огорода.
День отдаю хозяйственным заботам.
Не бегаю по разным я работам.
Поста я основного не меняю.
А так я просто дачу охраняю.
Такая мне поручена забота.
Высокий класс. Отличная работа.
5041
Высокий класс. Отличная работа.
Тут я хочу изжечь себя до пота.
Вот так бывает. В этом я не вру.
Не удивляйтесь. Так и на миру.
Ну, в общем, братцы, женщину скребу.
Приспособляюсь. Лапками гребу.
Её отдать другому не хочу.
А иногда от радости рычу.
Она уж мой внедряет позади.
Второй рукой сжимает впереди.
Он твёрдый-твёрдый. Руку переменит.
Ерзит, ерзит, глядишь, да и заменит.
Другим заменит. Уж, скажу я, стерва.
И эта мне изысканная нерва.
5040
И эта мне изысканная нерва.
Вот так-то, братцы. Вот такая стерва.
Что у неё там прячется в поду
К всеобщему, я думаю, стыду.
И ножкой ручку тайно ощущает.
Потом мою заботливо вращает.
Чрезмерно мало, рассюды туды,
Уж ей единой мужниной елды.
Любовь, она у всех в большом прогрессе.
И всё на том же личном интересе.
И думает она всегда. Об ком?..
В ней пышет вся испарина лобком.
Моя хозяйка, подлинная стерва,
Умна, нежна и не имеет нерва.
5039
Умна, нежна и не имеет нерва
Моя хозяйка. Подлинная стерва.
Но нам-то, псам, желанья все прощаются!
Они от людьих всё же отличаются.
Хоть и у них воззрения свои.
Уж прилизнусь я к нежностям семьи.
Она довольна резвостью моею.
Да и собаке хочется, чтоб с нею.
И, смотришь, уж она соображает.
А ожиданье крепнет и мужает.
Да и с годами вряд ли убывает.
И вот такое между нас бывает.
И я крещусь в сердцах на образа.
И весь вниманье. И глаза в глаза.
5038
И весь вниманье. И глаза в глаза.
Так говорю я, глядя в образа.
Ах, только б, только б не было войны!
И я лизнул с обратной стороны.
Любя лизков весёлую прыщавость,
Тут испытаешь милую шершавость.
Да и она томленье в неге кажет.
«Уймись, шалун!»  -  обычно тихо скажет.
А я лизну то тут её, то там.
И отдаюсь заботливым мечтам.
И не собачьим делом занимаюсь.
Как лягу, так уж с ней и обнимаюсь.
Ах, хороша! Как Пифагор без скобки.
Чиста, светла, тверда в груди и в попке.
5037
Чиста, светла, тверда в груди и в попке.
Ну и она ведь тоже любит в скобке.
Я мордою вожу ей по лицу.
Да и она мне служит подлецу.
Верна ли мужу? Да, любима вроде.
Да только вот и мы сегодня в моде.
Да и горою он за нас стоит.
Конечно, нас он кормит и поит.
Всех пятерых. И любим мы хозяина.
И душегуба, подлеца и каина.
Приняв побоев явные следы,
Заснул я как-то, помню, у воды.
Теперь она мне радует глаза.
Пойдёт под душ, и выйдет как слеза.
5036
Пойдёт под душ, и выйдет как слеза.
И уж она мне радует глаза.
И отвисавшей до земли бородкой
Я к ней прижмусь с мечтою нежной, кроткой.
Чтоб не испортить ценную породу,
Я их не раз тогда бросала в воду.
Пока на них не бросилась рука
Хозяина, хватая за бока.
Они вертелись милым шумным хором.
Ведь родились они не под забором.
Люблю щенков мне очень дорогих,
И не похожих ни на чьих других.
Кто был худой и немощный, и хлёпкий,
Тот не поест живительной похлёбки.
5035
Тот не поест живительной похлёбки,
Кто был худой и немощный, и хлёпкий.
Ты можешь быть конём и пилигримом,
И понимай, что в мире этом зримом
Отдаться сладкой муке онанизма
Со страстью можешь ты и без цинизма.
Да и смотреть на порное кино
Нам достаётся с вами всё равно.
Тебя любя, приманивая, нежа,
Я добежал до самого манежа.
И уж не хватит ног и рук, и дланей
В наш век желаний Джонов и Еланий.
И я сонливый, а порой и хлёпкий,
Пойду поем спасительной похлёбки.
5034
Пойду поем я спасительной похлёбки
Я. И явлюсь сонливый, да и хлёпкий.
И буду уж подругу раздевать.
И положу её я на кровать.
И этакую трепетную мэму
Я полюблю. И тем решу проблему.
В эпоху эту столь мне дорогую
Её буквально я заинтригую.
И глубиной страдания вонзилась
Она в меня. И тайно прослезилась.
Жить много проще, если без указа.
И стало мне от этого показа
Наживы пунша, открывая пробки,
Легко понять, кто дерзкий, а кто робкий.
5033
Легко понять, кто дерзкий, а кто робкий,
Наживы пуншем открывая пробки.
Я поедал довольно вкусный плов
Вдоль вертелов и без излишних слов.
Кормили только б длинными ногами,
А не, как прежде, щами с пирогами.
Если б и вас на что-нибудь надели,
Так вы такими быть могли б на деле.
И вы уж повертите вертелами.
А что они все разные телами,
И на ночь вам за доллары даются,
Так иногда ведь люди продаются.
Она была взята из магазина.
Тверда, как из-под скутера резина.
5032
Тверда, как из-под скутера резина.
Я принесу её из магазина.
И вот её, ни в чём не попрекая,
Люблю за то, что вот она такая
Средь этих ярких заграничных лиц
Российской вечной скромностью девиц.
Я не забуду о её высочестве,
Её любя не в гордом одиночестве.
Воображеньем я не понимаю,
Что всё я тут на видик поснимаю.
И я залез с ногами на верстак.
Она мне распозировалась так
В движении, как мягкая резина.
Здорова, высока, неотразима.
5031
Здорова, высока, неотразима,
В движении как мягкая резина,
Далёких звёзд, попавших на крючок,
Засеребрился в золоте пучок.
И также, даже более, нежна
Та дева, что уже обнажена
Под мановеньем неприличных слов
Великолепьем мастера полов.
И поднялась же у тебя рука
Накалом ламп идущих свысока.
Мир засиял в томлении свечей,
Рядясь сребристой радугой лучей.
Ну, а пушок, он чёрен и в грозу.
Она всё пьёт. И ни в одном глазу.
5030
Она всё пьёт. И ни в одном глазу.
Пушок, конечно, чёрен и в грозу.
И даже вздрогнул месяц наугад.
Она мгновенно сделала шпагат.
И танцевали этот вальс подростки.
Он был вполне изящный и неброский.
И кто-то вдруг воскликнул: «Ё моё!»
Напиток некий. Некое питьё.
Он с кексом пьёт всё то, что в мандарине.
И предлагает девушке Ирине.
И вот пишу я всё-таки посланье,
Не умоляя тайное желанье.
Согласно ночи в бурю и в грозу
Я проявляюсь сверху и внизу.
5029
Я проявляюсь сверху и внизу,
Согласно ночи в бурю и в грозу.
Слюбившись с этим беспредметным пленом,
Грудь отзывалась под твоим коленом.
А в церковь бьёт семиэтажный гром.
Нам хватит секса в действие втором.
И хрен с ним с сексом в действии прямом.
Я лгу бумаге трепетным умом.
Да и его прямое выраженье
Не только есть ума воображенье.
Но хорошо, что пострадавших нет.
И на минуты взвешенный сонет.
Отдашь и душу ты, да и валюту,
За то, чтоб с ней, хотя б одну минуту.
5028
За то, чтоб с ней, хотя б одну минуту,
Отдашь и душу ты, да и валюту.
Её мы в звёзды с наслажденьем прочим
Средь каждой ночи. Кстати, между прочим,
И потому явилась мне она,
Что для того Всевышним создана.
Для этой цели. А другого нет.
И я пишу лирический сонет.
И нет в межзвездье образа другого,
Который стоил столь же дорогого.
И вот об этом каждый мой сонет.
Валюты нет, и денег тоже нет.
И уж в такую времени минуту
Ты ей отдашь и душу, и валюту.
5027
Ты ей отдашь и душу, и валюту
Уже в такую времени минуту.
Подобье мыслей, и к нему искус.
И подбери ты сам себе на вкус.
И этим вас я тут заинтригую.
Один ложится прямо на другую,
Его в любовной неге принимая,
Совокупленьем вечность понимая.
Творцу созданья прелестей твоих
Не до иллюзий выспренних моих.
Найдя престиж в такой прекрасной деве,
Стихи пишу я, их рождая в чреве.
Такой вот знаньем творческий вопрос
Многовелик, да и щекочет нос.
5026
Многовелик, да и щекочет нос
Такой вот знаньем творческий вопрос.
Как птица Феникс из старинных книг,
Тут есть надежда. Я пишу дневник.
И у тебя растёт желанье срочно.
И сам ты рад, что дева непорочна.
Вам щекоча сознание и нежа,
Она явилась в воздухе манежа,
Минуя пламя древних дикарей,
Да и восстав из тайных бездн морей.
Спустился к нам с вершин высоких гор
Земли и неба светлый коленкор.
Ударил явным ароматом в нос
Её пучок курчавистых волос.
5025
Её пучок курчавистых волос
Ударил явным ароматом в нос.
И будто бомж лежит больной на сквере,
Как это всё мы видим на примере.
Что у неё нетронутая плева,
Тебе об этом повествует дева,
Когда вот так, о суженом мечтая,
Видать, она не столь уж и простая.
Да и себе достойных не находит,
С тобой одним по вдоль полатей ходит.
И вот в таком она ажиотаже,
Что ты порой и не поверишь даже.
Такая дева. Очень длиннонога.
Ах, хороша! И не забудешь Бога.
5024
Ах, хороша! И не забудешь Бога.
Столь уж мила, жива и длиннонога.
И ты закрой там свой немытый рот.
Ну, а потом? Потом наоборот.
Смотреть налево, а идти направо,
Уж только им дано такое право.
Не оценили боги, да и люди,
Вот этот зад, и эти девы груди.
Как будто тут вся истинность искусства.
И родилось в тебе большое чувство.
Она вихляет бёдер берегами,
Да и махает длинными ногами.
И вышла так, как будто всё от Бога.
Валютная, что скажешь, недотрога.
5023
Валютная, что скажешь, недотрога.
Ей я моргнул тогда за ради Бога.
И капельмейстер, видимо, он вдовый,
Потом поклон отвесил ей пудовый.
Под цветом лампы в блеске золотом,
Копыт маханьем в воздухе пустом,
Изображалась видимость борьбы.
Ну, а она вставала на дыбы.
Мечты ничьей ты и не обманешь.
Она, помыслив, уж бежит в манеж.
Ещё левее лужа. Зри налево.
А справа паж и чудо королева.
Лев Абрамович около коня.
И кто не вздрогнет, слушая меня.
5022
И кто не вздрогнет, слушая меня.
А Лёва скажет: «Это всё фигня».
А помнишь, как с тобой нам было клёво?
И тут же спросит: «Ты из Могилёва?»
Да и слюну висящую сотрёт.
А вот конфету Ира заберёт.
И на губе её висит конфета.
Там лев гуляет около буфета.
И он к верблюжьей клетке подойдёт.
Сегодня Ира в цирк детей ведёт.
Я сам себя не рад порою слушать.
Меня послушать, перехочешь кушать.
Тот, кто так долго слушает меня,
Он не поверит в пегого коня.
5021
Он не поверит в пегого коня,
Тот, кто так долго слушает меня.
Она горит всемерно и ременно,
И вдохновенно, и обыкновенно.
А иногда, как тут вот, несуразно.
Разнообразно, сдержанно и праздно.
И смерть порой имеет странный вид.
Любовь иссушит. Страх не оживит.
А о любви молва по свету ходит.
Предмет не время. Молодость проходит.
Лимон не сахар, перец не корица.
Огонь, авось, возьмёт и возгорится.
Она, когда послушает меня,
То не продрогнет около огня.
5020
То не продрогнет около огня
Она, когда послушает меня.
Ей мой поступок  -  трепетная нить.
И хочется всё в мире оценить.
В меня она ещё не влюблена.
Её зовут Ириной. И она
Напоминает деву мне одну,
Сверчками звёзд тревожа тишину,
Скривив свой лик средь влажности камней,
Став почему-то времени важней.
Луна сверкала в тонущем песке.
Заря ложилась волнами в реке.
Купался месяц на исходе дня.
И кто не вздрогнет, слушая меня?
5019
И кто не вздрогнет, слушая меня?
Купался месяц на исходе дня.
Ты лучше дай мне к радости ключи.
Не торопись. О камни постучи.
И говорил об этом он потомку,
Да и ласкал премиленькую гномку.
И там, и там. Ну, в общем, там ещё
Чесались руки, шея и плечо.
И даже где-то маленькому гному
Подумалось об этом по-иному.
Всё было так, как раньше не бывало.
Ночь продолжалась. Вечность убывала.
Ты не тяни безбожно и вразнос
Меня туда за мой трухлявый нос.
5018
Меня туда за мой трухлявый нос
Ты не тяни безбожно и в разнос.
И снега шёл весёлый порошок.
И думал я: «И пусть. И хорошо».
И льдины край до самого изгиба.
Уж эта ночь, и эта в пасти рыба.
И сам не знал я: что ж это такое.
Огромной льдины вечного покоя
Уже шагал по берега изгибу
Большой медведь, поймав большую рыбу.
И от сумы я и не ждал тюрьмы.
Марс был не против этой кутерьмы.
Пять звёзд, вонзившись Марсу в красный нос,
Меня пленили страстно и вразнос.
5017
Меня пленили страстно и вразнос
Пять звёзд, вонзившись Марсу прямо в нос.
Иначе быть нам в непомерном горе.
Он точно знал: не шутят бездны в море.
Он не шутил. Он не шутил нигде.
И под водой во взвешенной среде.
Прыжок и всё. И он не многословился.
Всем было видно: белый приготовился.
И по спины особому изгибу
Он вдруг увидел пред собою рыбу.
Да и уже собрался зареветь.
И в это время замер вдруг Медведь.
Идут века. И это вам не шутки.
И та же лёгкость стройной проститутки.
5016
И та же лёгкость стройной проститутки.
Идут века. И это вам не шутки.
И с тишиной целуясь и борясь,
И, воспалившись, гением творясь,
Полейте мне на ствол хребта воды.
Ау! Ау!.. Межзвездные, сюды!
В ладони бьёт и радостно орёт.
Неколебим. И вырвался вперёд.
Он напряжён. И в то же время жжён.
Торс обнажён. За ним десяток жён.
Бежит гонец второго века бля
За колесницей звонкого руля.
И шепчет мама юной проститутке:
«Путь пробивай весёлой шейкой в утке».
5015
«Путь пробивай весёлой шейкой в утке».
Так шепчет мама юной проститутке.
Зашелестели звёзды отражённые,
Всей чистотой не в меру обнажённые.
Мир посыпает утра светлой пудрою.
И Ганг уже в обнимку с Брахмапутрою.
И понимаешь, что смущаться нечего.
Вишнёвых звёзд малинового вечера
В любой мечты земном стихотворении
Звенит стекло в четвёртом измерении.
Стакан судьбы надтреснул в чаепитии.
Ну, а земля, как и всегда, в развитии
Шатром мечты в волнении глядит,
Грудями крупными прохладу бередит.
5014
Грудями крупными прохладу бередит,
Шатром мечты в волнении глядит
Без промедленья, цели и наклона,
Чтоб не разлить желание на лоно.
Тут для мечты натянута струна.
И наливайте красного вина.
Была бы вам дана судьба для смеха.
Оргазм вечерним звёздам не помеха.
Он от потока вымысла хохочет.
И каждый взял любое, что захочет.
И в облака межзвездные стучит.
Повествованье весело молчит.
И мирозданья, что с утра встают,
Уж тихо, тихо песенку поют.
5013
Уж тихо, тихо песенку поют
Тут мирозданья, что с утра встают.
И, за края небес держась, твердеют
Глядящие туда, где бездны рдеют.
Все сущности в стремленье к цели оной
Там дышат, увлекаясь обороной,
Не думая о небесах и землях,
И тьму межзвездий в ропоте не внемля.
А ночь плывёт, взирая не спесиво,
Осуществляясь нежно и красиво.
Господь их души в рынке сохрани!
И в этом проявляются они.
Своих же дочек юных килограммы
Бросают вверх восторженные мамы.
5012
Бросают вверх восторженные мамы
Своих же дочек юных килограммы.
Любви продукт воспламенился в вере.
Марс возбуждён и наклонён к Венере.
Связался с Вакхом, этим и обяжет.
Да он и лыка более не вяжет.
Взирает в очи вечного кумира
Испарин мира севера Пальмира.
И я, где горы вечности горят,
Не в смысле том, что люди говорят,
Гляжу туда. Там дыр межзвездных поры.
Галактик споры. Слышу разговоры.
В плывущей мимо времени-реке
Уж и другие гибнут вдалеке.
5010
Уж и другие гибнут вдалеке.
Ночь отошла. Во времени-реке
Моржи дрожат. Всё в воду посливали.
Везде забушевали трали-вали.
То уж, глядишь, и бури прилетели.
То вьюги стонут, ветры налетели.
Мне надоели эти вот финты.
За ось земную, за её винты,
Держусь я крепко. Негде закрепиться.
Чего не спится? Уж сломалась спица.
А ночь бормочет сонно: «От, даёт!»
Луна встаёт и спать мне не даёт.
И всюду мрак до самого рассвета.
Идут века. Грядущее пропето.
5009
Идут века. Грядущее пропето.
Когда-то здесь бродил весёлый Лето
Далёких сфер всё той же ночи Рыбы.
Поем я крабов, гляну за изгибы.
И рыбу утра там я отыщу.
И лапу ночи в Север опущу.
И вот жена. И уж её душа я.
А это ведь Медведица Большая.
Не Козерог я, не Весы, не бес.
Я отраженье сумрачных небес.
И я красив, да и, к тому ж, умён.
Река времён полна живых имён.
Но и во тьме правдив в своей тоске
Не только я, плывущий по реке.
5008
Не только я, плывущий по реке,
И ночь, и сон в незыблемой тоске.
Жена моя не женщина  -  змея.
Я  - это я. А тут вот Зульфия.
Я в ловле рыб и дерзок, и отважен.
И был я смел, решителен и важен.
И их на нас я чувствую влиянье.
Полярных ночей всюду воссиянье.
Горят из звёзд широкие гардины.
Сплошные льдины вдоль до середины.
Ах, я лежу на северном пляжу!
Но вот рассвет. Встаю я и хожу.
Тот, кто с любимой не проделал это,
Он не оценит ярких красок лета.
5007
Он не оценит ярких красок лета,
Тот, кто с любимой не проделал это.
Я долго мял озябшие соски.
Его я клал, зажав рукой виски.
Затем я вёл к дровам, прижав к колену,
В ночную смену Катю или Лену.
Я на работу тут же убегал.
И там ей долго тему излагал.
Я летних дней терял благоуханье.
Зачем я тратил время на вздыханье?
Зачем же я тогда туда ходил,
Да и ни разу ей не угодил?
Кто не увидел оперы-балета,
Тот не оценит ярких красок лета.
5006
Тот не оценит ярких красок лета,
Кто не увидел оперы-балета.
Мы никогда подобному не внемлем.
А им-то что? Ведь мы спокойно дремлем.
И ветры за окном шумят и вьются.
И кто кого! И оба не сдаются.
И к ней бы я всё время порывался.
Я б от неё всю жизнь не отрывался.
Она мои желания таит.
Ах, хороша!.. А он. А он стоит.
Я о прошедшем времени скучаю.
Да, помню, помню. Детство возвращаю.
Ты помнишь, Ваня, солнечное лето?
Ты сочинял либретто для балета.
5005
Ты сочинял либретто для балета.
А чёрт мне шепчет: «Помнишь, Ваня, лето?»
И он встаёт серьёзно, не шутя.
Да, он такой. Он молод. Он дитя.
Ты и замёрз, голодный и в грязи.
На небе звёзды. А рассвет вблизи.
Такое было, помню, на войне.
Всю ночь в истоме даже и во сне.
Марию беззаветно я люблю.
Я засыпаю и скребу, и сплю.
Она мне шепчет: «Ты, Иван, скреби».
«А где?»  -  спросил я.  -  «Где же, на Оби».
И влажный вечер медленно бежит.
И облака чернеют. Даль дрожит.
5004
И облака чернеют. Даль дрожит.
А чёрт мне шепчет: «Время убежит».
Я вспоминаю встречу на Оби.
«Я сплю. А ты, Иванушка, скреби.
Подвигай больше, чтобы дальше вшёл.
Ах, Ваня, Ваня! Очень хорошо!»
Я потрясаю радостью верстак.
И так опять, опять, и через так.
Я вновь внедряю действие своё.
Мария спит. В округлости её
Я проникаю истинно живой.
И просыпаюсь в дрёме роковой.
А сатана мне лапою грозит.
И там ползёт последний паразит.
5003
И там ползёт последний паразит.
Я встал с кровати. Кто-то мне грозит.
Она скребёт так страстно по спине.
И способы все предлагает мне.
Такая вот бывает в нас беда.
Там сатана присутствует всегда.
Он под кроватью дремлет у окна.
А тут грудей простор и белизна.
Эх, братцы, братцы! Нету счастья в мире.
Уж три часа. А вот уж и четыре.
Бледна луна и с тенью на стене.
Она была со мной. Но лишь во сне.
Ты дорога. А ночь ко мне строга.
Тебе болит совсем твоя нога?
5002
Тебе болит совсем твоя нога?
Ты дорога? И ночь была строга.
С такою лаской, с радостью такой,
Твой крупный стан теплеет под рукой.
Рисуя мир с обратной стороны,
Зашелестели блёстки тишины.
И на меня оттуда выпадают.
Её грудей округлости страдают.
И чашку мне она тут подаёт,
Да и встаёт и душу отдаёт.
Но я сперва всё ж выпью чашку чая.
«Нет, не фига!»  -  Так тихо отвечая,
Я вижу, в ней запуталась нога.
Мы безразличны. Или не фига?
5001
Мы безразличны. Или не фига?
Её в моей запуталась нога.
Такое вот приснилось мне кино.
Уж дети спят. И я смотрю в окно.
Огонь луны разбрызгался в окне.
Я просыпаюсь. Тени на стене.
Предупреждает: «Тише! Не спеши!»
Берёт достойно трепета души.
Я предлагаю вафлю в заключенье.
И понимаю мышленья значенье.
И слышу песню я про бутерброд.
Природа намечает поворот.
Так голос, повторяясь, оглашает
То, что минута нами завершает.
5000
То, что минута нами завершает,
То голос, повторяясь, оглашает.
А там сочится с синью вещество.
И каждый там вникает в сущетво.
Извечной непредвиденной беды
Сферической космической среды,
Где должен разрешиться этот тест,
До нужных не дотрагиваясь мест.
И думал я: «Ужель не угодил?»
И снова, сколько можно, зазвездил.
А и нигде, вверху, на бороде
Я в нетерпенье. «Кто? Откуда? Где?»
Как будто кто-то мне тут говорит:
«Она сама над временем парит».
4998
«Она сама над временем парит».
Как будто мне тут кто-то говорит.
Знакомым, нежным, страстным и глубоким
Повеяло. Но чем-то однобоким.
Она же мне, смотрю, не доверяет.
И говорит: «Тебя вдовлетворяет?»
И, как возможно, вдвое изогнув,
И дважды наискось перевернув,
Её ударив в морду сгоряча,
Тут и зовёшь, естественно, врача.
«Я не твоя. Я, в сущности, ничья».
«Чего ты хочешь, милая моя?
Да и при чём тут ширь и глубина».
«Ты мне не должен. Я тебе должна».
4997
«Ты мне не должен. Я тебе должна».
Я удивлён: При чём тут глубина?
И я небрежно ногу оттолкнул.
И далее тот стул перевернул.
И горячей её я здесь объемлю.
«О чём ты, Маша! Я тебя не внемлю.
Давай мы речку перейдём тут вброд.
Мне эскадрот твой не заменит рот».
«Я не люблю сонеты и менеты.
Я не твоя. Не с этой я планеты».
«А на кого, да и зачем пенять.
И как же мне тебя тут воспринять?»
А я ведь ей не должен ни шиша.
Ну, а она мне: «Вот моя душа».
4996
Ну, а она мне: «Вот моя душа».
Спросил я как-то: «Чем ты хороша?»
Вот, брат, такие были там дела.
Она добра. И много в ней тепла.
Уж если больно, больно и коню.
Я понимаю, больше не гоню.
Чтоб я был с ней полегче, чтоб не гнал,
Руками ей я делаю сигнал.
И тут же вижу, что она не та.
Да и целую в девичьи уста.
И обвиваю стан её сильней.
И раздеваюсь. И ложусь я к ней.
И жду я, наблюдая свет огня.
Ну, а она тут смотрит на меня.
4995
Ну, а она тут смотрит на меня.
И там мы с ней сидели у огня.
И разлились улыбкою уста.
Оголена. Фигурою чиста.
Истоме сладкой страстно отдана.
Я захожу  -  она лежит одна.
Она в меня безумно влюблена.
И ждёт. И ждёт, как верная жена.
Я знал, что ждёт меня и ужин мой.
И я спешил. И я спешил домой.
И почему я крепко так зажал
Его в руке? И быстро так вбежал?
И я ему оплату положил.
А он мне рубль измятый одолжил.
4994
А он мне рубль измятый одолжил.
И за меня он сотню заложил.
В кармане было ровно три рубля.
Тогда ещё пылились тополя.
Тогда была нормальною еда.
И знали мы, что горе не беда.
Два сына с дочкой и, к тому ж, родня.
Моя жена и дети у меня.
Я был уже на пятом этаже.
Однажды, помню, вечер был уже.
Ты и почувствуешь тут гордости прилив,
Поев бананов, душу в них излив.
К постели Мотри ночью семеня,
Ты и поймёшь, бесспорно, и меня.
4993
Ты и поймёшь, бесспорно, и меня,
К постели Мотри ночью семеня.
Так и смотри, дружок, ты веселей,
Как у меня затеплился елей.
И голова его уже бела.
Не просит он и женского тепла.
Укрывшись где-то платьем с кружевами,
Такой играет сам с собой словами.
Тот не поймёт намёка моего,
Кто не желает в жизни ничего.
Когда душа не ведает покоя,
Ты не поймёшь тут, что это такое.
Кто не скучал весь вечер у огня,
Тот не поймёт, бесспорно, и меня.