Веноциания. Том 22

История одного человечества.




























































ВЕНОЦИАНИЯ

том двадцать второй


















2016 г.





Собрание сочинений
в 99 томах. Том 64-ый.




























000000000000000000000000





6063
В тебе, в моём товарище и друге
Уж все заботы о твоей округе.
Мы правду видим царско-пролетарскою,
Да и дворянско-матерно-гусарскою,
И просто ложь. И в жизни не этической
Мы видим верность донага практической.
То шаг вперёд, то два шага назад,
То всех в ГУЛАГ, то снова в город-сад.
Спешим разрушить всё до основания.
Ну, а потом? Потом чины и звания.
Теперь же, новым пламенем горя,
Мы за царя. А кто не за царя?
И так по всей большой моей округе
В тебе, в моём товарище и друге.
6064
В тебе, в моём товарище и друге,
Как и везде, во всей моей округе.
Но не пора ль былое забывать.
Довольно уж в сердцах переживать.
О, нет, не зол я ни на тех, ни этих.
Не умные мы, глупые мы дети.
Болеем несвареньем головы.
И я такой, и ты такой, и вы.
А что меня волнует и тревожит,
Так это то, что очень мы похожи
На тех, кто сохранил свой слабый ум,
Не расточив его в заботе дум.
На память завяжу я узелок.
И не забуду с пищей котелок.
6065
И не забуду с пищей котелок.
И завяжу на память узелок.
И самодержца скипетр с булавой,
И академик с умной головой,
И проститутка в нежности до пят,
И две корзины жареных опят,
И белый гриб, доставшийся тебе,
И век, прошедший в муках и борьбе.
Всё это мы. И жизнь у нас трудна.
Да и она у каждого одна.
Природа ринг. И тут нельзя не биться.
Борьба борьбой в самой себе борбится.
Меня волнуют не умов потуги,
А под глазами от бессонниц дуги.
6066
А под глазами от бессонниц дуги
Меня волнуют, милые вы други.
Тут я проснулся. И увидел вдруг,
Что я не в струге. И меня вокруг
Друзья. И я лежу среди сонетов,
И на вопросы не ищу ответов.
И знаю я одно лишь: «Но проблем!»
И снится мне, что я попал в Гарлем.
И будто я в Гарлеме наяву.
И будто я в Гарлеме том живу.
И я не знаю горя и проблем
Лишь потому, что я попал в Гарлем.
А эти вёсла, сыр и котелок
Уж я едва по берегу волок.
6067
Уж я едва по берегу волок
Весло, ведро, рюкзак и котелок.
О, я ослаб! О, как же я ослаб!
А прежде я девиц любил и баб
По юной мягкой коже до колен
Ласкать повдоль упругих тонких вен.
Я дров подброшу, пусть горят они.
А как приедешь, сразу позвони.
И всё с себя, бывало, я сниму.
А почему? А просто потому.
Да и люблю. Люблю и раз, и два.
И не болят мне член и голова.
А дело всё в усиленном питании.
Ну и ещё в хорошем воспитании.
6068
Ну и ещё в хорошем воспитании
Вся сила чувств. А также и в питании.
Тут рифму я ищу не ради рифмы.
И погибают в небе логарифмы.
Они осуществляются в кружке.
И там ютятся в сахарном мешке.
Кокосов хочешь? Хочешь редьки с хреном?
Пожалуйста! Руби бревно поленом.
Весь день лежу как пьяный генерал.
Хотя б в квартире кто-нибудь убрал.
Ах, сущий ад! Как в сказке Аладдина.
Вставать пора. Уж пятая година.
Пока растут в полях гашиш и мак,
Казалось бы, спастись нельзя никак.
6069
Казалось бы, спастись нельзя никак,
Пока растут в полях гашиш и мак.
В такую мира млечную гармонию
Ты попадёшь, приехав в филармонию.
А смерть, она за всё, за всё расплата.
И не поможет тут ума палата.
Да и другие дней головоломки.
И вас там ждут с наркотиками ломки.
Вонзая в грудь клыки, рога и жабры,
Ночной они штрихи абракадабры.
О, где же ты, моей мечты гармония!
Страна моя! Моя ты филармония.
А ноги, что гудят от испытаний,
Всё ж уцелели, псы моих скитаний.
6070
Всё ж уцелели, псы моих скитаний.
И труженицы вечных испытаний.
Вам хорошо. Чудесная страна!
Тут и готова кружечка вина.
Но не теряйте вы благоразумия,
За коим мы доходим до безумия,
Когда уже не верим в идеал
Среди залитых кровью одеял.
И всё равно нас во дворце ли, в чуме,
Или в толпы неугасимом шуме,
Взывала даль возвышенных идей
Создать вселенский праздник для людей.
И вот и я гоню мечты собак.
Как говорится, мне без них табак.
6071
Как говорится, мне без них табак.
И вот уж я гоню мечты собак
До той черты, где и найду людей
Взращённых самомнением идей,
Которых ради стоит быть и жить
И ваучер под проценты положить.
Почётно быть потомком гражданина.
Почём свинина? Нипочём свинина.
Да и нельзя всего предусмотреть,
И мир бескрайний взглядом обозреть.
Всё переменится. И если что не так,
Я разменяю бронзовый пятак.
Ты кто?.. А он?..  А он?.. Ты между, между?..
О, жизнь! Ты даришь радость и надежду!
6072
О, жизнь! Ты даришь радость и надежду!
И не садись ты стульев венских между.
Когда сижу я на бревне с женой,
Мир пахнет мятой, лесом и весной.
Непротивленье гибели подобно.
Да и зачем? И так оно удобно.
Полено плетью не перешибить.
Зачем себя в самом себе губить?
И бить ещё по заднице коленом.
Или меж ног по выступу поленом.
Чего сумеешь в жизни ты добиться,
Когда решил за верность другубиться?
Кричат «ура». И я кричу «ура».
Разжёг костёр. И в пламени костра.
6073
Разжёг костёр. И в пламени костра
Стою. Кричу: «Ура! Ура! Ура!»
А Ленин был с рождения урод.
А Николай, так тот наоборот.
Земель бескрайних царь он наш сырой.
Стратег неважный. Кайзер не второй.
Ну, а ещё был реформатор Витте.
А Ленин запломбирован и… битте.
Он Троцкого умнее и смелей!
А вот уже ползут из всех щелей.
Там, смотришь, лезет Гришка Милюков.
А это кто? А то из большаков.
И только ты не потерял надежды.
Молчишь, развесив губы, как одежды.
6074
Молчишь, развесив губы, как одежды.
Ты, русский царь, вселяющий надежды.
Ну, с немцем ты немного обмишурился.
Но как ты после этого прищурился!
А как ты молчалив! А как улыбчив!
И семьянин ты. И душой отзывчив.
А вот у них всё получилось ведь.
А нам-то что? Нам на ухо медведь?
И как смириться с этой неудачей?
Ах, надо бы управиться с задачей!
Всё надоело. Всё дела, дела.
Распутина головушка светла.
Уж на пороге страшная пора.
А как прохладны нынче вечера!
6075
А как прохладны нынче вечера!
И вот уже осенняя пора.
У них продуктов полные подвалы,
И на складах с провизией завалы.
И встрепенулись и ликуют массы.
И всё идет в еду. И ананасы.
И как укор, для пролетарских масс
Опять возник всепотребленцев класс.
Ну, а уж с ним пришёл и новый русский.
И армянин. И где-то и зулусский.
Или узбек. А хоть бы и еврей.
Вы объясните толком мне скорей,
Облегчив дум моей души потуги,
Что тут, у ног уставших гнутся в дуги?
6076
Что тут, у ног уставших гнутся в дуги,
Облегчив дум моей души потуги.
Они и мы. А вот и либералы.
Политбюро, чины и чинодралы.
Политика  -  чумное ремесло.
Куда же нас ты в бездну унесло!
Всё норовим, чтоб выйти в первый ряд.
А там пайки. И бабы, говорят,
Из погребов времён Наполеона.
И в каждом ранце шпрот и два лимона.
И бутерброд такой американский.
Капуста, лук, бекон и хрен испанский.
Ищу и я спасенье в этой струге,
Да и в тебе, в товарище и друге.
6077
Да и в тебе, в товарище и друге,
Ищу и я спасенье, как на струге.
Века идут, столетия не ждут.
Упустим их, так к нам они придут.
Не решена проблема личной власти.
Поесть, поспать, и женщин чтоб до сласти.
И пополней. И чтобы помоложе.
О, сколько в нас желаний этих, боже!
Из пролетарских и крестьянских масс
Всепотребленцев выпестован класс.
Коньяк французский, блюда заливные.
Дела у нас пошли теперь иные.
И лишь душа по-прежнему в испуге
В тебе, в моём товарище и друге.
6078
В тебе, в моём товарище и друге
Увидел я себя в девятом круге.
В таинственную сказочную ночь
Пришла ко мне профессорская дочь.
Мне тридцать два. Тебе почти семнадцать.
И за тобою мне уж не угнаться!
Ведь ты к наукам склонною была.
И мне себя в ту ночь и отдала.
А я в тебя безудержно влюбился.
И уж тебя тогда я и добился.
Друг другу отдавались мы без битв,
Как прибалтийность предэстонских литв
Далёкой той запамятной поры
Спасеньем. Но пишу я про сыры.
6079
Спасеньем. Но пишу я про сыры
И огурцы, что в банке малосольные.
А были мы вполне с тобой довольные.
Твои в Москву уехали бугры.
Они доклады делали тогда.
Была литературною среда.
И кончил я с тобой четыре раза.
Но я ни разу там не побывал.
О, сколько было между нас экстаза!
И бушевал в душе девятый вал.
Была ещё ты девочкой вполне.
А я увидел лунный блеск в окне.
Плоды, что мы нашли с тобой друг в друге,
Уже созрели в памятной округе.
6080
Уже созрели в памятной округе
Плоды, что мы с тобой нашли друг в друге.
И лишь в освобождении сердец
На третью ночь вернулся твой отец.
Он был ко мне учтив и даже сдержан.
Но мною был он с тех высот повержен
Туда, где весь уже лежал народ.
И не клади мне лучше палец в рот.
Неполный я седьмой окончил класс.
Рабочий представлял собой я класс.
А твой отец, он не был коммунистом.
Он был продажным лживым купринистом.
Шли годы приснопамятной поры.
Катились дни с испытанной горы.
6081
Катились дни с испытанной горы.
Шли годы приснопамятной поры.
И в нашей дружбе нравственной и ценной
Интеллигентность радовала нас.
И был с тобой тогда я откровенным.
Любить хотел тебя я каждый раз.
И мы уже встречались две недели.
Стояла лето. Быстро дни летели.
Сквозь небеса надежда нам дана
Познать две капли терпкого вина.
Мол, жизнь ещё, возможно, впереди
Дыханьем юным в трепетной груди.
О, эти отношения без мата!
Ах, сколько в вас живого аромата!
6082
Ах, сколько вас живого аромата!
О, эти отношения без мата.
Была в нас детскость, нежности привычка.
Она переполняла створки лет.
Да и любви незримой закавычка
Вещала гордо: «Нет и нет. Нет, нет».
Нельзя никак такой момент ославить.
Его скорее надо бы прославить.
Да и воспеть, и сдерживать в себе
С самим собою в трепетной борьбе.
Мне улыбался твой весёлый ротик
Всем существом возвышенных эротик.
Любовь, она и к жизни возвратит,
И наш она умерит аппетит.
6083
И наш она умерит аппетит.
А вот мечтать она не запретит.
Ты предпочла любовь совокупленью,
Отдав себя на милость потребленью,
А не бесстыдно некому тому,
Что нам тогда казалось ни к чему.
Далёким чем-то. Тем, что после свадьбы.
Ну, а теперь хоть уваженье взять бы,
Хотя б и не касаясь милых плеч.
Но я с тобой спешил на койку лечь.
Не грезя предстоящим феминизмом,
Я тайно занимался онанизмом.
А время строчкой классика чревато.
И разве плоть живая виновата?
6084
И разве плоть живая виновата?
Ну, а любовь, как говорят, не вата.
С любовью мы становимся родней,
Не помня огорчений прежних дней.
И всё милей и радостней в природе.
И где-то тут мы много ближе вроде
К пещерным. И, казалось, что чревато.
А оказалась: нет, не виновата.
Жизнь  -  барабан. И каждый тут любим,
Как в цирке Бом, и как в манеже Бим.
О, ужас! Оказалось, что любови
Переполняют ожиданьем крови.
А время встрепенулось и претит.
И навевает сон и аппетит.
6085
И навевает сон и аппетит
Желанье, что любить не запретит.
И через встреч былых незабываемость
В твоей душе возникла оживаемость.
И тех, кого слагают в изумруд,
Мы и восславим. Чувства не умрут.
Пока ты юн, сумей наделать глупостей.
И на пути немало встретишь пропастей.
И, в самом деле, не лишён ты тупостей
И беспредметных бессловесных грубостей,
Да и иных непостижимых трудностей,
И вот таких безумных заскорузлостей.
И лишь мечта, когда собакой лает,
Хотит ли, хочет или пожелает.
6086
Хотит ли, хочет или пожелает
Мечта в тебе, когда собакой лает.
А трудности, что грудь твою томили,
Исчезли за неведомые мили,
Пришедшие из девственных сурдин,
Где прожили от детства до седин.
Я снова умираю от страданий,
Совсем не помня прежних ожиданий.
Ах, нет! Не то, не то. И время живо.
И не твердите мне, что всё тут лживо.
Хотя и есть в нас цель, и есть расчёт,
Но всё серьёзно. А судьба не в счёт.
И как ты в той мечте не оживай,
Всё плоть есть плоть. И сыр ей подавай.
6087
Всё плоть есть плоть. И сыр ей подавай,
Уж как мечтою ты не оживай.
В томлении своём ты искупайся,
И, в радости блаженствуя, купайся.
Всё поглотит твой ненасытный ум
За сорок тысяч вымышленных дум.
Да и за сто необычайных встреч.
И вот о том тут и веду я речь
Воображеньем выдуманных чувств
И выраженьем трепетных искусств,
Что обещают небывалый свет,
Твоей души пленительный рассвет.
А это лишь в садах любви бывает.
И если голод в вас перезревает.
6088
И если голод в вас перезревает,
То всё такое всякое бывает.
Любовь, она и нечто, и ничто,
И с редькой хрен, и в драповом пальто,
И луч без света, и мечта поэта,
И в январе архангельское лето,
И в полдень ночь на южном берегу.
А что она  -  сказать я не могу.
Но был пронзён я ею, и не раз,
Когда хотел послушать парафраз.
Совсем реально, расчленив мне грудь,
Она дала мне горестно вздохнуть.
И хоть ты пузо тут ей разрывай,
Желудок шепчет: «Думай, не зевай».
6089
Желудок шепчет: «Думай, не зевай!»
Хоть ты тут пузо в клочья разрывай.
Себе ты можешь руки отрубить,
Но дай нам знать, что ты умел любить.
Её, конечно. А она не в моде.
Её теперь не славят даже в оде.
«А хочешь, хочешь, знаю, хочешь, гад».
Любовь не возникает наугад.
И чувств уже иных и нету ныне.
Уж не зовут Джульетту к Жозефине.
И, недодав Иисусу два гвоздя,
Каренина, на рельсы уходя,
Вздохнула. Ну, а Вронский и поник,
Перечитав десяток модных книг.
6090
Перечитав десяток модных книг,
Он пригорюнился тут вдруг, да и поник.
Воспоминанья. Уж вопрос не мал.
Но многое я там не понимал.
И не учёл я в этой вот истории
Серьёзные, по сути, аллегории
Воображенья, где хотелось жить.
А он умел и верить, и дружить.
Да и свершить хоть что-то необычное
Хотелось мне, отображая личное.
А от тревог хочу я отдохнуть.
И кое-что в себе перевернуть.
«Но не могу. Я не могу без книг»,  -
Сказал мне мой коллега и двойник.
6091
Сказал мне мой коллега и двойник,
Чтоб я читал как можно больше книг.
Прочёл я книжек семь. Ну, может, восемь.
А за окном уже бушует осень.
Кола Бруньон. В него я был влюблён.
И Дон Кихот был мною перечтён.
Ещё в одной попавшейся мне книге
Я полюбил созвучье: «Уленшпигель».
И Мартин Иден мужественно шёл.
И что он в этой курвочке нашёл?!
Себя обрёк он только на страдания.
А ведь какие были ожидания!
И так, прочтя семь, или восемь, книг,
Я и постиг любви далёкий миг.
6092
Я и постиг любви далёкий миг.
О, сколько есть невыдуманных книг!
И даже мной не помещённых в строки,
Несущих нам нелёгкие уроки
Литературно-философских дум,
С расцветом встреч пришедших мне на ум,
В часы гулянья где-нибудь в саду,
Или в давно заброшенном году,
С восторгом ли стремясь залечь в постель,
Преследуя естественную цель:
Любить и жить почти в ажиотаже,
Не удосужившись и возгордиться даже.
Мир состоит не из прекрасных дланей,
А из твоих осознанных желаний.
6093
А из твоих осознанных желаний
Мир состоит, а не из нежных дланей.
И я себя безропотно отдам,
Как говорится, за любезных дам.
И я даю тут клятвенный обет
Быть верным в дни падений и побед,
И в годы клеветы и загнивания,
Во времени нас в лапти обувания,
Что продолжается, естественно, сейчас,
Вот в этот самый и в грядущий час.
И помню я дела ушедших лет.
И посетить я думаю балет.
И в то же время верю в каждый миг,
Где я узнал не многое из книг.
6094
Где я узнал не многое из книг,
Я дополняю тем, что я постиг.
И заплачу рублёв уж где-то двести
За всё, что вижу в собственной невесте.
А уж рукам и чувствам сколько неги!
И улыбался Ленскому Онегин
У Пушкина в курчавой голове.
И шлют тут вам крестьянку. Или две.
И каждой дали вы по пятаку,
Совсем уменьшив в лампе огоньку.
Одной сказали в холле подождать,
Второй сумев урок любви подать.
Такой вот факт незначимый, ничтожный.
И он придумщик и фантаст безбожный.
6097
И он придумщик и фантаст безбожный,
Такой вот факт незначимый, ничтожный…
…Доев пирог, он строчку дописал.
А Герман в бале с Ольгою плясал.
Вторая же, не веря в приглашение,
Послушав чудной няни утешение,
Чтоб ей в сарай идти, и там не спать,
Не зная как ей лучше поступать,
Но зная, что от барина пятак
Никто не получал ещё за так,
Задумалась. И барин углубился
В писанье. И забыл, что он влюбился.
Да и уснул буквально на траве.
И в нём теснились мысли в голове.
6098
И в нём теснились мысли в голове.
Потом проснулся барин на траве.
В руке перо. И тут он прыгнул в реку.
А чем поможешь в горе человеку?
Одежда, что сложил он на доску,
Наводит на раздумье и тоску.
И он подумал про вторую деву,
Что первой удалилася ко хлеву.
Ну что ж, за ней он няню посылает.
А там уже спросонья шавка лает.
Но первая ещё не задремала.
И ничего она не понимала.
За ту она пошла, поверив ложно
Во всё, что и осмыслить невозможно.
6099
Во всё, что и осмыслить невозможно,
Тогда уже она, поверив ложно
Тому, да и направилась к поэту.
И он в неё углубился по эту.
И тут он и заметил, что она
Не та, что, взяв пятак, ему должна.
И он её тут с первого захода
И полюбил, незамедлясь, у входа.
Ту самую, что встретил у ворот.
А дальше? Дальше новый поворот.
Поэт пытался разницу заметить,
Сумев лишь одинаковость отметить.
Как в сказке, где Додон летел комар.
Ах, это сон! О, это был кошмар!
6100
Ах, это сон! О, это был кошмар!
А в сказке той летел Додон-комар.
И девушка, которая уснула,
Не чувствуя по облегченье стула
Всего того, что и случилось так,
Присвоила заржавленный пятак.
А это по всему несправедливо.
Вторая же при нём была счастлива.
Видать, и барин с нею был хорош.
И с ним она смогла б и ни за грош.
Любовь, она над выгодой не властна.
И девушка уже на всё согласна.
И жизнь любви препятствий не городит.
И многое в её головке бродит.
6101
И многое в её головке бродит.
И жизнь любви препятствий не городит.
Мол, барин, он ужасный ловелас.
И может искусить любую нас.
И если всех окол его собрать,
То набралась бы подлинная рать.
Но не у каждой был брюхат живот,
Иначе б рать умножилась на взвод.
Уж больно барин где-то торопился.
В нём темперамент лишний накопился.
А годы незаметные прошли.
А там и согласилась Натали.
Небесной красоты чистейший дар.
Ах, это сон!.. О, это был удар!
6102
Ах, это сон!.. О, это был удар!
Небесной красоты чистейший дар.
И тут уж он совсем переродился.
И в ловеласы больше не годился.
Но загуляла крошка Натали.
И к Чёрной речке парня привели.
Погиб поэт. Слуга невольной чести.
И с тех уж пор лет пролетело двести.
Его потомки на земле живут,
И по ночам к возмездию зовут.
И дети просят хлеба, просят кваса.
И проклинают бабы ловеласа.
И так вот и к тебе порой заходит
Удар судьбы, что каждого находит.
6103
Удар судьбы, что каждого находит,
Ко мне, да и к тебе порой приходит.
И кто из нас и от кого зачат,
Уже не помнят правнуки внучат.
Поэта путь молва разоблачает,
И на вопрос она не отвечает.
Поэт, поспав, опять идти готов
Для производства жизненных цветов.
И если где-то встретится вам гений,
Следите за движеньем поколений.
И вы поймёте, что рождённый плод
Зачат был тайно, где-то и не от…
А от секрета, что умрёт в супруге,
И в том её, известном ей лишь друге.
6104
И в том её, известном ей лишь друге,
Умрёт секрет, как и в девятом круге.
И молодеет просвещённый род.
Ну, а бывает и наоборот.
И род твой будто без причины чахнет.
И кто-то в лоб себя в смятенье трахнет!
И скажет: «Предки были на щите.
Блистали и умом, и в красоте.
И вот такая скудость по уму!
Порода гибнет, видно по всему».
Хотите сохранить в себе породу,
Не позволяйте выродиться роду.
Отдайте всё, что дал вам Бог, супруге...
Но вспоминаю я порою на досуге.
6105
Но вспоминаю я порою на досуге,
Как изменял я собственной супруге.
В другой искал я тайный смысл желаний,
И воплощенье лучших ожиданий.
А находил лишь скуку и хандру,
И шлейф молвы позора на ветру.
И стыд души об этом намеренье
Продлял во мне сердечное боренье.
Останьтесь верным собственной жене.
Желанья ваши глупые. Оне
Коварны. Оставайтесь просто живы.
А увлеченья временны и лживы.
И я был верен собственной супруге.
Но вспоминаю я порою на досуге.
6106
Но вспоминаю я порою на досуге,
Как изменял я собственной супруге
В те первые супружества года
Ещё до расторжения суда...
Нежнее лани в поиске желаний
И в полдень мая, и в тревожной рани,
Весной, когда журчанье за окном,
Томилось сердце больно об одном.
Своё с твоим в любви соединить,
И где-нибудь в глуши уединить.
И, вспоминая молодость свою,
Я не забыл, что жил я как в раю.
Но этот путь я вскоре завершил.
И вот писать об этом я решил.
6107
И вот писать об этом я решил.
О том, как я безудержно грешил.
И прожил жизнь я, вырастил детей
Без назиданий лишних и затей.
В сплетенье рук, и избегая мук,
Мы постигаем таинства наук.
И каждый мной написанный сонет,
Как берег Волге, яблоне ранет.
Пока любовь питает ваши души,
У вас не вянут от позора уши.
И прочность уз, как истинность искусств,
Полна значенья, разума и чувств.
И я постиг огонь желаний в друге.
И посвятил его своей супруге.
6108
И посвятил его своей супруге
Огнём любви, что поселился в друге,
Не обивая чуждого порога,
Не упираясь злобно плотью рога
В её порог, чтоб дружбу сохранить
И не порвать всечувственности нить.
И вышел я к восторгу просвещенья,
Да и познал границу ощущенья.
И осознал, что и на жизни лоне
Не в будуаре я и не в салоне.
И тем понятней стала мне она,
Любви моей святая глубина.
Тот прав, кто жар надежды не сменил
На образ лёгкий и флакон чернил.
6109
На образ лёгкий и флакон чернил
Не поменял я то, что сохранил.
И боль души, и жизнь чтоб сохранить,
Я не порвал всечувственности нить.
Отсутствие восторга  -  сущий морг.
Ну, в лучшем разе  -  с вдохновеньем торг.
Твою в тебе изранив суть и плоть,
Спешит она желаньем уколоть.
И ты уж тут почувствуешь тоску.
И гробовую выбросишь доску.
И вот уже, тебе прибавив сил,
Миг нетерпенья вечность воскресил.
Ты вспомнил всё. И срока жизни блуды.
И все его проказы и причуды.
6110
И все его проказы и причуды
Ты вспомнил. Да и срока жизни блуды.
Как долго этот длится разговор!..
О чём я тут веду с тобою спор?
Ах, он, возможно, только начинается,
Хоть, может быть, в том автор не признается,
Что всё зависит от простого случая,
И оттого ещё, какая круча я
Величиной. Какого я значения.
И для какого призван назначения.
А жизнь она бесценна и значительна,
И в чем-то даже очень поучительна.
И распахнул я в будущее дверь.
И вижу мир исполненный потерь.
6111
И вижу мир исполненный потерь.
И распахнул я в будущее дверь.
И тут оставить многое мне надо.
И взять с собой хочу я радость взгляда.
А в нём твоё сердечное тепло,
Под коим время наше протекло.
А что в сей бренной жизни получилось,
То в нашей с вами вечности случилось.
Уйдём мы, где-то голову сложив,
Пасьянс желаний робко разложив.
А умирать, так лучше в Тегеране.
А проще даже где-нибудь в герани.
Порой моча в горшке ночной посуды
Нужнее нам, чем ночи пересуды.
6112
Нужнее нам, чем ночи пересуды,
Порой моча в горшке ночной посуды.
И мой, меня терзающий, склероз
Мешает мне забыть про запах роз.
И память о былой с тобою встрече
Мне не вернёт живых противоречий
И влаги, задышавшей жаждой губ
И наблюдавшей на зелёный дуб.
Хотя тогда ещё я был не стар.
И я храню той радости нектар.
И тот далёкий дивный летний вечер,
Где я не знал ещё красотку Тэтчер.
Вошли мы в дом. И, помню, как теперь,
Там заскрипела ржавым скрипом дверь.
6113
Там заскрипела ржавым скрипом дверь,
Об этом вспоминаю я теперь.
В дни ожиданий будущих свиданий
И на кофейной жижице гаданий,
В годины окончания миров,
И в миг жестоких мести вечеров
Там каждый говорил кому-то «Здрасьте!»
А в глубине души пылали страсти.
И вот совсем, совсем, совсем по праву
Душа к душе наводит переправу.
К соседке, что на дальнем берегу,
Сегодня я под вечер убегу.
Да и спрошу: «Какой вы нынче масти?»
Ах, я познал огонь душевной страсти!
6114
Ах, я познал огонь душевной страсти!
Её сосед мне отвечает: «Здрасьте!»
А курица его ко мне бежит.
И вот она уж мертвая лежит.
Ну, а другая тоже хочет пить.
Придётся очиститель им купить.
«Пить будешь кофий, птица, по утрам.
И разведённый ром по вечерам.
Так ты уж глубже, милая, дыши,
И убегай скорее в камыши».
Хозяйка тоже мёртвая лежит,
И струйка крови вдоль тропы бежит.
И столько тут я с нею пошутил,
Вот сколько там я боли ощутил.
6115
Вот сколько там я боли ощутил,
Уж столько тут я с нею пошутил.
Сосед, зачем ты через нашу улицу,
Не досмотрев, ко мне отправил курицу
Топтать мой двор, клевать мой огород?
А я её и встретил у ворот.
Да и убил прикладом автомата,
Поймав себя на крепком слове мата.
Я от себя такого и не ждал.
Других за мат я даже осуждал
Затем, чтоб облик нрава не терять.
Нет, лучше мне себе не доверять.
И вот с тех пор я осознал частично,
Что и на кур ругаться неприлично.
6116
Что и на кур ругаться неприлично,
Уж с этих пор я осознал частично.
И боль познал я глубиной души,
Да и сказал себе: «О, не спеши!»
Так думал я, заметив, что уже
Она со мной томится в неглиже…
Любовь, любовь! Ты птица-непоседа!
Клюёшь ты прямо в голову соседа.
И бедная искала ты камней.
И много, много, много, много дней
Ты волновала грудь мою, несушка.
А камень не вода. Кисель не сушка.
Сосед тебя не умною растил.
А я его за всё, за всё простил.
6117
А я его за всё, за всё простил.
А он тебя не умною растил.
Куда бежишь ты, дура-непоседа?
Туда нельзя. Там вотчина соседа.
И вся она разбита на анклавы.
Да и кипит покруче бурной лавы.
Зачем её я глупую убил!
Хозяйку я ведь с неких пор любил.
Ах, и живёшь, кого-то в чём-то радуя.
А за оградой?.. Что же за оградою?
Вас не касается. Там курица лежит.
И вот ещё одна беспечная бежит.
Как будто снова я сижу у книг.
А жизнь люблю я. Каждый жизни миг.
6118
А жизнь люблю я. Каждый жизни миг
Люблю. Ещё л люблю развалы книг.
А курица его с кривым бочком.
И тут я дал ей в зубы кулачком.
У наших ведь над жопой синий цвет.
А у соседских вовсе нет примет.
Их задницы без запаха палёным.
И не дымят в них и бока солёным.
Так, значит, я соседа зря убил!
Зачем же я такой вот, блин, дебил!
Чего и не пригрезится по пьяни
В гуляке, в хулигане и в буяне!
Я вспоминаю этот странный миг,
Где задремал я у раскрытых книг.
6119
Где задремал я у раскрытых книг,
Я вспоминаю этот странный миг.
И гнев тут свой на этот мир я вылил,
Чтоб не пускали мне во взоры пыли.
Я помню, где-то что-то я прочёл.
Но что, не помню. Смысл я не учёл.
И поступил я здесь не адекватно.
А поступить бы надо адекватно.
Но я не смог. Ведь был я глуповат.
И что мне ваш хвалёный адекват.
И пальцы мне от выстрелов болят.
И только мысли душу веселят.
И вот настал уже последний миг.
И я сижу у старых добрых книг.
6120
И я сижу у старых добрых книг.
А гений встрепенулся и поник.
Безумная бедовая головушка.
Европы всей повергнутый соловушка.
Лежишь ты в луже крови на снегу
У Чёрной речки. Там на берегу.
Погиб поэт, слуга невольный чести,
С свинцом в груди и с гордой жаждой мести.
Не вынесла обид душа поэта.
А Лермонтов потом писал про это.
И предъявил он будущему счёт.
А собственная жизнь его не в счёт.
О, если б мир был не такой жестокий,
И я б познал тогда любви истоки.
6121
И я б познал тогда любви истоки,
Уж если б мир был не такой жестокий.
Пора взойдёт серебряного века.
Встречайте дружно Бога-человека.
А мог бы я весь этот век прожить,
И до седин в безбедности дожить.
И где-то в Туле с мудрым Циолковским
Шутил бы я над ветреным Жуковским.
И с неземных и трепетных красот
Я бы достиг заоблачных высот.
Народничество мог бы я застать.
И Герцена опального читать.
Но не прочесть уж мне всех этих книг,
И не познать тот несравненный миг.
6122
И не познать тот несравненный миг.
И не читать уж мне мудрёных книг.
И не забросить в дальний уголок
Бестселлер модный: «Александр Блок».
Прекрасной даме. А, по сути, маме,
Чей на столе портрет в дубовой раме.
А мама не такой уж красоты,
Как нам рисуют автора мечты.
И так и дале. Плачущий Есенин,
Что норовит, пройдя салон и сени,
Войти в народ. Ах, всё наоборот!
Не признаёт опального народ.
О, Александр! Тебе в мечте глубокой
Не побывать уже в стране далёкой.
6123
Не побывать уже в  стране далёкой
Тебе с твоею думою глубокой.
Погиб поэт. Лежит на Чёрной речке.
Гасите свет. Пусть догорают свечки.
Закончилась опальному опала.
И жизнь его без времени пропала.
Оставил он талантливый росток.
И вот росток уж едет на Восток.
На Юг, вернее. Воевать Чечню.
Переменю я времени меню.
Погиб поэт, невольный узник чести,
Так и не приняв подлости и лести.
И дуэлянт. И друг не без слезы
В недолгий час блистательной грозы.
6124
В недолгий час блистательной грозы
Он был исполнен искренней слезы.
Ах, тяжело в твоей Отчизне правде.
Гораздо легче тут служить неправде.
Встречайте дети, братья и отцы.
Идёт беда в квартиры и дворцы.
Метаморфозой снова на планете
Отцы и дети. Вы за всё в ответе.
Пришла война. Опять нужны врачи.
Тебя починят, только не кричи.
Не загорится фаустом полено.
Не загрустит прекрасная Елена.
А не нашли бы в сенях юной Насти,
Если б не знал ты, где бросают снасти.
6125
Если б не знал ты, где бросают снасти,
То не нашли б в сенях весёлой Насти,
Что охладилась от горячей пули,
И оказалась мёртвой в Ливерпуле.
Не в ванне перерезываньем вен,
И не сознаньем, что настанет тлен,
И не лежащей там, в кровавой луже,
И не замёрзшей на жестокой стуже,
И без огня возмездия в груди.
И я подумал: «О, не навреди!»
Погиб поэт, не признававший лести.
Долгов оставив тысяч этак двести.
И вот лежит он, баловень слезы,
В просторах непредвиденной грозы.
6126
В просторах непредвиденной грозы
Лежит знаток трагической слезы.
А мы теряем луч живого света,
Не понимая замысла поэта.
Вот мы храним поближе к сердцу томик
Его стихов. А вот разрушен домик,
Где он родился. Где же, где же вы,
Арина Родионовна? Живы?
Нет, не живы? Ах, недругов прогоним,
И этим мир мы «к Радости» возгоним.
И будут снова яблони цвести.
И будут дети в радости расти,
Минуя боли, хвори и несчастья,
Да и внимая терпкий запах счастья.
6127
Да и внимая терпкий запах счастья,
Настанет час, и отойдут ненастья.
Война, она не брат и не жена,
И учит нас не лучшему она.
Итог её я знал в себе самом,
Когда гордился собственным умом.
Зачем мы всё других чему-то учим?
Себя зачем мы этим только мучим?
Лет через тридцать, или тридцать пять,
Всё повторится, повернётся вспять.
Опять в борьбе до белого каления
Окажется другое поколение.
Но плот вселенский дрогнул наплаву.
Ах, хорошо, что я ещё живу!
6128
Ах, хорошо, что я ещё живу!
И, может, я в грядущем прослыву?
Убьём мы их, их станет убывать.
А нас убьют, нас станут забывать.
Убьём их всех, их сразу меньше станет.
А если нас их «челенджер» достанет?
А как спасусь я, и спасётся он,
Уж колоколен мы услышим звон.
А выживем, всех станем убивать.
Нет, лучше чтоб такому не бывать.
Пускай и их, и нас побольше станет.
И жизнь пускай кичиться перестанет.
И вот об этом тут я и подумал.
Я на реке. Её я сам придумал.
6129
Я на реке. Её я сам придумал.
И тут вот я об этом и подумал.
Ведь жизнь она как на море туман.
А человек он не по-русски ман.
Три четверти людей, по крайней мере,
Уверены, что пребывают в вере.
А на поверку посмотри в историю,
Увидишь там сплошную фуеторию.
Всё погрузилось в неизбывный грех.
Земля трещит как вызревший орех.
О мире лицемерия витийствуя,
Потворствую пороку и убийству я.
И человеком всё ещё слыву.
И, как и прежде, здорово живу.
6130
И, как и прежде, здорово живу.
И вот уж я по озеру плыву.
Мы люди лишь пока мы одиночки.
А соберёмся, как селёдки в бочки,
Так нас куда желаешь и кати.
Лети моя селёдочка, лети!
И вот уж мы совсем, совсем не те.
И кто-то грабит банки в темноте.
Вот ворвались мы в чей-то мирный дом.
И не осудят нас ничьим судом.
Кто приказал? Ответственность размыта.
Нам приказали. Но при чём уж мы-то!..
Я постоял и против ветра плюнул.
А ветерок мне в грудь весёлый дунул.
6131
А ветерок мне в грудь весёлый дунул.
А я стоял. Потом по ветру плюнул.
Слюна, что пролетела больше метра,
Рассыпалась на брызги в струях ветра.
Рассыпалась, быть перестав слюной.
И я подумал: «Стану я спиной».
Писать ещё мне или просто думать?..
А ветерок решил повторно дунуть.
Он растрепал мне кудри и мечты
До изумившей душу красоты.
Когда судьба в окне волчицей воет,
То туча тут же грудь дождём умоет.
И в том вина моя ли? Иль заслуга?
Ах, я лишился искреннего друга!
6132
Ах, я лишился искреннего друга,
Переживая резкий вздох испуга.
И сердце с болью в страхе замирало.
Ну, а рука со щёк слезу стирала.
Тогда во мне ещё жила надежда,
Хоть и была снята с меня одежда.
Ношу вериги. Всё мне тут равно.
Всё кончено. Закончилось кино.
Зачем когда природа умирает,
От страха всё буквально замирает?
Я не достиг тончайшей высоты
Моей не завершившейся мечты.
И тут вот в роли верного супруга
Я и вздыхаю: «О, явись, подруга!»
6133
Я и вздыхаю: «О, явись, подруга!
Встречай меня, уснувшего супруга
Не в роли, где от внешней сильной боли
Даёт тебе погибнуть в алкоголе
Железный Оскар, я б сказал Оскар,
И молодой неопытный Икар,
Хранитель взлёта смелого полёта
Аэроплана крыльев самолёта,
Унёсших нас к высотам зримых сфер,
И тем подав движению пример.
Когда вы рикшу в Космосе наймёте,
Меня вы сразу, думаю, поймёте.
Я потерял любезного мне друга.
И я вздыхаю: «О, явись, подруга!»
6134
И я вздыхаю: «О, явись, подруга!»
И потерял я милого мне друга.
И я решил вам что-нибудь сказать.
А что хотел я этим доказать?
Даю вам руку правую невольно.
Да и себе позволю своевольно
Вас пригласить когда-нибудь в кино,
Сказав, что в фильме многое смешно.
Я был готов войти в любые сени.
Уж я такой. Таким же был Есенин!
И мы сидим в совсем пустынном зале.
Да и друг другу многое сказали.
Ах, я не ждал тебя в кромешной тьме!
Но ты явилась. Вот ты на корме.
6135
Но ты явилась. Вот ты на корме.
В своём ли ты, подумал я, уме.
Ногами топаю, глазами хлопаю,
И продолжаю я идти Европою.
Хотя Европа, нынче так сложилось,
Покруче Верхней Вольты обнажилась.
И в Африке, где что-то прикрывают,
Об этом никогда не забывают.
И подают в двенадцать на экран.
И я сижу. Слежу столицы стран,
Не закрывая рта. А их там рота.
И я смотрю как овен на ворота.
А вот и ты, желанная подруга!
Ты вся в цветах и в переливах луга.
6136
Ты вся в цветах и в переливах луга.
Ты здесь, моя бесценная подруга.
А я себя в обратном уверяю,
Да и глазам своим не доверяю.
И незаметно для других молчу.
И всё хочу, хочу, хочу, хочу.
Так я хочу, что без конца молчу.
И что хочу, я то и получу.
Да и с тебя я не спускаю глаз.
Экран уж в том соединяет нас.
Как и тогда, в тринадцать детских лет,
Мне до сих пор в душе покоя нет.
Гори, гори, любовь моя в огне,
В лучах зари! И ты вещаешь мне.
6137
В лучах зари! И ты вещаешь мне,
Что и твоя душа горит в огне.
И ты нага и в профиль, и в анфас.
Да и нога твоя, и крупный таз,
И грудь, к тому же, и лебяжья шейка,
Всё тут с тобой. И вот для нас скамейка.
Потом тебя я долго целовал
В нежнейший твой лирический овал.
И пусть огонь любви меня изгложет,
Уж если я душой тебя моложе.
И я шепчу знакомый мне куплет,
В котором мне ещё семнадцать лет.
Давай дружить. Луна мелькнула в раме.
Пора, мой друг, зима не за горами.
6138
Пора, мой друг, зима не за горами.
И я пойду ближайшими дворами.
На красном фоне гаснущей зари
Звезда любви загадочно гори!
Не мучь меня. И вот твоя рука.
Не забывай, что жизнь не на века.
Но улетела в вечность ты туда,
Моей судьбы желанная звезда.
Уйти бы мне, подумал я, пора,
Уж если б не конвульсия нутра
Воспринималась как невинный пыл,
В котором я тогда с тобою был.
И блек осенних милых нежных роз
Покрыло снегом. И трещит мороз.
6139
Покрыло снегом. И трещит мороз.
И в грёзах я увидел трепет роз.
Ах, аромат! Он тает на снегу.
Я ожидать уж больше не могу.
Всё, что меня томило много лет,
Я перелью в лирический куплет
Свеченьем ясным юности очей,
Увидев радость трепетных ночей.
И небосвод, и темный шелест вод,
И птиц на ветках шумный хоровод,
И глубина посеребрённых круч,
И седина вдали летящих туч.
Я всё отдам рождённой ночи снами.
И что, скажи, тогда случится с нами?
6140
И что, скажи, тогда случится с нами,
Когда на нас надвигнется Цунами,
Пролившись ливнем летним на леса?
И вознесётся ветром в небеса.
А там хвостом ударит в волны лещ.
И на кустах застонет сонный клещ.
Да и во мху роса рассвет проклюнет.
И ночь порывом ветра в вечность плюнет.
И загорится золотом листва.
Ну что ж. Уж осень. Уж её права.
И точно осень. Так же вот нежданно
Проходит жизнь, хоть это даже странно,
Всё унося. И перерос овёс.
Уйдя из дома, что с собой ты нёс?
6141
Уйдя из дома, что с собой ты нёс?
Потоки вместе выплаканных слёз?
Тоску по чём-то памятном едва?
Ах, не могу, кружится голова
Философа всерьёз длинноволосого
Из Азии задумчиво раскосого.
В Тибете, где почти на небесах
У времени раздумья на часах
О жизни не сложившейся до старости,
Не начатой, не завершённой в радости,
Продляя путь разрушенной гармонии,
Томится мир в естественной агонии.
А что рождает он в себе не внятно?
Мечту?.. Ну, это каждому понятно.
6142
Мечту?.. Ну, это каждому понятно.
И он её вам выскажет не внятно.
Не знаешь, что увидишь за чертой
Сознания, раздавленный мечтой.
На жизнь свою рассчитывая ложно,
Нам встретиться с мечтою невозможно.
И только ею, полня жизни дни,
Ты и живёшь. Помилуй, сохрани!
Надежде, необученной невежде,
Ты шепчешь всуе, спать ложась в одежде:
«Дух вечен, да?» А тело жить хотело
И в страхе напряжения потело.
И думалось: «Ах, видно, пронесёт!
Мечта согреет, а любовь спасёт».
6143
Мечта согреет, а любовь спасёт.
И время в тайну ночи унесёт.
И при посредстве собственно воды
Жизнь оживит в нас явные сады.
Вдохнув судьбы живого аромата,
Мы ждём от жизни должного примата.
И начинаем чем-нибудь колоть
Свою и вашу собственную плоть.
Укором колем. Так нам и живётся.
А нить событий тянется и рвётся
То там, то там, а то, глядишь, и тут,
Где вас, казалось, даже и не ждут.
Откуда, правда, дети, непонятно.
Но есть ведь хочется? Ты отвечай мне внятно.
6144
Но есть ведь хочется? Ты отвечай мне внятно.
Да, хочется. И это всем понятно.
Меня за грань желанья завело
Надежды непрозрачное стекло.
В желудке начинается брожение.
И нет во мне стыда и возражения
Чему-нибудь. И что важно, что важно,
Теперь мне и не нужно, и бумажно.
Желудок ждёт. Давай ему питания.
Такого он, простите, воспитания.
И я момент движенья уловил.
И на него я тут и надавил.
И облегчился. Дух меня спасёт.
Ты видишь, как пчела нектар несёт?
6145
Ты видишь, как пчела нектар несёт?
Не дух меня, а плоть меня спасёт.
Не просто плоть, а плоть в единстве с духом.
Живи душой и наполняйся брюхом.
Без пищи отлетит мгновенно дух,
И потеряешь зренье ты и слух.
И перламутры под лучами греются,
И фиолеты зелено алеются,
И чернобуры серовато трепетны,
И изумруды огненные лепетны.
Просторы нежно движутся раскосые
И бесконечно дымно безволосые.
А кто-то шепчет: «В дружбе и в любви
Иди за мной. И счастливо живи».
6146
Иди за мной. И счастливо живи.
И ваши чувства трепетны в крови.
И только вот совсем другого свойства
В тебе пребудут те же беспокойство.
И в паутине дремлющих наук
Ты засиделся, как в углу паук.
И, горизонта расширяя сферу,
Ты постигай своих сомнений меру
К тому, кто предложил тебе дорогу.
И веру ты укрепишь этим к Богу.
Да и сказал ты, ублажая плоть:
«Я буду ближних завистью колоть».
А просто сам ты счастливо живи.
И раздели печаль моей любви.
6147
И раздели печаль моей любви
Включением программы эМТиВи,
Объединившись с вечностью сознанием,
Обогатившись страстным этим знанием.
И всё, что ты узнаешь о любви,
Узнаешь ты в программе эМТиВи.
Тащись. Кайфуй. Живи на их манер.
Чему велик бытующий пример.
И так банален, в сущности, финал,
Когда ты слышишь времени сигнал.
Но ты поверил всё-таки ему.
А почему? А просто потому.
Ах, посмотри программу эМТиВи,
И раздели печаль моей любви!
6148
И раздели печаль моей любви,
Когда ты видишь этот мир в крови.
И не забудь, что там твой главный путь,
И что в себя полезно заглянуть,
Соединив прошедшее с идущим,
И угадав, что будет там, в грядущем.
А там, в грядущем, ждёт тебя надежда.
А, может, и весенняя одежда
Твоих стремлений. И иди ты в путь,
Да и познай своих желаний суть.
Пройди сперва осенним тихим садом,
Потом вернись, и не верти ты задом.
И ты увидишь: впереди высотка.
И тут предстанет пред тобой красотка.
6149
И тут предстанет пред тобой красотка.
И ты увидишь: впереди высотка.
И на поступки воля. В алкоголе
Усердие. Чего, казалось, боле!
Вы мне писали? Вы бы мне сплясали!
Вы бутерброд так нежно надкусали.
И запивали, съев один кусок,
Боржомом, плюхнув задницей в песок.
А на Луне от туч бегущих пятна.
И луг дышал восторженно и мятно.
И всё цвело, и всё благоухало.
И сердце нежно-нежно воздыхало.
Вы раздевались. Были вы в воде.
А заболеешь, кто присмотрит? Где?
6152
А заболеешь, кто присмотрит? Где?
И услыхал я: «Буду я везде».
И пролетая тонкой паутинкой,
Я и блеснул на солнце лёгкой льдинкой.
Вокруг дымился времени эфир.
Мы съели сыр, витушку и кефир.
А вот война, кому она нужна?
Вставай, вставай, огромная страна!
И до небес я дотянусь рукой.
А там и рай. И вечный там покой.
Земля была безлюдней, чем Луна
И, как и в дни затменья, холодна.
И мы молчали. Вдруг я отвечаю:
«Налить вам чаю? Или просто чаю?»
6153
«Налить вам чаю? Или просто чаю?»
Вот так я ей тут тихо отвечаю.
«Не чаю я в тебе,  -  кричит,  -  души!
И я прошу: хоть строчку напиши».
И положил я ей варенье к чаю.
И уж молчу. Души я в ней не чаю.
«Без писем трудно,  -  говорю,  -  скучаю».
«Так я ж тебе на письма отвечаю».
«Но ты мои сомнения развей,
И мне письмо пришли меня первей».
И вот в такой беседе ни о чём
Мы и едим варенье с калачом.
Калач был чёрствый. Речь не о еде.
Кто, наконец, останется в беде?
6154
Кто, наконец, останется в беде,
Когда любовь поселится везде?
В беде никто тогда и не останется,
Если она всем поровну достанется.
И, поселившись в сёлах и в столицах,
Любовь там будет петь и веселиться.
Любимая, родная, дорогая!
А раньше ты была совсем другая.
И ты жила, невзгоды не ругая.
И прожила ты, нас оберегая.
Иду к тебе дремучими лесами
И без усов, а где-то и с усами.
И говоришь ты: «Я души не чаю
В тебе!» А я молчу. Не отвечаю.
6155
В тебе!» А я молчу. Не отвечаю.
Кого же я так нежно величаю?
О ком пекусь усердно так и рьяно?
Не о тебе ль, что и срамна, и пьяна?
Раздета и разута, и холодна,
Не мыта, не чесана и голодна.
Замучена уроками неверия,
Страна моя, отчизна лицемерия.
Умами ты ещё не поредела?
Уж нету в нас терпенья без предела.
Кончай свои зигзаги извращения.
Иначе и не будет нам прощения.
Всё кончится огарками свечи,
Голодной смертью, страхами в ночи.
6156
Голодной смертью, страхами в ночи
Всё кончится. И запахом свечи.
Иссякнут и мечта твоя, и речь.
Исчезнет и согбенность слабых плеч.
Обдав горячим запахом левкоя
У гроба обретённого покоя,
Последние услышишь ты слова:
«Ах, ты всегда, всегда, всегда права!»
О, жизнь моя! Судьба моя лопата!
За все грехи ты будешь закопата.
В дерьме найдёшь ты радость и пристанище.
Так напрягись-ка ты. Да и привстань ещё.
Вставай над всей преступностью составов
Болезнью, воспалением суставов.
6157
Болезнью, воспалением суставов
От преступленья открестись составов.
Встреч добрых жди, коротких расставаний,
Разлук недолгих, дней очарований.
Томленьем юных красочных ланит
Пускай душа твоя тебя хранит.
А от неё и появились дети
Невинным поцелуем на рассвете.
И счастлив будь ты присно и теперь!..
И славен будь. А грусть? Её похерь.
Лети, лети, мечта в просторах света,
И жди весны. А за весной и лета...
…Огарком угасающей свечи
Ты хочешь кончить? Ну, а где врачи?
6158
Ты хочешь кончить? Ну, а где врачи?
И гаснут ожидания лучи.
На жижице цикорьевой гадания
И есть твоё земное оправдание
Чего-то исключительно приятного.
И, может быть, кому-то и понятного.
А где-то там, в далёком неизведанном,
Ушедшем, никому и не поведанном,
Погубленном и в радости пригубленном,
Взращённом и без времени отрубленном,
И унесённом в вечность, и поставленном,
На произвол судьбы твоей оставленном,
Уж ждёт тебя заморская какава.
Ты выбрал путь, не мудрствуя лукаво.
6159
Ты выбрал путь, не мудрствуя лукаво.
И ждёт тебя заморская какава.
Так угостись и с ревностью простись,
И с этой новой радостью срастись.
И позабудь щемящую печаль
Того, что и покинуть было жаль.
И обрети младенческий восторг,
Не начиная бесконечный торг.
Лети душою в мир иной, большой,
Где не питают тело онашой.
И опиум не льётся где в рассвет.
И ничего подобного там нет.
Там все дела. И там твоя подруга.
Так обойдёшься ль ты тогда без друга?
6160
Так обойдёшься ль ты тогда без друга
За той чертой мечты седьмого круга?
Как нам убить живущую в груди
Лжеистину врачей: «Не навреди!»
Приди!.. И трепет мой не осуди.
И что ещё там будет впереди?
Тепло тоскует в комнатной среде.
А холод жжёт расплатою в беде.
И в распалённом радостью мозгу
Я от себя себя уберегу.
В грядущее не надо так смотреть,
И проще будет жить и умереть.
И обойдешься ль ты тогда без друга
И в трудный час сердечного недуга?
6161
И в трудный час сердечного недуга
Мне не прожить без милого мне друга.
Он изливает плачущие глазки
На все мои рокочущие ласки.
Так мне казалось. Так и оказалось.
И истина в итоге доказалась.
Нас заполняли и любовь, и нега
Под толстым слоем выпавшего снега.
Сползала с гор лавина снеговая.
История по сути бытовая.
Засыпало нас этою лавиной,
Меня с моею верной половиной.
И я люблю и в час желаний друга,
И в трудный час сердечного недуга.
6162
И в трудный час сердечного недуга
Я вспоминаю милого мне друга.
Да и стремлюсь хоть в чём-то измениться.
И всё гляжу я в милые мне лица.
И вот твои светящиеся глазки
Мне дарят счастье и святые ласки.
И это больше даже, чем любовь,
И возбуждает, и волнует кровь.
На Листа и Чайковского, и Баха,
И Льва Толстого, чья груба рубаха,
И на себя, где близок я на теле,
Надеюсь я. И я лежу в постели.
С тобой лежу. Спросила ты: «Сейчас?»
И я ответил: «Нет, в урочный час».
6163
И я ответил: «Нет, в урочный час.
Меня хватает только лишь на час.
Так хорошо, как никогда иначе.
Тем более с тобою. И тем паче!»
Тут далее не стал я говорить,
И стал я ей желания дарить.
Осуществив вполне живое лоно,
Что и являет радость небосклона.
Поэт  -  любовь. Держа её за талию,
Я вспоминаю древнюю Италию.
Но почему мне всё же дорог Рим?
Да и о чём мы с вами говорим!
В селении любом ищите друга
И в час бесценный праздного досуга.
6164
И в час бесценный праздного досуга,
Идя на смерть за преданного друга,
И просто погибая от тоски,
Лелеем плоть мы поданной руки.
О, ты живое мирное касание!
Не верю я в природы угасание.
Когда она вас жжёт до глубины,
Не думайте о степени вины.
И встреча эта с нею состоялась,
И вот исчезла в вас былая вялость.
Увидев в камне чьи-то отпечатки,
Мы надеваем на руки перчатки.
И даже в самый отдалённый час
Хотелось нам всё так же, как сейчас.
6165
Хотелось нам всё так же, как сейчас,
В любой когда-то нас постигший час
Остаться возле вечности черты,
Там, где желанья наши и мечты
Нам кажутся возможными желаньями.
Ах, хочется прожить воспоминаньями!
Желания важней богатств всех мира,
Когда они касаются кумира.
Где встретились с тобою я и ты,
Не могут быть бесцельными мечты.
Пускай и так. Пускай хоть и иначе.
Но не уснуть мне без тебя. Тем паче,
В мечты твоей высоком вертолёте,
В цветах весны, в безудержном полёте.
6166
В цветах весны, в безудержном полёте,
В мечты твоей высоком вертолёте,
Задумавшись о смысле бытия,
Стремился, как и прежде, к цели я.
И снилось мне всё то, что мне и снилось,
Когда ко мне желание явилась.
И всё же я над бездною взлетаю,
И в горизонте времени витаю.
Крылами мелко бью в поток я ночи.
И всё в твои взираю жадно очи.
И ты мне отвечаешь речью дивной,
Счастливой представляясь и наивной.
Мельканье вижу я знакомых лиц
В мечте, в любви, в потоках мирных птиц.
6167
В мечте, в любви, в потоках мирных птиц
Я несколько там вижу ярких лиц.
И думаю, что встречу соловья
В проблемах и в истоках бытия.
А кто-то тоже перьями язвит,
Совсем как я, неопытный на вид.
Раскрашенный, и будто твой павлин,
Из неких он заоблачных былин.
Нет, это всё ж обычный соловей,
Допившийся до вздрогнувших бровей.
И стало тут понятно посему,
Зачем не нужно гордых крыл ему.
Уж мне бы так вот жить в его заботе,
В приятном быте, в радостном полёте.
6168
В приятном быте, в радостном полёте
Уж мне бы так вот жить в его заботе.
Одной на всех на палубе морячкой
Крабчиха лезет в воду раскорячкой.
Меж двух эпох свеченьем чёрных дыр
На всё взирает гордый Мой Додыр.
О, не разбейся, Солнце, о свеченье
Многообразно дивного теченья.
Уж если взялся ты с утра за гуж,
Будь верен цели всех умерших душ.
А жизнь  -  она и есть предназначение.
И в этом смысле и её значение
Среди твоих весёлых небылиц
И в окруженье дружественных лиц.
6169
И в окруженье дружественных лиц
Приятны нам сюжеты небылиц.
Плывёт моя тоскующая лодка.
И там бутыль. А в ней, конечно, водка.
Я в котелке сварил десяток слив,
С водою накипь в бездну ночи слив.
А каждое разбитое сердечко
Согреет пусть моих желаний печка.
Плыву в своей я вымышленной лодке.
И мне першит от слив неспелых в глотке.
А кто-то думал: «Ну, ударь, ударь!
И пусть прольётся ночи календарь».
И в ветре, да и в волн весёлом беге,
Я представлял себя в любовной неге.
6170
Я представлял себя в любовной неге.
О, чудо! Я опять лежу на снеге.
В хрустящей буре, прямо на морозе,
Твои уста. Как лёгкий жук в навозе,
Мои к твоим приблизились уста.
И чувствую я прочие места.
О, наши неподкупные дела!
Ах, что же ты, голубка, не легла!
Но холод нас заставил одеваться.
Нельзя же над природой издеваться.
Душа тиха возмездием стиха.
Она кричит зарёю петуха.
И вот уж я увидел дня оскал
В огнях лучей, резвящихся у скал.
6171
В огнях лучей, резвящихся у скал,
Увидел я колеблемый оскал.
За горизонт летящее Светило
Уж вдруг взяло и Землю осветило.
Тем очертив прелестные черты
Небесной бесконечной красоты.
И так незримо, вынырнув из Рима,
Оно пришло походкой пилигрима.
И, наложив на нас кусочки грима,
Вдруг юркнуло в подъезд консьержки мимо.
Тут от восторга я вздохнуть хотел,
И если б мог, за ним бы полетел.
Но пребывал я в мной желанной неге
И босиком, и на холодном снеге.
6172
И босиком и на холодном снеге
Я оказался на далёкой Веге.
И вот смотрю я вдумчиво в тебя,
И жду взаимной радости любя.
А между нами в стыке с временами
Обеими своими сторонами
Вселенная летит к аспекту «н»,
Вонзаясь в мысли тайных перемен.
Твоих колен касаюсь я у Веги,
Предпочитая плоть истоме неги.
Да и ланит, как близких нам существ,
Касаюсь я из времени веществ.
И слышу: «Ну, а вот у этих скал
Ты нас, любезный, часом не искал?»
6173
«Ты нас, любезный, часом не искал?»
И я скольжу с высоких снежных скал.
И душу мне животный ужас стиснул.
Звенит в ушах. И рак, проснувшись, свистнул.
И потекло в ладони мне тепло.
И на душе мне сделалось светло.
Светло и сладко. А в ладонях гладко.
На небе ночи звёздная заплатка.
Гляжу, взошла квадратная Луна.
Ну, а вокруг покой и тишина.
А я лежу в холодном белом снеге.
И всё на той же мне знакомкой Веге.
И слышу я в программе эМТиВи
Слова о неизведанной любви.
6174
Слова о неизведанной любви
Я слышу через жар в моей крови.
И я не знал другой такой среды.
И думал я: «Ах, не было б беды!»
Тут я проснулся. Ночь, и всё во мгле.
Лежу я здесь, на сказочной земле.
И уж, способный верить высоте,
Я и придумал звёзды в пустоте
Другого мира. «Не было б беды»,  -
Подумал я, увидев свет звезды.
И даже холод был там чуть нежней,
И дальний мир был ближнего нужней.
Всё воплощалось в пламени любви,
И отзывалось трепетом в крови.
6175
И отзывалось трепетом в крови,
И воплощалось пламенем любви.
Она же мне из бездны отвечает:
«А кто в том мире ранее кончает,
Тот разницу пытается понять,
И руку не торопится отнять».
Ну, а потом уж всё наоборот.
Такой меж нами дивный оборот
В речениях. Вернее, просто вздрыг.
Как для поэта века Ольга Бриг.
И всюду дух. Хоть нам важнее тело,
Что, ослабев, немыслимо вспотело.
И тут от этой таял я любви.
И восклицал: «О, нежность, позови!»
6176
И восклицал: «О, нежность, позови!»
А нежность прозревает на крови.
Я звал тебя два раза. И как раз
Не избежать мне встречи в третий раз.
Ты в жизни столько дьяволу служил,
Что вряд ли ты прощенье заслужил.
К тому ж служил холодному уму,
А это вот не нравится ему.
«О чём грустишь? О чём ты, милый, ропщешь?
И сапогом кого ты в землю топчешь?
О, не буди огонь в моей крови!
Молчи, молчи! Ни слова о любви!
Я так хочу! С тобой я откровенна.
Могу я долго. И могу мгновенно».
6177
«Могу я долго. И могу мгновенно».
Так мне она вещает вдохновенно.
«Да ты пойми! Полна я страстных сил!
Нам каждый миг с тобою будет мил
Прожитый не в тоске противоречий.
Ах, не о том веду с тобой я речи!
Имеет всё значение своё.
А мне томленье пылкое твоё
Потребно так, как будто вот тогда
Взойдёт опять доверия звезда.
А там уж вновь твой вырастет предмет.
Ну, а ему альтернативы нет».
И я гасил волнение в крови.
И с грустью думал: «Время, позови!»
6178
И с грустью думал: «Время, позови!»
И примирился я с огнём в крови.
Тут я проснулся удивлённый сном,
Оставшись всё же с думой об одном,
Чтобы меня всегда любила мама,
Чтобы скрипела в нашем доме рама
Оконная, и чтобы пенье птиц,
И шум весёлых бабушкиных спиц
Не утихали. Спицы уронив,
Она спала бы, храпом заменив
Их так приятно льющееся пенье.
И я бы здесь прервал души кипенье,
Набрав конфет, что спрятаны, мгновенно...
Так рассуждал тогда я откровенно.
6179
Так рассуждал тогда я откровенно.
И грудь моя дышала вдохновенно.
О, милый друг, найди себя в любви,
Да и спокойно, счастливо живи!
Враньё не цель, оно лишь только метод.
Но жив ещё общенья способ этот.
Уж врать ты ври, но к истине зови.
И пусть желанье теплится в крови.
Когда мы верим в вымысла враньё,
Мы честно дело делаем своё.
Над вымыслом слезами обольюсь,
И ничьего суда я не боюсь.
Так в чём же тут моя пред ней вина?..
И в этот миг явился Сатана.
6180
И в этот миг явился Сатана.
Не в том моя придумщика вина,
Что я тебе так вдохновенно врал,
Когда писал, что в муке умирал.
Не знаю я, мой друг, сильнее муки,
Чем излагать, заламывая руки,
Переживанья чувства изнутри.
И ты слезу в молчании утри.
И пусть тогда над урной слёзы льют
Все те, кто тут на жизнь твою плюют.
Пусть, опуская твой в могилу труп,
Как был ты ласков, вспомнят, а не груб.
И пусть вдова вопит во сне глубоко:
«Прости меня! Ах, как мне одиноко!»
6181
«Прости меня! Ах, как мне одиноко!»
Подумает она, вздохнув глубоко.
И люди, обмочив в вине уста,
Пусть говорят на память, не с листа,
Как жил ты честно, как достойно умер,
Детей растил с печалью лёгкой в думе.
В долги залез. Потом дела поправил.
Двум дочерям и сыну свадьбы справил.
Жена купалась, словно в масле сыр,
В салонах модных «Братьев Лондодыр».
Смерть не красна. И далеко не лечит.
Куда девалась грудь, осанка, плечи.
И уж вздохнёт, стерев слезу, она:
«Скучаю я. О, я совсем одна!»
6182
«Скучаю я. О, я совсем одна!»
Воскликнет опечаленно жена.
А через месяц снова выйдет замуж.
Но с кем ей быть, писать о том не нам уж.
А нам, вернувшись в мирные края,
Подумать тут о целях бытия.
Умён ли ты, достойный ль ты мужчина?
Не смерть ли тут всему, всему причина?
И этот твой семейный прежний быт
Нелёгкими заботами добыт.
Сперва живёшь, чтоб на ноги подняться.
И дни покоя нам лишь только снятся.
Ну, а потом уж и взнеслось высоко:
«Ты только мой! Судьба моя! Мой сокол!»
6183
«Ты только мой! Судьба моя! Мой сокол!»
Уж если так вопит жена высоко,
То это врёт. А искренни ли дети?
Ах, всё равно! Всё временно на свете.
И зря ты небо столько лет коптил,
Судьбы рулетку взад-вперёд крутил.
За то, что ты чужую взял невесту,
Сказать ли мне об этом будет к месту…
Как вы втроём дружили в раннем детстве,
И жили мирно в радостном соседстве.
Так вот, укором оказалось детство.
И обернулось в грусть судьбы наследство.
Слова ты произносишь без стыда:
«Бери меня! Люби меня всегда!
6184
«Бери меня! Люби меня всегда!»
Шептала так ему она тогда.
Не весть слова какого содержания.
Но как они важны для подражания!
И навевают необычный сон.
Да и желаньям вашим в унисон.
Читатель! Ты мой верный почитатель.
Какой же ты, подумал я, мечтатель,
Если так долго ты о том мечтал,
О чём другой бы думать и не стал.
Но, может, всё тебе тут надоело?
Так ты скажи, не бойся! В чём же дело!
И вот меня ты тут в мышленье строгом
Покинь теперь, хоть под каким предлогом.
6185
Покинь теперь, хоть под каким предлогом,
Меня, мой друг, ты в разуменье строгом.
А если хочешь, далее листай
Страницы мыслей вылетевших стай.
Лишь тот свершился в этой жизни бренной,
Кто шёл к мечте тропою вдохновенной.
И вот теперь, схватив мечту за хвост,
Я и вбежал на этот хрупкий мост
Переживаний. Не робей пред ней.
Будь счастлив сам и знай блаженство с ней.
Когда ты к ней впервые приближался,
В тебе твой дух от страха в сердце сжался.
Вот и пришли мы к смыслу без труда.
Смотри, смотри! Везде вода, вода!
6186
Смотри, смотри! Везде вода, вода!
И тишина. И что за ерунда?
Я к ней. Она, пугливо отступая,
Себя в реке беспечная купая,
Жестокая, бессмысленно глядит,
И что-то мне глубокое твердит.
Как будто ищет близкого общения.
Но все слова нездешнего значения.
А я смотрю сквозь вечер и дубы
На результат межвременной борьбы
Словесной. Ах, мы мига продолжатели!
Да, мы творцы. Но мы и подражатели.
Она же всё ко мне поводит рогом
В движенье быстром, трепетном и строгом.
6187
В движенье быстром, трепетном и строгом
Она тут всё ко мне поводит рогом.
Ты только если выйдешь за порог,
Увидишь там извилину дорог.
Но не иди туда, пока мы рядом,
Пока близки мы друг для друга взглядом.
Моё сознанье близостью туманит
И ароматом вечера дурманит.
И я вступаю на её порог,
Забыв про зов предсказанных дорог.
А там стоят и офисы, и банки,
Да и с вареньем разных сортов склянки.
О, радость цели! Мука обладанья!
И я исполнен лёгкого страданья.
6188
И я исполнен лёгкого страданья.
Но не нашёл тому я оправданья.
Мы вызываем духов и чертей,
Не ожидая радостных вестей.
А смерть есть смерть. Она, увы, не рай.
И хоть ложись и сразу умирай.
Когда мечту туманы застилают,
Тогда и Псы Вселенной тихо лают.
А караван по-прежнему идёт.
И новый день к грядущему ведёт.
Сумей прожить свободно и достойно,
И умереть смиренно и спокойно.
Сумей среди безмерных мира дланей
Увидеть рай. И в нём предел желаний.
6189
Увидеть рай, и в нём предел желаний
Сумей, мой друг, пройдя меж мира дланей.
Сердец влюблённых там ты видишь круг.
Войди в него, касаясь нежных рук.
Настолько ты, насколько это можно,
Живи легко, светло и не тревожно.
Иди гулять туда, на ближний луг.
Но отпусти сперва уставших слуг.
Есть только ты и вечность пустоты,
И трепет чуткий радостной мечты.
Ещё есть лошадь, дальний предок лани,
И миллион несбывшихся желаний.
Есть и душа, и тайный смысл души.
И чистота в рокочащей тиши.
6190
И чистота в рокочащей тиши.
И есть душа, и тайный смысл души.
Она жива. И есть мечты и планы.
И без тебя летят аэропланы.
И если можно искренно дружить,
И если можно выдумщиком жить,
То это, значит, ты поверил жизни.
И не грусти. Не на своей ты тризне.
О, где моё приятное общение
С тобою, дорогое ощущение!
И действует ли принцип всепрощения?
Или любовь переросла в смущение?
А вот душа  -  она ли не пятак?
«Ах, друг! Зачем ты говоришь мне так!»
6191
«Ах, друг! Зачем ты говоришь мне так!»
Раздался голос. Я гляжу в верстак.
Там никого. Я крышку заколачивал.
И сам себя я этим озадачивал.
И был я тем тогда обескуражен,
Что смысл вопроса был мне и не важен.
И не себя ль я в гробе хороню?
Такое вот со мной стряслось на дню.
И с новой силой разговор загробный
Продолжил я. Не бурч ли то утробный?
Возможно, это мой бурчал живот.
Да и пары летели в небосвод.
Я пить хочу. И я лишён сознания.
О чём я? Ах! Свершились заклинания.
6192
О чём я? Ах! Свершились заклинания.
Вот я в гробу. И там я без сознания.
Душа моя возносится над гробом.
А тело? Тело можно бросить пробам
На опиум, гашиш и онашу.
А героина я не выношу.
Вот ставлю я свой гроб на эскалатор.
И вспоминаю старый экскаватор.
И как мы рыли, помню я, канал.
И как себя я там и доконал.
Ну что ж, в огонь его, в огонь мой труп.
Ведь без души он холоден и груб.
Воспоминанья. Клином клин. Вот так.
Что заклинанья! Я гляжу в верстак.
6193
Что заклинанья! Я гляжу в верстак.
Душа исчезла. Случай не простак.
А тело? Тело. Тело годно в дело.
Оно уже в поленницу влетело.
Вспылала кожа. И бока трещат.
И жилы в ярком пламени пищат.
И запах терпкий жареного мяса.
Энергий жгут, а остальное масса.
Коробочка. В ней пепел. Он душист.
Ты демократ. А, может, ты фашист?
И я ещё с тех пор навеселе.
Все там мы будем. Будет всё во мгле.
Мой труп сгорел. Ликуй, душа! Свобода!
И без тебя живу я больше года.
6194
И без тебя живу я больше года.
Мы меж землёй и бездной небосвода.
Кружит душа. Её нигде не ждут.
А тут реформы вечные идут.
Святая уж не утихает троица.
И предстоит народу перестроиться.
Не до конкретной нынче нам души.
Вновь передел. Разбой и барыши.
Судьбу мою никто и не решает.
Моей могилы крест не украшает.
И больше года где-то у небес
Я всё верчусь, совсем теряя вес.
Мне слышится: «Ах, вечность это я!
Ты не узнал меня? Но я твоя!»
6195
«Ты не узнал меня? Но я твоя!»
Так говорит мне воздуха струя.
Какого воздуха?.. Меня попутал бес.
И я уже лечу среди небес.
И робок я, застенчив и несмел.
Но кое-что я всё-таки успел.
Так каждый, кто окончил восемь классов,
Способен полюбить коней Пегасов.
Открытия свои пристроив к месту,
Искал себе я друга и невесту.
Умел придать я нужный смысл значенью.
И мысли предпочёл я ощущенью.
Гляжу вокруг. Хожу у парохода
С сокурсницей с туристского похода.
6196
С сокурсницей с туристского похода
Я встретился тогда у парохода.
Да и присесть поближе к ней хотел.
Но тут какой-то ангел пролетел.
Тогда мы были с нею просто дети.
Кружились мы в межзвездье на рассвете.
Легка была, я помню, атмосфера.
И я ей предложил кусочек сыра.
Ну что, читатель, ждёшь ты, видно, фера?
Так не дождёшься в этой бездне мира.
Над нами ночь. А мрак, увы, не сладок.
И не заменит тёплых он оладок.
Ну, а она сказала: «Я твоя!»
Мы были вместе, были мы друзья.
6197
Мы были вместе, были мы друзья.
Да, был я твой, и ты была моя.
И закружилось всё, и завертелось,
И нам хотелось, ой, как нам хотелось.
И может быть ли лучше, чем когда
Туда-сюда, и вновь туда-сюда.
Два небосвода в северной ночи.
Будь другом верным. Громко не кричи.
Такая нега в вечной бездне снега.
Вверху Сатурн. Ах, нет! Уж это Вега.
А жизнь, покинув молодость, ушла.
И вот такие странные дела.
И мы с тобой на бездну звёзд глядели.
И эта ночь. В палатке мы сидели.
6198
И эта ночь. В палатке мы сидели.
Ты помнишь, как мы в облако глядели?
И вот тогда же с первого мгновенья
Мир превратился в сгусток вдохновенья.
И, правда, точно, ты меня любила.
И ты тогда мне даже не грубила.
Ласкал тебя я в возгласах и стонах.
И шёл на штурм я в чувственных чарльстонах.
И о его творении чудесном
В высоком смысле, в смысле поднебесном,
И о его всетрепетных делах
Я расскажу. О, не гневись, Аллах!
Прости за те четырнадцать минут!
Все разошлись, а мы остались тут.
6199
Все разошлись, а мы остались тут.
Я помню те четырнадцать минут.
Мы провели их в вымершей природе
На сгнившем межколхозном огороде.
Впервые были мы наедине.
И обнимались прямо на говне.
Дыханьем летней ночи наслаждаясь,
Мы умирали, заново рождаясь.
Под куполом таинственных небес
Дымился предвечерний шумный лес.
Колхозная далёкая пора!
И лужа на три четверти двора.
Всю эту ночь мы у реки сидели
И друг на друга ласково глядели.
6200
И друг на друга ласково глядели.
А за туманом пики гор зардели.
Потом на луг коров погнал пастух.
И ночи мрак в лучах зари потух.
Вбежало Солнце, Землю освещая,
И нас теплом томительным прельщая.
И пробудился всякий лепесток.
И вдалеке занежился поток.
Паслись овечки. Пихт горели свечки.
Перемежались ручейки и речки.
Один отстал от остальных баран.
Тогда в войну уже вступил Иран.
Ты помнишь те четырнадцать минут?
Да, мы познали жар сердечных пут.
6201
Да, мы познали жар сердечных пут.
Ты помнишь те четырнадцать минут?
Мы наслаждались жизнью на природе
В саду, в лесу и даже в огороде.
Тогда уже кончался мирный век.
И не дремал в искусе человек.
Он пушки лил, изготовлял снаряды,
Вливал в цистерны нефть, готовил яды,
Напалмами грузил резервуары,
Для самолётов выстроил амбары,
И крематорий для людей построил,
И планы он ещё другие строил.
Была ли в том тогда его вина?..
И вот опять и ночь, и тишина.
 6202
И вот опять и ночь, и тишина.
Попутал человека Сатана.
И захотелось-надоть человеку
Идти за Буг, пройдя и лес, и реку.
И наши с вами земли покорять.
И свой арийский образ претворять.
И Запад над Востоком уж зардел.
И мир решил расширить весь предел.
И тишина, что жаждала огня,
Летящей пулей ранила меня.
Стал чёрным лес и дол, и небосвод.
И подошёл и тот военный год.
Все планы нежеланная война
Нарушила проклятием сполна.
6203
Нарушила проклятием сполна
Все планы нежеланная война.
Остался шанс дать мужеству обет,
Да и дожить до радостных побед.
У Марса, видно, рожица косматая.
И жизнь у нас пошла совсем сломатая.
Такие вот премилые дела.
Война кровавой краской расцвела.
Ландшафт открыт над горькой тьмой минут.
Друг к другу два тумана молча льнут.
Меня в природе будто бы и нет.
Секунда-две и кончится сонет.
И грёзы мне отмеренного сна
Осуществились. И пришла весна.
6204
Осуществились. И пришла весна
Надеждами пронзительного сна.
И вот меня в природе будто нет.
А как же предыдущий мой сонет?
Высок над нами звёздный парашют.
Пронзён лучами в цирке бедный шут.
Я поделю всё небо по минутам.
И ну его с тем в цирке бедным шутом.
Шутом, что козни выдумал судьбы.
И забивает наглухо гробы.
Идёт ли дождь, летит ли суховей,
Я не люблю щекочущих червей.
«Да»,  -  отвечает мне пучина мира.
А я ей говорю: «А где квартира?»
6205
А я ей говорю: «А где квартира?»
«Да», - отвечает мне пучина мира.
Но где же та, что в синем небе тает?
И надомною тайно пролетает,
Не находя пристанища себе
В своей не получившейся судьбе?
Одно осталось  -  ночь и тишина,
Да и на небе бледная Луна.
Ах, загрустил мой ум. И он не прав.
Я расцвету весенним шёлком трав.
Я оживу предутренней росой.
И смерть пройдёт по миру колбасой.
И я подумал: «Выпить бы вина!»
А вот еда. Она мне не нужна.
6206
А вот еда. Она мне нужна.
И надомною кружит Сатана.
Нужна, нужна. Конечно же, нужна.
Навалимся, как мухи на слона.
И сделаем с повидлом бутерброд.
И уж народ скопится у ворот.
Впускать туда. Оттуда никого.
И пусть потерпят. Стоит он того.
Как заяц, что всё скачет по кустам,
Так вот и он зовёт нас к тем местам.
С самим собою в шуме верхних нот
Пускай поёт верблюдице енот.
И тут, целуя в губы тайну мира,
Она воскликнула: «А где твоя квартира?»
6207
Она воскликнула: «А где твоя квартира?»
А я сказал: «Там, где вершина мира.
И там моё пристанище души».
«А ты пейзаж подробно опиши».
«Пожалуйста. Подумаешь о гроте,
Да и слезай на первом повороте.
И сразу влево в час земной коры
Через дворы выходишь из норы
На расстоянье этой же гармонии.
И дальше дуй до самой филармонии.
Ориентиром будут плоть и дух.
Но не лови ты по дороге мух».
Сказав ей это, я зажёг плафон.
И, помнится, завёл я патефон.
6208
И, помнится, завёл я патефон.
А оказалось это саксофон.
Такой, что с диском. Знающий мелодию
Про вашу, мать такую, благородию.
Про веру, про царя и про удачу.
И думал я: «Тебя я озадачу».
Спасать ли мне себя, спасать ли душу?
Уйти ли мне на дно? Уйти ль на сушу?
Налиться ль пивом, прыгнуть ли в окно?
Или пойти с товарищем в кино?
Шло где-то время медленно, степенно,
И наступало утро постепенно.
А патефон, на нём пять жирных пятен,
Он там играл. Был звук его приятен.
6209
Он там играл. Был звук его приятен.
И каждый вздох был мне его понятен.
Ах, патефон! Неповторимый фон.
Желаний сердца пробуждённый стон.
Не отраженье ль жизни в обезьяне
Нам кривит рожи в трепета изъяне,
Впуская к нам в субстанцию не нашу
Галину, Машу, Лену и Наташу,
С высоких дум в повёрнутом нутре
Волнуя грудь в томительной игре.
Послушать эхо из далёкой мглы
Хотелось мне отверстием иглы.
И пел Карузо в опере «Самсон».
О, это сон! О, этот дивный сон!
6210
О, это сон! О, этот дивный сон!
И я проснулся в брюках без кальсон.
И влево-вправо повернулся  -  глядь.
В графине роза. Надо погулять
У речки с ней. А я в лесу гулял.
И там вот я ей чувства изъявлял.
Знакомясь с ней, сорвал с неё пиджак.
И был галантен будто Жак Жужак.
Я снял пиджак и молча лёг в углу.
А в патефоне я сменил иглу.
Но изменюсь ли я, чтоб стать как ты,
Твои любя душевные черты?
И сон ли это? Разговор был внятен.
Да, сон. И он оправдан и понятен.
6211
Да, сон. И он оправдан и понятен.
А патефон зияет блеском пятен.
О, где ж моя красотка Афродита!
Красотки нет, но вижу: два бандита.
Бандит, что справа, небольшой и в норме.
Бандит, что слева, тоже в униформе.
Бандиты Афродиту охраняют,
На баксы ненаглядную меняют.
Кипит Москва, кипит, не выкипает.
Сама себя продаст и покупает.
Не попросила б без причины пить.
Ну, а за что мне выпивки купить?
«Москва! Москва! Очнись! Тебе я друг».
Она в ответ: «Вот лодка. Ночь вокруг».
6212
Она в ответ: «Вот лодка. Ночь вокруг
Москва ли я? И я тебе ли друг?
Я продаюсь за сэндвич и за коку».
И где-то сбоку, около припёку,
К нам супостат тихонько подошёл.
И прямо в Кремль невидимо вошёл.
«Они меня считают умной бабой,  -
Подумала Москва.  -  Да и не слабой».
Кто говорит: «Москва слезам не верит».
Он лгун. Он врёт. Он страшно лицемерит.
Москва! Не ты ль, все выплакав глаза,
Черна как ночь, резва как егоза.
Ах, скучно что-то! Едем к тёте Моте.
И ты продрог. Ты в тягостной дремоте.
6213
И ты продрог. Ты в тягостной дремоте.
Проснись, Москва! Поедем к тёте Моте.
За воспитаньем всюду ищем суть.
И вот уже закончен долгий путь.
Украсть так Кремль. Любить так королеву.
А управлять так придаваясь блеву.
То разберём по брёвнышку чертог,
То подведём в содеянном итог.
Романсы петь, так только с Гвердцители.
А воевать, так ради общей цели.
Ну, а уж если сочинить закон,
То без дверей, без крыши и окон.
«Москва, Москва!..»  -  «Ну что, Москва, мой друг?..»
«И я уже тебе явилась вдруг».
6214
«И я уже тебе явилась вдруг».
«Приди, приди! Приди! Я твой супруг».
Зачем же ты вот так, не по призванию,
Нас подвергаешь преобразованию?
Европа, Эфиопия, Акрополь.
А у меня в запасе Мелитополь.
И сквозь твои исподние штаны
Миллениума признаки видны.
Так что же ты склонилась на колени?
Тому ли нас учил товарищ Ленин?
Неужто это даже не мираж?
И где твой бывший гонор? Где кураж?
Не забывай как Пётр стоял на боте.
И снова мы в томительной заботе.
6215
И снова мы в томительной заботе.
А Пётр?.. Уж он стоял тогда на боте.
Надеемся на радостный исход.
И если вышли в дальний вы поход,
Не забывайте про двадцатый век.
А я ль тебе не верный человек!
Я дня не прожил, чтоб душа спала.
И жизнь моя подарком мне была.
И хочется моторы отключив,
Былое и иное изучив,
Понять её, разгадку бытия.
И вот зачем мечтой терзаюсь я.
Томлюсь тобой я, трепет ожидания.
Тобой одним. И улеглись страдания.
6216
Тобой одним. И улеглись страдания.
А где-то там, в пучине мироздания,
Уже мои прородичи проснулись,
И уст друг друга радостно коснулись.
Отдам я им любую роскошь мира,
И буду ждать из дальних бездн кумира.
А как наступит время умирать,
Не каждый сможет сам себе не врать.
Не вездесущ я и не вездевед.
Но не хотел бы я давать обет.
А раньше было иначе, не так.
Поездка в Химки стоила пятак.
Живу тобой, страна!.. Петра творенье.
Тобой одной. И жажду примиренья.
6217
Тобой одной. И жажду примиренья.
И я пишу прекрасные творенья.
Ревут ревмя идущие оне
В мундирах, в шлемах, в смокингах и не.
Стихия вечных творческих страстей.
А мы, глухие, ждём к себе гостей.
Мы к вам не так чтоб очень и стремимся,
Но над собой нередко мы глумимся.
Свою среду у мира на виду
Мы превращаем в вечную беду.
Цель наблюдая за туманом дальнюю,
Ведём мы тяжбу времени скандальную.
И каждый нам, кто близок, он и друг.
А ты сказала: «А проснёшься вдруг?»
6218
А ты сказала: «А проснёшься вдруг,
Против кого ты закадычный друг?
Противник твой сдружился с кем притворно,
Процессом увлекаясь иллюзорно?»
Стремимся переделать этот мир,
А сами не умеем смыть сортир.
Да что сортир, всю землю обосрали
Во исполненье принципов морали!
И покорили Космос и Сибирь,
И на Луне посеяли имбирь.
И так мы жить советуем Европе,
Гордясь прыщом на нашем с вами теле.
А посмотри иначе. Что же в деле?
Ах, можно стать желанным Пенелопе!
6219
Ах, можно стать желанным Пенелопе!
Там с виду каждый каждого трезвее.
И чем ты ближе, чище и резвее,
Тем ты и круче в помыслах к Европе.
Мне храм построить надо и молиться,
И мысленно с тобой в экстазе слиться.
И в самую ненастную погоду
Увидеть след идущий к небосводу.
Меняю образ свой я тут и мнение
На родовое барское имение.
И стоит ли хоть что-то принцип мой,
Когда я не вернусь к себе домой?
А лист сорвался, в воду канув вдруг.
И всё исчезло. Только мрак вокруг.
6220
И всё исчезло. Только мрак вокруг.
И лист осенний оборвался вдруг.
Смотрю туда. Бушует там стихия.
И вспоминаю прежние стихи я.
Задумался. И уж прощаюсь с телом.
А он повис, застыв в круженье смелом.
Не мне ль на опус времени налечь?
Подумав так, я снял компьютер с плеч.
И, обобщив всех сущностей теории,
Как результат, я верю аллегории.
Из глаз моих за плоскостью стекла
Иллюзия на землю протекла.
И я сказал, сперва подумав: «Ах!»
И холод жуткий. И на сердце страх.
6221
И холод жуткий. И на сердце страх.
А вкруг меня лишь Моцарты в ветрах.
Собачий вальс без скрипки и без нот
Играет не проснувшийся енот
На соответственно, конечно, лад мажорный.
И вот я слышу окрик дирижёрный.
И флейты, и валторны льнут к губам.
И многие прикованы к дубам.
И тут уж не понятно почему,
Не стал я верить взору твоему.
Неоном загорается стена.
А на стене рождается Луна.
Да и нигде ни печки, ни кола.
Всё ночь вокруг. И всюду мрак и мгла.
6222
Всё ночь вокруг. И всюду мрак и мгла.
Такие вот случаются дела.
Повсюду превосходные тела.
Наука, до чего ты довела.
Да это уж давно и не наука.
Сплошная неземная это мука.
И с медовухой безразмерный чан.
И бессловесный времени топчан.
Их четверо. Я встретил их вначале.
Они на мой вопрос не отвечали.
И кончили лишь на исходе дня.
И отпустили к вечеру меня.
И тут я и увидел тыры-пыры.
А в небесах пустот бескрайних дыры.
6223.
А в небесах пустот бескрайних дыры
Напоминают мне иные миры.
Миры. Вокруг пиры. И вдоль столов
Уж вертела. И уйма вертелов.
И всё тут вдруг по мановенью ока
Затрепетало страстно и глубоко.
И началось сплошным потоком литься
На молодые жаждущие лица.
Стекает пот по высохшим губам,
Взывая нас к отеческим гробам.
Сказать такое, что вокруг творится,
Так лучше просто взять и испариться.
И мне смешон какой-то там менет.
И ты поймёшь, что и спасенья нет.
6224
И ты поймёшь, что и спасенья нет.
Так надкуси прелестнейший ранет.
И разделись на пары, и почкуйся,
И семенись, и пестуй, и токуйся.
И подключайся к принятой системе
Не произвольно, а по общей схеме.
По общему заданию-клише.
А с милым другом рай и в шалаше.
Любовь  -  она субстанция полёта
Без поворота крыльев самолёта.
Она и есть вибрация времён.
А кто сказал, что космос не умён?
Любовь  -  она не онанизм в сортире.
И никого во всём подлунном мире.
6225
И никого во всём подлунном мире.
И я уже ногой привязан к гире.
И слышу я натруженным чутьём
Далёкий гул. Но мы с тобой вдвоём
Воображаем и соображаем.
А если нужно, то преображаем
Возможности в отсутствующем небе.
И думаем всегда о свежем хлебе.
И о приятном вечере с тобой
Под неба синью бледно-голубой,
Прямым сближеньем лично и первично,
Не из ребра, а просто так, обычно.
Уж если появился ты на свет,
То не забудь: альтернативы нет.
6226
То не забудь: альтернативы нет.
Поэт и тот, кто посетил сей свет,
И тут уж в нём надолго задержался,
И из-за всякой вещи раздражался.
Смеялся кто, а иногда рыдал,
И без нужды беды не ожидал
Измученный нелёгкою судьбой
И утомлённый вечною борьбой,
Молившийся доступным небесам,
Прислушиваясь к внешним голосам.
И там, в неистребимом чреве ночи,
Увидел я ласкающие очи…
Поэзия! Одна ты мне нужна.
Да, я поэт. И ты мне суждена.
6227
Да, я поэт. И ты мне суждена.
Поэзия, мой друг, моя жена.
И я тебе не венчанный супруг.
Ты мне невеста. Преданный мне друг.
Святое наше неразрывно дружество.
Ты женщина. Но есть в тебе и мужество.
Держусь я за терновый жизни гуж
И в летний зной, и в час январских стуж,
И за чертой разумного сознания,
И в каземате тайного дознания.
Переплетеньем судеб и эпох
Слилось со мною всё в единый вздох.
Да, я поэт. И в том моя вина.
И радость мне иная не нужна.
6228
И радость мне иная не нужна.
Но наступили эти времена,
Когда поэтом быть и не практично,
Не выгодно, и даже неприлично.
Циничные настали времена.
Поэзия разврату не нужна.
На сломе века, в облике времён,
Не досчитались многих мы имён.
Пересыхают творчества ручьи.
Поэты нынче как бы и ничьи.
В учителя их к детям не берут,
И их порыв не ценится за труд.
Ах, верю я, придёт и к нам весна!
И радость мне иная не нужна.
6229
И радость мне иная не нужна.
Поэзия  -  ты у меня одна!
Невесть какое там стихотворение,
А на душе нездешнее парение.
И ода о поре прекрасной года,
И песнь о власти дикого народа.
Поэзия! Мы всё тебе простили,
Когда тебя беспечно отпустили.
И ты сродни не чьим-то интересам,
А дружбе ветра с речкою и лесом.
А рукописи всё-таки горят.
Об этом грустно факты говорят.
О, конъюнктура, провались, исчезни!
Легко сказать. А что за радость в бездне?
6230
Легко сказать. А что за радость в бездне?
Изыйди. Растворись во мгле. Исчезни.
Поэзия, бессмысленная дура.
Тебя уж и не жалует культура.
Свободу можно и в сраженье взять.
А радость вам не тёща и не зять.
Гори оно всё розовым огнём
И утречком, и вечером, и днём.
Кто вдохновенье ценит на дукат,
В литературе ждёт его закат.
Нет, ты жива. Ещё жива, жива.
И на себя имеешь ты права.
Поэзия, в кого ты влюблена?..
Ну, а она мне: «Я тебе верна».
6231
Ну, а она мне: «Я тебе верна».
И вижу я, что дева влюблена.
И звёзды, и бездонный небосвод,
И шелест убегавших в бездну вод,
И шум ветров, и солнца яркий луч,
И рокот гор, и трепет быстрых туч,
И пробужденье утра ото сна,
И терпкий запах красного вина,
И глаз счастливых резкий поворот…
И вот уж ты совсем раскрыла рот.
И что же это?.. Это то, что вечно.
И сердце ваше грезит бесконечно.
И даже Смерть, что в трепетной одежде,
И та вдруг заволнуется в надежде.
6232
И та вдруг заволнуется в надежде.
Старуха-Смерть, что в ветреной одежде.
Доверие  -  оно, как и поверие.
Но в жизни есть ещё и лицемерие.
Ничто уже не вечно под луной.
Да и луна как отблеск неземной.
Но как приятно всё же при луне!
Лучи её мне дороги вдвойне.
И голос вдруг как будто чей-то рек
Из глубины бегущих мирно рек.
И невозможно дважды нам войти
В одну из них, что встретилась в пути.
У каждой свой, лишь ей присущий тип.
А в глубине резвятся стаи рыб.
6233
А в глубине резвятся стаи рыб.
И вот река вошла в крутой изгиб.
Вода спешит туда, в иную даль,
Неся в себе глубокую печаль.
На ней следы ушедших в лету лет,
Былой любви коралловый скелет,
Иных времён желтеющий янтарь
Того, что мы с тобой узнали встарь.
Путей назад не знает лет река.
Она течёт. Течёт издалека.
Неясен путь идущих в никуда.
А вас зовёт иных времён звезда.
И там вас ждут и плюсики, и ноли.
Но и они съедят тебя без соли.
6234
Но и они съедят тебя без соли,
Вселенной духи. Вечности юдоли.
Субстанции неназванных имён,
И посланцы неведомых времён,
Химического свойства колебания
Всех беспредельных далей огибания.
В пути своё о чём-то вереща,
Живут они по способу леща.
Неведомых миров иных просторы,
Иные чувства и иные взоры.
Неслыханные скопища подруг.
И вас они зовут в девичий круг,
Чтоб вы познали этот новый тип.
Ну, а ещё там стайки юрких рыб.
6235
Ну, а ещё там стайки юрких рыб.
И где-то девы незнакомой тип.
Входя в свои им ведомые роли,
Вас там встречают ласковые тролли.
Но не постичь вам этой красоты,
И не познать блистательной мечты.
Всё спрятано от вас в глухую стену,
И не сыграть уж вам желаний сцену,
Не разучить, увы, иные роли,
Хоть и зовут вас за собою тролли
Далёких стран и неизвестных граций.
А ведь когда-то вас любил Гораций.
Да, там тебя съедят. Съедят без соли.
А ты-то кто?.. Ты покоритель боли.
6236
А ты-то кто?.. Ты покоритель боли.
И там тебя съедят, увы, без соли.
Влетая в неземную полосу,
Свою по ветру пестуя косу.
И те непостижимые различия
Увидишь там ты в позах неприличия.
Да и за две больших понюшки чая,
Ты отличишь грача от карачая,
На основной воздействуя предмет.
И тут поймёшь ты, что спасенья нет.
Какой там чай. Себя ты замечай.
Инструкцию серьёзней изучай.
А если ты не вырастишь табак,
Исчезнет звонкий лай и вой собак.
6237
Исчезнет звонкий лай и вой собак,
Уж если ты не вырастишь табак.
Я не сказал, что в бездне той не курят,
И никотином головы не дурят.
Но этого ещё не знали мы
В потоке бездны нас томящей тьмы.
Своей куриной неспособной волей
Ещё мы не постигли дальних троллей.
И разлилась, быстра и глубока,
По нашей сфере их времён река.
И наблюдались дали многозвездны
Из той высокой выдуманной бездны.
И слышал я нездешний, придорожный,
Гул нестерпимый, странный и тревожный.
6238
Гул нестерпимый, странный и тревожный
Я слышу там, нездешний, придорожный.
И вижу я, как в мимолётном сне,
Как в неба проплывающем окне,
Летящее за временем тепло,
Что нас с собою в бездну увлекло.
Оно хотело, только не могло,
Пленить меня сквозь тонкое стекло.
И всё-таки, там в чём же было дело?
И я спросил: «Зачем ты прилетело?
Везде ли ты успело побывать?
И можно ли нас нами называть?»
Тут я проснулся. О, сказал, дурак!
Везде молчанье и рассветный мрак.
6239
Везде молчанье и рассветный мрак.
Я покраснел как в жаркой печке рак.
Оттуда и не выбраться ему,
Так как ему оно не по уму.
Тут и мальки, и окуньки, и тюльки
На самом дне вскипающей кастрюльки.
Им горячо. И там полнейший мрак.
И вижу я за окнами барак.
Мир как мираж. И всё же он система.
Ну, это уж совсем другая тема.
Меж нами реют разные миры.
Рак свистнул трижды и упал с горы.
И я подумал: «Мир исчезнет ложный.
И даже гул умолкнет придорожный».
6240
И даже гул умолкнет придорожный,
Да и угаснет мир чужой и ложный.
А хочется немного помечтать
И, может быть, хоть в чём-то лучше стать.
И это вот земное сновидение,
Оно как мимолётное видение.
Венера полюбила Антимира,
Не встретив поприличнее кумира.
А встретила б она хотя б Геракла,
То в этой бездне более б не брякла.
В своём противоречии прямом
Я сдвинут по субстанции умом.
И мне казалось в этот самый миг,
Что я вершин сознания достиг.
6241
Что я вершин сознания достиг,
Вот так я и подумал в этот миг.
Всё, что я видел, стало иллюзорным
И непонятным, ложным и притворным.
Принять задумал всё я умозрительно.
А это ли, мой друг, не подозрительно!
В моём противоречии прямом
Тут всё постичь хотелось мне умом.
И где-то там я будто без рассудка,
Без рук и ног, сознанья и желудка.
И голова, в которой весь мой ум,
Исчезла. И остался я без дум.
И тут явился мне тот странный миг,
Где я вздыхаю горестно у книг.
6242
Где я вздыхаю горестно у книг,
Там мир весёлым пламенем возник.
А я сказал: «Забота у меня.
И только на неё не хватит дня.
А бесконечность, что потом кончается,
Из моего меню не исключается.
Как понимать что и природа-мать
Мне не даёт себя воспринимать.
И всё она сама в себе запутала,
И тайною глубокою окутала.
Субстанция способна секвестрировать.
А мысль стремиться мучить и третировать
Себя саму». И вот уж мой дневник.
И не вздыхаю я как некогда у книг.
6243
И не вздыхаю я как некогда у книг.
И я подробный вёл тогда дневник.
И в каждом дне, что был подарком мне,
Я видел жизнь разумною вполне.
Был наделён я древнею породой.
И жить хотел в согласии с природой.
Свободы я от нужд земных искал.
И ничего нигде не упускал.
Я погружался в домыслы познания
Вне времени, вне места и сознания
Великого до нас небытия.
Но до причин не докопался я.
До истины. Я поверху порхал.
И всё о чём-то горестно вздыхал.
6244
И всё о чём-то горестно вздыхал.
И никогда почти не отдыхал.
Плохой я был, а почему? Не знаю.
И, видимо, уже и не узнаю.
Беспечен был я. И к судьбе был глух.
И не ловил я бабочек и мух.
То наполнялся бурными потоками,
То истязался неземными токами.
Чего же я вздыхаю и стенаю?
Уж, видно, я об этом не узнаю.
Понять меня ещё, конечно, можно.
Но нужно ль понимать? Оно ведь сложно.
Порой по фазе ощущаю сдвиг,
Когда стремлюсь туда, в забвенье книг.
6245
Когда стремлюсь туда, в забвенье книг,
То я по фазе ощущаю сдвиг.
И понимаю: мир на том покоится,
Что ни о чём уж он не беспокоится.
Пространству есть предел до без границ.
Идя наверх, ты ниспадаешь ниц.
И по бокам обхват оно имеет,
Да и лукавить страстное умеет.
И так везде. И у глухой стены.
Ах, только б, только б не было войны!
Безвременья далёкие пространства
Не лишены ни ханжества, ни чванства.
Вопрос «Что делать?» Да о чём вздыхаю!
Он устарел. Я гибну. Затухаю.
6246
Он устарел. Я гибну. Затухаю.
И всё ещё о чём-то я вздыхаю.
Так стоит ли мне без толку вздыхать?
Не лучше ли на пляже отдыхать.
И, упростив всё то, что в мире сложно,
Прожить легко, с умом и бестревожно.
В величии безличия двуличия
Дошло уже тут всё до неприличия.
А сложное в сравнении так просто,
Как таинство зерна в пшенице роста.
И без конца кончается оно,
Вполне документальное кино.
И я сказал: «И дню пора настать».
Да и добавил: «Я люблю мечтать».
6247
Да и добавил: «Я люблю мечтать.
За гранью знаний вёрсты не верстать.
И не пристало выглядеть устало
На пьедестале времени кристалла.
В переплетенье эллипсов и граней
В просторах лун, в заботах Тегераней
Уж бронзы век уходит. Серебра
Настала распрекрасная пора.
Висит над нами миг очарованья.
Такие вот я знал переживанья.
И я лечу сквозь нетерпенье ночи.
Да и готов я приземлиться в Сочи.
А чтоб узнать о том, что с нами стало,
Одних мечтаний тут, конечно, мало.
6248
Одних мечтаний тут, конечно, мало,
Чтоб и узнать о том, что с нами стало.
Вот я стою, как некогда, устало,
И чувствую, что мне тревожно стало.
Природа, ты гребёшь лишь под себя.
А кто-то скажет: «Я люблю тебя!»
Хочу я, как и прежде, новизны.
Ах, только б, только б не было войны!
Что ж, плагиат, пускай и плагиат.
Эзоп, ты прав. Был зелен виноград.
Ты всё поймёшь. И ты смотри назад.
Там ты увидишь яблоневый сад».
Ну что ж, болезный? Чтоб хоть кем-то стать,
Уж нам пора с постели этой встать.
6249
Уж нам пора с постели этой встать,
Чтоб жизнь прожить и слишком не устать.
Причина сна у ночи на виду.
А спид пришёл в злопамятном году.
Кончину нашу где-то там назначили.
И этим мир тогда и озадачили.
Мы говорим: «Природа, ты права».
А остальное мелочь. Трын-трава.
Да и не правда, что мертва природа
И отнимает лучших у народа.
А где добро, там рядом с ним и зло.
И это, если очень повезло!
Ты пробудись с утра. Вздохни устало.
И посмотри. Уже заря восстала.