Осеннее обострение началось второго сентября минут через двенадцать после завтрака. Возможно молочко было из-под бешеной коровки; сыр «Пошехонский» был тщательно обособлен от плесени ножом и не мог служить веским поводом для пандемии стихосложения.
Стихи полились, как из рога изобилия. Ещё вчера Всеволод Южанин скрёб мачту Парнаса, шаманил, приплясывая в комнатных тапочках и в овечьем тулупе вывернутым мехом наружу, пугая ростовое зеркало безотрадным блеском глаз сентябрьского фавна.
Ещё вчера сознание поэта было покойно и равнодушно к его нуждам. А нужда, набросив на горло чёрствое лассо квартплаты, крепкой рукой коллектора затягивала петлю на шее хронически неимущего Южанина; другой же указывала на перекидной календарь, напоминая о ежемесячной дате персонального конца света.
И вот, Всеволод без устали водил перьевой ручкой по бумаге, едва успевая вычерпывать строфы. Мощный поток вдохновения грозил размыть дамбу самокритики мутным девятым валом графомании.
Вдохновение… Не всякая белая птица долетит до середины письменного стола безответственного литератора – вязнет любимая птица смысла в неоформленных мыслях его, а то и вовсе, падает камнем, не находя рифмы – опоры крыльям.
Но есть редкая белая лебедь с жемчужными перьями и глазами гения не от мира сего. Прилетает она на зов души, созревшей и омытой утренними степными росами нечерноземья; постучит в глухую таёжную заимку охотника за кедровой шишкой, напугав богатое воображение того до медвежьей болезни; а то заглянет на огонёк вот к такому неприкаянному, голубоглазому с кучерявой шевелюрой поэту и, как рукой экстрасенса снимет с его головы обруч отчаяния и неверия в музу-поручительницу-сторучницу.
И летят они вдохновенные и прекрасные в тройке, не разбирая дороги! Они сами дорога и промысел высший! Что им правила и тесные объятия машинописного текста! Они пишут красками пришедшей сегодня осени, упиваясь расплавленным золотом и листопадом образов! Их совмещённый гений способен превратить милую околесицу луны в торжество венка сонета! Сам Александр Сергеевич нервно курит в пролётке на пару с Николаем Васильевичем, наблюдая полёт белокурой валькирии и златокудрого фавна Южанина в сторону благодатного Крыма. Остальной писательской братии остаётся слизывать остатки амброзии, упавшие росными кляксами на их черновики.
До Судака добрались на такси. Гонорара от более чем ожидаемого тиража с лихвой хватило на покупку авиабилетов до Симферополя, сумму равную годовой подати ЖКХ молодые положили на сберкнижку; денег оставалось ещё на роскошную свадьбу, но решили провести пару медовых месяцев на бирюзовом побережье вместо одновечернего застолья в ресторане ЦДЛ.
Белый лайнер самолёта сменили на белый, но пыльный автомобиль «Волга» с таксометром и не умолкавшим всю дорогу водителем армянином. Остановились в «Диве» – просто понравилось название. Да и почему бы настоящей диве не освятить своей аурой казённую постройку гостиницы? Древняя Генуэзская крепость мощная и неприступная с отвесной скалы таращилась на панораму города с Кипарисовой аллеей и обширной бухтой, не раз укрывавшей пиратские барки в своих тихих ладонях за посильные вложения в казну сугдов.
Белая лебедь, в миру Белла Лейбовна Муза-Южанина, выглядела сногсшибательно! 100-70-100 плюс красива и умна, и на десерт – облако шарма мягко осенявшее собеседника любого совершеннолетнего возраста. Сева был совершеннолетний муж с печатью в паспорте и со свидетельством о браке, но поверить свалившемуся на его долю счастью до конца не мог. При одном только взгляде на обнажённое плечико Беллы кровь вскипала и змей кундалини, до того мирно лежащий в основании позвоночника, начинал восхождение по вполне определённому маршруту, проложенному ещё в теле пращура Адама. Прародительница Ева видимо тоже имела свои пристрастия к взлёту и падению оного змия, что посредством генной памяти и передала Беллочке.
Молодые часами лежали на кварцевом мягком песке побережья, которого нет больше нигде в Крыму, если верить туристическим зазывалам и слушали прибой. Время от времени подчинялись движениям древнего гада, безвольно потакая его искусам. Потом опять беззаботно гуляли по вечерней Кипарисовой аллее и любовались поющим фонтаном.
«В любви и ласке время не заметно шло» – доносилось из открытых окон ресторана «Ривьера». Два месяца истекли неожиданно быстро, обманув молодожёнов минимум на три полновесных рабочих недели. Ни одной строчки любвеобильный тандем не записал. Довольство, комфорт и доступная любовь пагубно сказались на совместном творчестве. Рябчики и шампанское серебряными вёдрами, ананасы и прочая богемная фанаберия насыщая желудок развращают душу. Нет, поэт и его муза должны быть как минимум бедны, а как максимум голодны духом! Вот рецепт вечной молодости автора и источник неиссякаемого вдохновения, но кто же уподобится схимнику по доброй воле?
– Пошловатые строчки, не находишь, милый? – из далека начала Муза-Южанина и, продолжая копать тихой сапой, шепнула на ушко отпускника поэта: – Давай напишем венок сонетов! Вчера прочла недурственный – «Зов будущего» называется. Осень скоро уйдёт. Дорогой, хочешь про осень? Вот уже и две строки есть: «Себя к иным готовит торжествам Листва – на позолоте вдохновенья».
Дорогой лениво отмахнулся: «Белочка, золотые орешки у нас ещё есть, давай с годик другой почивать на лаврах, а там накропаем книжонку страниц на двести и опять в Крым или в Рим. Ницца, говорят великолепна! Муза ты моя, добытчица!»
Сева попытался ткнуться своими влажными губами в светлый образ небожительницы, павшей в грубый быт никчёмного поэтишки из сострадания к его мукам творчества. «Стяжатель, мещанин и мелкий стяжатель! Где амбиции аргонавта и воздухоплавателя, где неуёмное стремление к самовыражению через красоту и образность поэтической строки? Гонорар, секс и лень – вот три кита на которых держится мирок этого альфонса! Воистину любовь слепа и зла!» – мысленно заламывала руки прозревшая Муза.
– Дорогой, купи вина и фруктов! Хочу праздновать и смотреть на звёзды!
Она боковым зрением ещё видела силуэт Южного во входном проёме «Ривьеры», но этот человек был уже неинтересен! Как поэт он умирал прямо сейчас, с улыбкой расплачиваясь её деньгами за бутылку крымского вина и корзинку фруктов. Она же, муза Поэзии, возвращалась домой, оставляя фавну тело его овечки Беллы. Сколько впереди звёздных ночей – решать только им.
02.09.2017