отрывками
как я стою перед твоими дверьми,
хрипящий на коленях "прости, боже, прости",
растертая грязь от мокрого следа
с металлическим запахом, разъедающим кислоту,
облезлая краска подъезда,
которая заменяет траву
или таинственный сумрак в саду,
замененный перегоревшей лампочкой
и запахом сгоревшего леса,
после веки в красных порезах,
и, как сотворение мира,
в пламенных слезах
черные твои глаза.
я помню реабилитацию,
незабудки, прорывающиеся сквозь губы,
которые могу произносить итерацией,
пока не задохнусь,
как стихи
наизусть.
как меня зовут?
я прижимаю твою ладонь к зубам,
не прислушенный к мольбам,
сильно контужен.
плевать на общественные запреты,
лишь бы ты прикоснулась чуть глубже,
чем просто к скелету.
атомный взрыв неба есть отображение раскаяния,
смирение на ночных улицах,
размен приторных поцелуев на подаяния,
беспризорник матерится и молится,
бледные лица среди песочных дорог,
что переливаются временем,
- сосуды пустоты и тревог -
- совершенность распада -
пока мы идем вверх, чтобы подольше падать.
твоя кровь пахнет теплом тела,
чем-то легким и сладким,
как морская пена,
таким небесным и мягким,
- август нетленный.
тебя больше привлекает привкус рептилии,
холодной и стальной моей кожи,
раскрывая шире,
твои пальцы у меня во рту,
семена цветов, которые ты растираешь мне под десну,
несмотря на то что я агрессивен и груб,
аккуратно гладишь скелет,
чтобы, притихнув, изнежился.
измененный хребет,
- порежешься -
в мгновение ночи кровавый белок,
когда небо извергает
свой первый цветок.
на рассвете небосвод превращается в мрамор,
белее шрамов, священней храмов,
закрытых для нас,
бессонной расплатой
я создаю резцом из винной бутылки ночи статую,
отдавая дань твоим глазам
помятым,
поглощающих меня,
как ревущая мгла
поглощает цвета.
отдавая дань рассвету, что, желая стать солнцем,
уничтожит свою красоту,
ведь, чем выше оно поднимается к потолку,
тем оно ослепительнее,
чтобы, подобно ростку,
мы подняли к нему глаза,
и солнце сожгло дотла
сингулярность зрачка.
не тоскуй.
день - время слепцов.
для наших венков не хватит цветов,
могил не хватит для мертвецов.
но лунный свет нам миловиден:
чем больше можешь ты увидеть,
тем меньше видишь.