Бесчеловечная поэзия. Психология в Творчестве. Марина Струкова
* * *
В современной поэзии стало незаметно человека. Кроме, разумеется, автора, которому окружающие интересны только как часть текста. Там есть люди-символы, люди-знаки, люди-детали. Как, например, у Юрия Кузнецова, у Алины Витухновской. Но доброго внимательного отношения к персонажу нет. У меня тоже не было.Характер нужен другой, душевный - как, например, у Сергея Есенина. Я задумалась об этом, читая ранние стихи Евгения Евтушенко. Вот у кого в текстах есть любовь к человеку – к каким-то мальчишкам, девчонкам, бабам, - не в сексуальном смысле, следует уточнить по нашим временам. Это, конечно, не говорит о том, что Витухновская или покойный Кузнецов не талантливы. Речь идёт об одной из черт характера поэта. И никто никого любить не обязан.
Но я имею в виду персонажа, которому сочувствуешь, о котором говоришь: «Верю. Вот в этого героя я верю, он где-то живёт, не только в фантазии автора».
Иногда реальный человек встречается у Дианы Кан, Евгения Семичева.
У Тимура Зульфикарова любовь к человеку в последнее время стала безответной любовью к Президенту.
Многие авторы-патриоты слезливо описывают страдания народа, однако, это уже по инерции, потому что так принято. Автор зачастую идёт от своих переживаний и перекладывает свои проблемы на какую-то часть социума. Не от человеколюбия. Это я по себе знаю. Заменил себя народом и вот уже готов патриотический стих. И текст делается возвышенным, если добавить туда Русь-матушку и Господа Бога. Этим замаскировываются недочёты, пустоты в тексте. Если поэт не может писать ни о чём, кроме России, это ещё не означает его боль за Россию. Может быть, ему просто сложно писать на другие темы, он их не знает, не то чтобы малообразован, но не может выехать из накатанной другими колеи. И повторяют годами одно и то же, и публикуют одно и то же, и хвалят их одни и те же критики.
В либеральной поэзии похожая ситуация. Например, у Бориса Херсонского, творчество которого я уважаю, масса героев, но ни одного запомнившегося мне, вызывающего сопереживание.
Не говорит ли это и про настроения в обществе? Настроения давние, ещё до революции зародившиеся, когда, научившись рифмовать, начинали мнить себя элитой, а прочих толпой. А персонаж из толпы поэту из элиты – не ровня. Но ведь и впрямь не всегда ровня! И нужен ли нам, авторам, живой персонаж, а не одномерный портрет?
Это зависит от поэта – интересен ли ему народ не как абстрактная масса, а как совокупность личностей, которым он сочувствует, на которых хочет повлиять, с которыми готов вести диалог.
Марина Струкова