Веноциания. Том 23

Марк Орлис
История одного человечества.





























































ВЕНОЦИАНИЯ



том двадцать третий















2016 г.




Собрание сочинений
в 99 томах. Том 65-ый.






























6250
И посмотри. Уже заря восстала.
Ты пробудись с утра. Вздохни устало.
Актёрствованьем все заполнив сцены,
Мы за кулисами порою режем вены
Из-за любви и ложного стыда.
Мол, к нам беда явилась без суда.
И кажется тебе, ты рвёшься к цели.
А, в самом деле, жив ты еле-еле.
И вот мы даже кушать не доели.
И тяжело нам тут в пустой постели!
Идя ко сну с осознанной виной,
Мы видим рай за каменной стеной.
И бесполезна в нас, да и пуста,
Без прочной почвы всякая мечта.
6251
Без прочной почвы всякая мечта
Бессмысленна, бесцельна и пуста.
Вот и стоим мы на земельке грешной,
Мечтая о флотилии потешной,
Играя в покорение высот,
Не замечая подлинных красот,
Что наполняют целью возжеланной
Сознанье вечной глуби океанной.
И пусть горит оно бездымным гаром
Двуокиси невидимым угаром.
Уж, видно, с вами нас попутал бес
От недр земли и до её небес.
Мечта моя, и чёрт мне не поможет,
Обречена, и быть мечтой не может.
6252
Обречена, и быть мечтой не может,
Мечта моя, и чёрт мне не поможет.
Коня от пня, козу от стрекозы,
Беспечный смех от творческой слезы
Мне отличить поможет интуиция.
Но торжествует в мире инквизиция.
Великие вселенские дела
Она до совершенства довела.
И ничего Всевышний и не смог,
Когда под Жанной теплился дымок,
Преображаясь в радостное пламя.
И возносилось над природой знамя.
Задумка переделать мир Христа,
Она наивна, да она пуста.
6253
Она наивна, да она пуста,
Задумка переделать мир Христа.
Понять, познать. О, Господи, прости,
Незрячих нас ты к истине пусти!
Злодействуя рентгеновским лучом,
Больные измывались над врачом.
Подумаешь, уж хочется поесть.
И у тебя сосиски в миске есть.
И есть соседка. И она всё может.
А случай избежать беды поможет.
Живи себе, ни в чём не зная бед.
А вот уже и вечер, и обед.
Мечта, она волнует и тревожит,
И душу в нас обидчивую гложет.
6254
И душу в нас обидчивую гложет
Мечта, что нам ничем помочь не может.
А съел ты ужин, съел ты и обед,
Ну что ж, благодари её в ответ.
Кто выиграл, а кто тут потерял,
Такое даже я не проверял.
Свобода  -  колыбель всего народа,
Красавца и ужасного урода.
В природе всё в гармонии борьбы.
Не дай нам Бог познать предел судьбы.
А умереть желательно мгновенно
В объятьях друга или внутривенно.
Случается, что и по фазе сдвиг.
Но я мечтал. Я знал прекрасный миг.
6255
Но я мечтал. Я знал прекрасный миг.
И прочитал я семь полезных книг.
Уж на дворе перебухают почки.
А из круиза две вернулись дочки.
И хоть ты бей тут в рожу кирпичом,
Когда тебе всё в мире нипочём.
Наивному и на тебя похожему
Попал кирпич по голове прохожему.
И в тот же миг, воспрянув ото сна,
Подумалось: «Опять пришла весна!»
Миг подтвердил: «О, это не беда!
Где ваша дочь ночует? И когда?»
И тут уж я опять в плену у книг.
Мечта моя, которой не достиг.
6256
Мечта моя, которой не достиг.
И я опять в плену у старых книг.
И понял я, что я пришёл домой,
И от меня зависит жребий мой.
И как венок, сплетённый в тайне ног,
Уж дай вам Бог, чтоб случай вам помог
На пляже, где и дочка ваша ляжет.
«Отстань!» Она кому-то нервно скажет.
Вокруг стоит безумный страшный вой.
И вас не выдаст случай с головой.
Любовь  -  она не опера-балет,
И тут не важно, сколько даме лет.
И я лежу среди прекрасных книг.
Мечта моя! Которой не достиг.
6257
Мечта моя! Которой не достиг.
Но я молчу. Я в окруженье книг.
Продолжу описанье я словами.
И где мне взять моё согласье с вами?
Ещё совсем не видно и конца,
А выраженье требует лица.
Какое же до цели расстояние?
И там уже моё с тобой слияние,
Читатель, воедино, если труд
Мой критики до пыли не сотрут.
И пусть грядёт за этим всем успех.
И я известен буду между всех.
Кто от гордыни щёк не надувал,
Тот сам, по сути, к истине взывал.
6258
Тот сам, по сути, к истине взывал.
И торжеством мой разум оживал.
О чём мечтать надумал ты, певец?
Какой тебе тут нравится мертвец?
Бальзак? Гюго? Щедрин? Сергей Есенин?
Или крушитель догм великий Ленин?
Воинственный мечтатель из Кремля,
Себе и нам грядущей цели для?
Ведущий за собою нас философ,
Пророчащий ответы без вопросов?
Он часто просыпался до рассвета,
Любивший жизнь и вымыслы поэта.
Кто знает, где кому лежать милее?
Тебе в гробу, ему ли в мавзолее?
6259
Тебе в гробу, ему ли в мавзолее?
Живому ясно, где лежать милее.
И не смотря на полный дом дерьма,
Ещё и я не сдвинулся с ума.
И тень моя, томительная тень,
Ложилась незаметно на плетень.
И мне она является укором,
И мучит нас своим пытливым взором.
Укор любви  -  удар по сердцу веры.
В противовес я знаю три химеры.
Химеры: алчность, зависть и порок.
И каждая приходит в нужный срок.
В воображенье всякое бывает.
А в жизни и ворона не зевает.
6260
А в жизни и ворона не зевает.
Нас в лапти пропаганда обувает.
И вешает нам на уши лапшу.
А я стряхнуть её скорей спешу.
А вот уже меня пронзает злость.
И я грызу спасительную кость.
Сомнений кость. С мечтой о скудном хлебе
Взлетаю я, и пролетаю в небе.
Лечу средь уток. Вижу мир вокруг.
Так замыкается моих желаний круг.
То круг страстей. Смотрю я на зарю,
Да и восход её боготворю.
А миг любви он хочет вам понравиться.
Он к вам приходит, чтобы с вами справиться.
6261
Он к вам приходит, чтобы с вами справиться,
Тот странный миг. Он хочет вам понравиться.
И вы уже идёте в никуда,
Куда не ходят даже поезда.
И истина переполняет вас
Обидами, разлив по кружкам квас.
Она умеет всё критиковать
И никому пощады не давать.
Ну, а потом и будет суп с котом
Литературных опусов о том,
Что спид и никотиновый синдром
Ты не разбудишь утра топором.
И вот тогда вас и встречают боги
В конце начала будущей дороги.
6262
В конце начала будущей дороги
Вас и встречают ангелы и боги.
И там, где были прежде города,
Они и разместились у пруда.
От солнца отражённые щитом,
Стоят они и думают о том,
Что уж не льётся яркий свет с небес,
И торжествует на планете бес.
И где разрушен был защитный слой,
Не слышно песен с лихостью былой.
Земля лучом тоски испещрена,
И ничего не чувствует она.
Не хочется ни думать, ни грустить.
Да и никто не в праве нас простить.
6263
Да и никто не в праве нас простить.
И руку трудно даже опустить.
И таково поставлено условием.
И нам идти вперёд за предисловием.
И как возможно медленней дышать,
И никаких вопросов не решать.
И вот несут поэту и певцу
Ничтожный шанс понравиться Отцу
Небесному, к курортному сезону,
Освободив от посторонних зону.
И звёзды рассыпаются в ночи.
И уж кричи ты тут, или молчи,
Тебя услышат разве носороги
В начале и в конце твоей дороги.
6264
В начале и в конце твоей дороги
Тебя услышат разве носороги.
Формально. А, по сути, никогда!
И ты вернулся в прежние года.
Ты там встречаешь Бога-человека
В конце начала и в начале века,
В часы великих мира перемен,
Когда идёт естественный обмен.
А наиграться чтобы жизнью всласть,
Тебе нужна и над природой власть.
И с этих пор с открытою душой
Ты и живёшь как нищий с юркой вшой.
Немного в вечность зону приоткрыв,
Да и своих намерений не скрыв.
6265
Да и своих намерений не скрыв,
Немного в вечность зону приоткрыв,
Живёшь ты тем, что суть твоя такая,
Достичь вершин, судьбе не потакая.
Не дай же Бог не умному руля,
Не то пробьёт он днище корабля.
В решении общественных задач
Не пожелайте глупому удач.
В противоречье ночи и рассвета
Морозной мгле предпочитайте лето.
За декабрём не сразу будет май.
Как хочешь, так ты тут и понимай.
А я молюсь истории известной
Любви земной с надеждою небесной.
6266
Любви земной с надеждою небесной
Я и молюсь, как в пьесе всем известной.
На круги ты своя скорей вернись,
И от сомнений вымысла очнись.
Трудись в лесу, в реке и в огороде,
И относись к нетронутой природе
С любовью. В ней и солнце, и вода,
И повседневность рабского труда.
И пусть тебе писатели не врут,
Что только труд нас выплавил из руд.
Займись ты, наконец, самим собой,
И не гонись за призрачной судьбой.
И свой души истерзанной порыв
Не преврати в земли и неба взрыв.
6267
Не преврати в земли и неба взрыв
Души своей истерзанной порыв.
Тот на ближайшей разобьётся кочке,
Кто не подумал о девятой точке.
И мне поспать осталось до рассвета
Лишь два часа. Уж такова примета.
Но семь в сонете этом нижних строк
Я допишу, как разума урок.
В бессилии и в глубине пороков
Мы получаем хладный душ уроков.
Один из них  -  что неразрывна нить
У Ариадны. Но способна гнить.
Твоя душа в нетленной поднебесной
Дорогу ищет к цели неизвестной.
6268
Дорогу ищет к цели неизвестной
Твоя душа в нетленной поднебесной
С рубцами поцелуев на щеке
И с кровью синих ссадин на виске,
И с ржавчиной в ладонях от гвоздей,
Пробитых злобной немощью идей.
И мы ведём подобный разговор
О том, что бесполезен этот спор,
Где ни молва, ни радио не скажут,
Да и пути к спасенью не укажут,
Как и когда, и с кем куда идти.
И тут уж мы замешкали в пути.
Но тот, кто не поймёт сей разговор,
Он или вор. Ах, всё тут, видно, вздор!
6269
Он или вор. Ах, всё тут, видно, вздор!
И этот вот бесцелен разговор.
И, выслушав с терпеньем излияние,
Почувствуем ли мы его влияние
На нас? Или не сможем?.. В том укор.
И времени разгадки коленкор.
О чём писать? Куда теперь стремиться?
Душа моя в сомнениях дымится.
Не в силах больше в гордости терпеть
Всё то, о чём она хотела б петь.
А рвусь туда я, где и нет опоры.
И, взяв рюкзак, я устремляюсь в горы.
О, я люблю тот мимолётный миг!
Мечта моя, которой не достиг!
6270
Мечта моя, которой не достиг,
Я полюбил твоих стремлений миг.
Ты помогла избавиться от сна.
На небе солнце. И уже весна.
Снега ползут в живое лоно вод
И отражают блеском небосвод.
Блестит капель, слышна лесная трель.
Пришёл на землю друг Ярилы  -  Лель.
Природа, пробудившись ото сна,
Провозгласила миру: «Я весна!»
Люблю тебя, весны очарованье,
Весенних бурь восторг и ликованье!
Ещё люблю я твой, о солнце, лик.
Мечта моя, которой не достиг!
6271
Мечта моя, которой не достиг!
Ах, я люблю увидеть утра лик!
Я расскажу историю испанца,
Что жить не мог без вымысла и танца.
И, наполняя ими вечера,
Тем занимался с ночи до утра.
И спать ложился, повторяя па,
Их завершая кончиком пупа.
И никогда уж он не унывал.
Всего себя он танцу отдавал.
Рождая пыл желаний на двоих,
Под одеялом танец длился их.
И тяга, что была когда-то к водке,
Исчезла вдруг, застряв фужером в глотке.
6272
Исчезла вдруг, застряв фужером в глотке,
Былая тяга к праздности и водке.
И миг, когда в звездах сияло небо,
Им тут принёс приятный запах хлеба.
С мечтой телесной и с подругой лестной,
Довольно юной, скромной и прелестной,
Один и сам, ни взять уж и ни дать…
И я не смог так долго ожидать.
И белый свет тут мне вдруг стал не мил
Воображеньем трепета чернил.
Его туда как будто погружая,
И многое притом воображая,
Да, да, туда, сказал бы я, в тепло.
Лежу я в лодке. Сломлено весло.
6273
Лежу я в лодке. Сломлено весло.
А годы шли. И время нас несло.
Мужчин тогда постарше было мало.
И сплошь уж так с подростками бывало,
Что за мороженое и конфету нам
Льнуть приходилось к блузкам и штанам
Всё той же штукой где-нибудь в подъезде,
На профсоюзном ли, партийном съезде,
В гостинице, и просто на полу,
В углу дивана, в школьном ли балу,
В сторонке возле сельтерской воды,
У пальм вазона, где шумят сады
Искусственные. Карта ваша бита.
Всё к завершению идёт. Душа разбита.
6276
Всё к завершению идёт. Душа разбита.
И тут меня, грядущего пиита,
Муж инвалид прогнал. А ей сказал,
Чтобы за ним ушла в центральный зал.
И со своею перед ним виной
Подумал я: «Уж будь что будь со мной».
Всё ей простив, зажав костыль рукой,
Он посмотрел на женщину с тоской.
А мне досталось инвалидной палкой
За то, что был я с прочною фингалкой.
Его удар в мозгах моих шумел.
Потом звонок из зала прозвенел.
И только то и было здесь бедой.
Гноится рана. Трудно и с едой.
6277
Гноится рана. Трудно и с едой.
И только то и было мне бедой.
Погашен свет. Фойе уж опустело.
И понесло в тот день живого тела
Здоровое зачатие от нас
В обеденный меж заседаний час.
Нас согревала нега женских ног.
И в этом был я там не одинок.
Печали дамской истинный ценитель,
Невольный раб и страстный повелитель
Пропавших без вести, засыпанных руинами,
В кострах сожжённых, поражённых минами.
Их заменяли мы во тьме палёной.
Любовь была нам приторно солёной.
6278
Любовь была нам приторно солёной.
Я пил её с зарёю воспалённой.
Стояла ночь в молчанье и в кокетстве.
Но речь пойдёт здесь не о трудном детстве.
А уж совсем, совсем наоборот.
И вот такой предивный оборот.
Здесь речь не о семейном воспитании,
А о простом, но вовремя питании.
Питаться можно, да уж было б чем.
И я неплохо, и немало ем.
Была б еда и не страшна беда.
А тут вода. Вокруг вода, вода.
И кровь. И много брошенной еды.
И я не вижу в том, друзья, беды.
6279
И я не вижу в том, друзья, беды.
И было там достаточно еды.
Вот кровь зачем? Уж я не понимаю.
И я со всеми руки поднимаю.
Стою я вверх со вздетыми руками,
И подпираю шапкой крупный камень.
Так и попали мы в немецкий плен
С дрожаньем частым согнутых колен.
В трусах моих ослаблена резинка.
Со мною мама, брат и тётя Зинка.
Да и вокруг стоит весь детский сад.
И я стою. И прикрываю зад.
Ах, как мне жаль нас, и в поле лёнов!
И не смогу я полежать у клёнов.
6280
И не смогу я полежать у клёнов.
Вот так мне жаль и нас, и в поле лёнов.
Не скошенных комбайнами хлебов,
Не собранных по осени грибов.
Ещё свежи развесистые клюквы.
А ты расставь в словах точнее буквы.
Или меня ты не сумел понять?
А я не мог тому, что видел, внять.
Мои слова творения дитяти.
Я много лет положенный в кровати
С умом глупца в спине с параличом,
С рукою вверх прижатой кирпичом.
Но сам себе я всё ж ещё угоден.
И хоть поход мой, вижу, был бесплоден.
6281
И хоть поход мой, вижу, был бесплоден,
Но сам себе я всё ж ещё угоден.
Вот жаль, что я угоден лишь себе,
Иначе бы не быть моей судьбе
Такой избитой бомбами и минами.
И не встречали б нас с кривыми спинами
Любезные мне милые врачи.
И мы б играли в прятки и в квачи.
Наелся б я из персиков ухи.
И не порол бы этой чепухи.
Берут, как прежде, бюрократы взятки
От Кенигсберга и до древней Вятки.
И по реке мой путь, что многоводен,
Всегда со мной. И он душе угоден.
6282
Всегда со мной, и он душе угоден,
Мой путь младенца, что лишённый родин,
И угодил на общей жизни путь.
Но здесь уж я могу и отдохнуть.
О, я люблю так жгуче и серьёзно,
И глубоко, ну а порой и слёзно.
И мне бы лучше с вами не вздыхать,
И ни к чему уж тут и злопыхать.
Люблю я суп, люблю я с маслом кашу,
Люблю я землю ласковую нашу,
Люблю народ, и маму у ворот,
И у реки тропинки поворот.
И каждый, кто судьбою с нами сходен,
Всегда со мною и душе угоден.
6283
Всегда со мною и душе угоден
Тут каждый пятый. А шестой свободен.
И в это время где-то делят газ.
И уж совсем не думают о нас.
Намазывая на батон икру,
Не видим мы озонную дыру.
И на страданья предков и потомков
Небрежно смотрим, грубо и не тонко.
Трещит Земля в угоду временам.
Ах, отзовётся всё когда-то нам!
Воители, ваятели, создатели,
Сего письма упрёков ожидатели.
А вот и заключительный звонок.
Мой тонущий во времени челнок.
6284
Мой тонущий во времени челнок.
Планета Фикс. Волна шумит у ног.
Поднялся, подмети свою планету.
Потом и пересчитывай монету.
Но только ты разумно посчитай.
И за неё ты не возьмёшь Китай.
Формозу? Ну, Формозу, может, купишь.
А весь Китай. Уж извините. Кукиш.
Китай, он неподкупен. Он Китай.
Историю внимательно читай.
Ни памперсом, ни даже бленд-а-метом
Его ты не возьмёшь. И суть не в этом.
Да, он Китай. И в дедушки нам годен.
И твой поход, в сравненье с ним, бесплоден.
6285
И твой поход, в сравненье с ним, бесплоден
В истории династий и веков.
Но каждая из неподкупных родин
Желает оставаться без оков.
Из всех несуществующих вакансий
Я предпочту лишь ту, что без экспансий,
Без поучений, как нам нужно жить,
Да и куда свой ваучер заложить.
И вот, одобрив личность мавзолеями,
Проспектами, мостами и аллеями,
Как феникс, из руин растущих храмами,
Трагедиями, путчами и драмами,
Услышит каждый сам себе звонок.
И я уже лишаюсь рук и ног.
6286
И я уже лишаюсь рук и ног,
Когда ко мне бежит стремглав щенок
За иностранным быстрым караваном
В заду с желаньем и во рту с бананом,
Жуя усердно риглиспермифрукт,
Для ускоренья времени продукт.
Я не лишён инерции покоя.
И мне присуще всякое такое:
Порассуждать, подумать, помечтать.
Да и люблю я и комиксы читать.
Но отличаться я боюсь от многих,
Таких как я, двуруких и двуногих.
И я не против памперсов и пиццы.
А надомною уж летели птицы.
6287
А надомною уж летели птицы
И на Курилы, и на пляжи Ниццы.
Не знаю, правда, где комфортней пляж.
Не совершал уж я туда вояж.
Но я люблю у речки полежать,
И мне смешно желанью возражать
В вишнёвом саде, в доме ль дяди Вани,
Или с Обломовым на плюшевом диване,
Обложенным пуховыми подушками,
Со Штольцем, с самоваром и витушками.
Не всё равно ли, где нам отдыхать.
И мне смешно об этом воздыхать.
О, многолики времени миры!
И небеса исполнены игры.
6288
И небеса исполнены игры.
И многолики времени миры.
И понесло меня вдруг далеко
За звёздных троп ночное молоко.
Всё тянет нас туда, где встретят нас
В свободный час колючим взглядом глаз.
Ты свадебный из пьесы генерал.
И ты себя и прочих презирал.
Ты непременно хочешь в генералы,
Ну, а потом и в контрадмиралы.
Куда ты нас ведёшь, мечта-фантазия,
Поэзия, гармония, оказия!
И вот вдали, там, где моя светлица,
Там я родные и увидел лица.
6289
Там я родные и увидел лица.
Там отчий дом. И там моя светлица.
В большом окне вы, Александр Сергеич.
А вот, я вижу, конюх ваш, Евсеич.
Арина Родионовна пьяна.
И ночь темна. И мрак, и тишина.
Расплывчато всё в мире и туманно.
Не брызжет уж с небес на землю манна.
И всюду персоналии из книг.
И там же ваш растрёпанный дневник.
Хотя его тогда вы не писали.
Но на балах вы всё-таки плясали.
И доплясались до в груди дыры
Напоминаньем сказочной поры.
6290
Напоминаньем сказочной поры
Вы доплясались до в груди дыры.
Там всё в полоску. Белое и чёрное.
Как строгость воспитателя притворная.
Как вольная бесправного шута.
Как пряник и коллизия кнута.
Всё пополам. На умного дурак.
На свет дневной ночной кромешный мрак.
На мужа деревенский лжец племянник.
На чай горячий толстый подстаканник.
О, охладись и слишком не гордись,
Да и себя скорее устыдись.
Все мы труха. Продукт борьбы земельной.
Как говорится, мир судьбы отдельной.
6293
Как говорится, мир судьбы отдельной.
Все мы труха. Продукт борьбы земельной.
С неё мы вышли, и в неё войдём.
И сквозь ушко игольное пройдём.
И в смысле вовсе даже не метрическом.
Ну и, конечно, и не в историческом.
Но есть ещё другой неясный смысл.
Что есть она, нас тронувшая мысль?
Мы что? Ничто? И где тут равновесье
Божественного и влиянье бесье?
Что тянет нас упорно за язык?
Ах, ко всему уж, видно, я привык!
Познания стезя меня вела.
И вот она сюда и привела.
6294
И вот она сюда и привела.
И вижу я себя сквозь грань стекла,
Где как бы жизнь моя и отразилась.
А мысль она на дыбу водрузилась
За грань стекла, и в бездну утекла.
И уж ко мне опять сюда пришла
В небытие иного бытия
Стезёй любви. И тут остался я.
В окне времён я вижу отраженье
Режима, и неясное движенье
Фантазии без крыл и без ветрил.
И понял я, что я в себе открыл.
И тут уж я решил писать дневник.
Судьба моя! В тебя ли я проник!
6295
Судьба моя! В тебя ли я проник,
Когда писать надумал я дневник.
В нём мне открылось всё моё убожество,
И мира повседневного ничтожество,
Лишь кроме как любви и бытия,
Где и познал свою тревогу я,
Что включена в погрешности судьбы.
И там поток невидимой борьбы.
И получил я пищу и питьё,
И по субботам взбучку и битьё.
Потом прозрел я весь всепониманьем,
Что не туда я обращён вниманьем.
И тут я мыслью важною проник,
Как будто снова я средь старых добрых книг.
6296
Как будто снова я средь старых добрых книг,
Вдруг мыслью я нежданною проник.
Да и не выйти нам из окружения
Непротивленья вечного движения
Во временах, когда природа-мать
Должна сама хоть что-то понимать.
Но чем я больше обретал неведений,
Тем больше собирал о том я сведений.
И я уже не мог себя унять.
И понял я, что я хочу понять?
Любви своей стремление к природе?..
И всё вот так и шло. Неплохо вроде.
И птицею я фениксом возник,
Как будто я опять у старых книг.
6297
Как будто я опять у старых книг.
Так фениксом я птицею возник
Невольных всевселенских откровений,
Души полу осознанных мгновений.
Грядущая за жизнью череда,
Неведомо откуда и куда
Зовущая с собой меня, влекущая,
И млечными туманами текущая,
Дождями, а порой не ко двору,
Пронзавшая и в холод, и в жару
Писателя, истории касателя,
Себя от безпонятия спасателя.
Судьба моя летит стремленьем к цели.
А я лежу в разобранной постели.
6298
А я лежу в разобранной постели.
А достиженье неизвестной цели
Самой-то цели вовсе и не цель.
Была бы ты. Ну, а ещё постель.
В постели что важней тебя и цели?
Так это грудь и голос Гвердцители,
Парящей над домами высоко
В одежде из эпохи рококо.
Пейзажи, стили, Робины и Тили
Планету ожиданьями польстили.
И завертелись в вихре небеса,
Да и надулись в ветре паруса.
День жизни жгуч. И я пишу дневник.
А солнца луч к груди моей приник.
6299
А солнца луч к груди моей приник.
А я пишу безвременья дневник.
Дневник безвременья приобретает время,
Когда мы с вами, соглашаясь с теми,
Кто против нас, оберегаем времечко,
И бьём друг друга беспардонно в темечко.
И гладим грудь красавиц в бардаке
С желанной дрожью в трепетной руке.
Чем на врага с окопов подниматься,
Давайте лучше сексом заниматься.
Прилично говорить: «Живу без цели».
А умереть, так только с Гвердцители.
Чай здоровей. А вот и мы в постели.
И за окном две птицы пролетели.
6300
И за окном две птицы пролетели.
Лежу я тут в разобранной постели.
И мы с тобой на тёпленьком гнезде.
Я там пушок поглаживал везде.
Туда два пальца страстно запуская,
Конвульсий жажды там не упуская,
Я этот факт, и мной свершённый акт,
Перемежаю, чередую в такт.
И вот уже, приблизившись друг к другу,
Две птицы устремляются по кругу.
Какая всё же это лепота!
И как нежны, и как близки уста!
Скрипит кровать стальная подо мной.
А за окном палящий летний зной.
6303
А за окном палящий летний зной.
Скрипит кровать стальная подо мной.
Движенья ускоряют мерный скрип,
Преобразуясь в возгласы и крик.
О, как она тонка, как стонет дева!
Как хлюпает её в движенье плева
В преддверии заветного конца!
И лапса дрица гопца гоп ца ца.
Зажглась на небе Андромеды мгла.
И нет конца желаньям и числа.
Любовь, она природе соответствует,
И лишь без встречи, задыхаясь, бедствует.
А мы переживаем шорох в крыше.
Нет, это выше. Это где-то выше.
6304
Нет, это выше. Это где-то выше.
Мы затихаем. Слышим шум на крыше.
Я не спешу. Мне радости лишиться
Не хочется. Но надо же решиться
Войти в предел. И всё уж тут от Бога.
И отдохнуть хочу я хоть немного.
А вот и он. Он мяконек и слаб.
И так же вот и в чреве сильных баб
Он устаёт. Но тут же, выпив кваса,
Я и спляшу вам радостное «Асса».
А может, мне хоть на часок заснуть?
Да и она хотела б отдохнуть.
И, повторив известный лепет слов,
Она зовёт меня готовить плов.
6305
Она зовёт меня готовить плов.
Обрывки слышу я негромких слов.
И просыпаюсь. Где же проститутка?
Вот этакая тут случилась шутка.
А вместе с тем полезная наука.
Смех внука слышу. Вот такая штука.
Произошло, пригрезилось и… глядь.
Поспать ещё б, да и пойти б гулять.
Не доверяйте пишущим. Оне
Изображают вымыслы во сне.
Проснулся. Осмотрелся. Ах, жена!..
И мне она единственно нужна.
Пирог готов. В нём запах ипотечный.
Он вкусен. Дочки слышу смех беспечный.
6306
Он вкусен. Дочки слышу смех беспечный.
Посплю ещё. Поступок ипотечный.
Его могу во времени продлить.
А там уж и иллюзии излить.
И нетерпенье. Или, может, даже
Изжечь себя в крутом ажиотаже.
Оставив страсти на блудливый пыл
Супруге, уж с которой счастлив был.
И тут бы мне, как в мужниной заботе,
Не плохо б преуспеть и на работе.
Но я, увы, увы, не супермен.
Не мне любить коварную Кармен.
И тут я, съев мне принесённый плов,
Произношу семь необычных слов.
6307
Произношу семь необычных слов.
И доедаю бесподобный плов.
Слова, что я для дочки говорю,
Я как-нибудь в сонете повторю.
Там где-нибудь, когда-нибудь и ниже.
Так ты уж, друг, туда и загляни же.
И там ты любопытство ублажишь,
И в праздном безрассудстве задрожишь.
А почему оно, ты скажешь, праздное,
То безрассудство? Жизнь ведь штука разная.
Бывает и не праздное, когда
Его причиной подлинность стыда.
А трепет в нас и временный, и вечный.
«Сейчас, любимая. О, друг ты мой сердечный!»
6308
«Сейчас, любимая. О, друг ты мой сердечный!»
Любви и нежности тут перечень извечный.
Такое лишь бывает на Руси.
Сперва ты побольнее укуси,
А уж потом возьми и пожалей,
Да и пролей на истину елей
Туда, на рану. Плуту и тирану
Положено вот так. И по Корану.
И по ученью древних христиан.
Быть на Руси скопленьем миссиан.
И чтоб души кручину одолеть,
Тебе надеждой надо б заболеть.
Как много пищи для мечты в природе!
И хоть я есть хочу, конечно, вроде.
6309
И хоть я есть хочу, конечно, вроде,
Но Русь коварна так и по природе.
Она умела жить и воевать,
Умела и в дремоте пребывать.
Наивною душой друзьям открыта,
Ты для врагов жестока и сокрыта.
Ты рать на бой решительно вела,
И защитила землю от набега.
Такая уж в тебе любовь и мгла,
Такая уж в тебе тоска и нега.
Тут ревность косолапая твоя,
И преданность во всём к тебе моя.
С тобой от Калиты в далёком годе
Я за мечтой пленительной в походе.
6310
Я за мечтой пленительной в походе.
В тебе, о Русь, всё это по природе.
Работать ты умеешь, да и петь.
И уж везде способна преуспеть.
В труде ли, в ратном деле, и в науке,
В восторгах чувства, и в семейной скуке,
Открыты мы и в танце, и в бою.
И любим разухабистость свою.
И за неё уж мы не пожалеем
Ни сабель, ни мечей. Её милее
Ну разве только сам Спаситель Бог.
Тот русский ли, кто переехать смог
За океан на белом пароходе?
А я с мечтой пленительной в походе.
6311
А я с мечтой пленительной в походе.
И я не уезжаю в пароходе
В обетованный Палестины край.,
В Израйль. А там не жизнь, а вечный рай.
Там не Кавказ, не шумнопенный Терек,
Не бьёт в плотину гордый там Иртыш.
Но красота там, благодать и тишь.
И ты спустился на песчаный берег.
Там не стреляют с джипов в бизнесменов.
Не ставят в вышибалы суперменов.
И жизнь там беззаботна. Как и в США.
И отдыхает там твоя душа.
Но мне другие радости нужны.
И на реке я слышу всплеск волны.
6312
И на реке я слышу всплеск волны.
И гул её из тайной глубины.
Не всякий русский счастлив от езды.
И не дождавшись утреннего клёва,
Я задремал у трепетной воды.
А в Израиль пусть едет друг мой Лёва.
Не русский он. Стремится он туда,
Где Вифлеема в облаке звезда.
Она ему на все мечты ответит.
Да и судьбе его она наметит
Всё то, что жаждет Лёвина судьба.
А это та же с бедностью борьба.
Свободен Лёва! Уж совсем свободен!
Ах, этот звук! Он так душе угоден.
6313
Ах, этот звук! Он так душе угоден.
А Лёва наш совсем, совсем свободен.
Он будет шекель весело считать,
И из талмуда бешено читать.
Не будет знать уж он политзанятий.
Довольно Лёве и других занятий.
Живёт безбедно он, живёт без плача.
И только ходит он под стену плача
С весёлым Мишей, другом детских лет.
И никаких политзанятий нет.
Потом они поедут в дискотеку.
А по дороге он зайдёт в аптеку
Купив гондоны, встанет у стены.
А вот друзья, не так уж и верны.
6314
А вот друзья, не так уж и верны.
Так думал Лёва и смотрел он плёво
На всё, что там, в Москве, оставил Лёва,
Уехав из своей родной страны.
«Друзья, они уж в чём-то и враги,  -
Подумал Лёва, встав не с той ноги.  -
Но Миша. Миша. Миша исключенье».
И дал ему тут Лёва порученье.
«Сходи-ка ты, да и купи гондоны
Для Раи-фрейлин и для Сары-донны.
Они нас ждут с тобой у дискотеки».
И Лёва с Мишей были не калеки.
И думал каждый, подходя к подругам:
«Что мне Москва! Мне тёплый берег другом».
6315
«Что мне Москва! Мне тёплый берег другом».
Так думал Лёва, подходя к подругам.
Подруги обе в армии служили.
И на друзей ответственность сложили
За результат тропического секса.
Купив обеим по четыре кекса,
Себе по три. Да и пошли в кино.
И там открыли сладкое вино.
И выпив, да и съев по пирожку,
Они потом заснули на лужку.
На плащ-палатках. И прогнали прочь
Тоску-разлуку. И настала ночь.
И думал Лёва: «Жизнь стучит волной.
А ожидание мне каменной стеной».
6316
«А ожидание мне каменной стеной»,  -
Подумал Лёва, балуясь волной.
А в небесах глубокая Луна.
«Мне Рая кто? Мне Рая не жена.
Она мне просто лучшая подруга.
Её глаза, как два смешливых круга,
Так хороши, так преданно глядят,
Как будто вас за ужином съедят,
Не требуя взамен такой же страсти.
И это посильней семейной власти.
Супружеской». Вот так случилось с Лёвой,
Что и делил с дурнушкой трёхрублёвой
Свой жар души, как будто с верным другом.
И тут их жизнь и завертела кругом.
6317
И тут их жизнь и завертела кругом.
«А с Раей я, как с преданным мне другом.
И Сара Мише тоже не жена.
Но друг она. И в Мишу влюблена.
Она ему и маму заменяет.
И Миша ей ни с кем не изменяет.
Хотя пока она лежит в окопе,
Он мог бы и к другой прижаться попе
У этой же засоленной воды,
Где и растут Синайские сады.
Но с Сарой он такой обрёл покой,
Что не желает больше никакой.
Вот кроме этой. «Хватит мне одной.  -
Так он сказал.  -  Я не хочу иной».
6318
Так он сказал: «Я не хочу иной».
И он лежит в раздумье под Луной.
Но Сару как-то в точечном бою
Убили в этом радостном краю.
И Миша помнит Сару до сих пор.
И сам с собой ведёт он разговор
О том, что гибнут ласковые девочки,
Порой и не лишившись даже плевочки,
Отняв мечту у преданных друзей,
Укупников, Яронов и Друзей.
Ах, всех мне жаль! Мне жаль и их, и нас.
И вас ист дас. Укупник кислый квас.
Пусть вера нам послужит полной мерой,
А радость благотворной атмосферой.
6319
А радость благотворной атмосферой
Пусть служит нам. А вера полной мерой.
Пусть полнит одинокие сердца
Святая мудрость Сына и Отца.
Во имя Духа и Отца, и Сына
Мне не мила далёкая чужбина.
Мила мне наша грешная земля,
Где я дурнушку драл за три рубля.
И ничего со мною не случилось,
И всё у нас отлично получилось
Там, в туалете, и за цветниками.
И я во сне туда тянусь руками.
И эта мысль мне, дума о былом,
Фантазией и пищей, и теплом.
6320
Фантазией и пищей, и теплом
Мне эта дума, дума о былом.
И уж вела она меня сквозь детство,
Напоминая мне добрососедство,
Где Сару я впервые увидал,
И в ней подругу сердца угадал.
И если бы её там не убили,
То мы б друг друга до сих пор любили.
Как и тогда. Ах, в Африке любить,
Так могут и при случае убить!
Погибнуть может женщина в бою,
Нарушив клятву верности свою.
Судьбу мы принимаем должной мерой,
Стремленье к цели чистой атмосферой.
6321
Стремленье к цели чистой атмосферой
Мы принимаем, измеряя мерой,
Огромной мерой. Ни шажка назад.
И уж глядим мы с трепетом на зад
Своей любимой. Но любовь пройдёт.
А время нас сведёт и разведёт.
Пока освободится вся Европа,
Уж встретится ль ещё такая опа.
Как говорится, истинная страсть.
Ни дать, ни взять, ни стибрить, ни украсть.
«Её ты не возьмёшь за миллион»,  -
Подумал Миша, свой нарушив сон.
Да и добавил с мыслью о былом:
«И только смерть непоправимым злом».
6322
«И только смерть непоправимым злом»,  -
Добавил Миша, с мыслью о былом.
А вспомнил Миша дом и плащ-палатку,
И на штанах у Сары вспомнил латку,
Наложенную бабушкой её,
Когда она ей правила бельё
В далёкую опасную дорогу,
Сюда, на Юг, чтоб быть поближе к Богу.
Где доллары растут как апельсины,
И в каждом кране жир течёт гусиный,
И куры просто бегают вокруг,
Вас зазывая в свой весёлый круг.
И думал Миша, глядя с высоты:
«Нет, даже смерть нас не лишит мечты!»
6323
«Нет, даже смерть нас не лишит мечты!»
Подумал Миша, глядя с высоты.
Какие он увидел тут красоты,
Поднявшись на Голландские высоты!
Ни словом, ни пером не передать.
И Миша стал тут бешено рыдать.
И он кричал на целый материк.
И заунывный разносился крик.
И Миша руки вскинул до небес
И завизжал, как в старой сказке бес.
И вдруг упал, чего и сам не ждал,
И более чем горько зарыдал.
«Ах, не ценил я этой красоты,
И этих дней свершившейся мечты!»
6324
И этих дней свершившейся мечты
Он не ценил. Не чтил он красоты.
И оттого в душе затрепетал.
И, лёжа с Сарой, всё ещё мечтал
Другую встретить. Миша, ты мудак!
Зачем ты ехал в этот вот бардак
С трёхкомнатной своей большой квартиры,
Сюда, на эти южные сортиры,
Во глубь тебе совсем чужой страны?
Чтоб тут лежать и вспоминать о Саре?
Или сидеть в каком-то здешнем баре
И пить вино с виною без вины?..
В тенетах ты извечной пустоты,
И жаждешь возвращения мечты.
6325
И жаждешь возвращения мечты
В тенетах ты извечной пустоты.
И Миша стал хотеть в душе покоя.
И он заметил: что это такое:
Вот он уже о Саре не грустит.
И пусть его за это Бог простит.
Стал Миша видеть и других девчат.
Ну, а сердца встревожено стучат.
И Миша познакомился с Полиной.
И стал он ей второю половиной.
Он в ней нашёл гораздо больше жара,
Чем дать ему могла когда-то Сара.
А как родился у него наследник,
То и подвёл он тут итог тогда последний.
6326
То и подвёл он тут итог тогда последний.
У Михаила первенец, наследник.
Он не узнает прошлого Москвы.
И не задурит людям головы
В какой-нибудь задрипанной конторе
В спланированном замполитом споре
О пагубном вреде капитализма
И правильном пути социализма.
И он готов исполнить кучу дел.
И это для него и не предел.
Налить в бачок воды, помыть тарелки,
И заменить лежачим к ночи грелки.
Он санитар. Предел его мечты
Дарить любовь и знаки теплоты.
6327
Дарить любовь и знаки теплоты
Предел его желаний и мечты.
С любовью посмотрел он на больного,
Что был ему отца милей родного.
И тут он вдруг, подав больному есть,
Помог ему, подбив подушку, сесть.
Больной поел и так сказал: «Родной!
Сегодня я недвижимый, больной.
Когда же ты окажешься в постели
С болячками и язвами на теле,
Рассчитывай на мой весёлый нрав.
Я принесу тебе лечебных трав».
Ведь даже в час полезно и последний
Быть понятым. Но где же мой наследник!
6328
Быть понятым. Но где же мой наследник!
Так думал Миша. Но и в час последний
Нам понимать и чувствовать дано,
Что всё уже тебе не всё равно,
Кем станет сын твой или сын племянника,
Покинувший Москву не ради пряника,
Автомобиля, моря и тепла.
А просто в Израиле меньше зла.
Туда, где лучше жить, грустя о том,
Возможно, я поеду. Н потом.
Когда и сам уже почти забуду,
Что я и там опять не русским буду,
Работая полезно и до слёз
Не лишь бы как, а с пользой и всерьёз.
6329
Не лишь бы как, а с пользой и всерьёз,
Работая полезно и до слёз,
Я твой несчастный беззащитный предок.
И случай этот средь других не редок.
Я еду из Москвы, чтоб есть и пить,
И капитал начальный накопить,
Которым внук мой там распорядится.
И деду будет чем тогда гордиться.
Уж если дед его не супермен,
То внук у деда точно бизнесмен.
Есть капитал, так и найдётся дело.
Да только тут совсем не в этом дело.
А дело в том, что ты, гордясь собой,
Задумался над собственной судьбой.
6330
Задумался над собственной судьбой
Пускай бы внук твой, что не сам собой
Стал бизнесменом, и не малым, нет.
Не слышу я на свой вопрос ответ.
Ведь быть у нас сегодня бизнесменом
И доблесть, и куда великий труд.
Не будь ты мудрецом и суперменом,
Тебя размажут и в муку сотрут.
Кредит дадут на минимальность срока
И увеличат рэкетом-оброка.
Да и процентов столько на возврат,
Что поглядишь, да и не будешь рад.
И по ночам ты льёшь потоки слёз,
Гуляя меж застенчивых берёз.
6331
Гуляя меж застенчивых берёз,
Ты по ночам роняешь море слёз.
А рядом твой дежурит «Мерседес».
И в нём охрана, парни из Одесс.
Обеих. С Молдаванки и Пересы.
А секретарь читает строки прессы.
Где что продать, купить, перепродать,
Взять под проценты, под залог отдать.
И чтоб ещё осталось на бензины,
И на коттедж для младшей дочки Зины.
И дом для Мити, там же, на Гаити.
Ну, и подумать надо и о свите.
И увлечён ты вечною борьбой.
И бой ведёшь повсюду ты с собой.
6332
И бой ведёшь повсюду ты с собой.
И занят бесконечно ты борьбой.
И некогда тебе порой поесть.
А секретарь сообщает: «Дело есть.
Из Африки на чартерном в крыле
Везут четыре пуда наркоты.
И лошадь с полной упряжью. В седле
Там под пружиной спрятаны винты.
Едва заметной молнии стрела.
А в ней шифровка. Тут и все дела».
И снова можно горько горевать
И вдоль асфальта слёзы проливать.
И помечтал и я бы так, хотя
И помечтал бы где-то и шутя.
6333
И помечтал бы где-то и шутя
Уж я таким бы образом. Хотя
Перевозить коней, а в них шифровку?
Тогда бери ты лучше сам верёвку
И дёргай здесь. А там услышит он.
И вам не нужен будет телефон.
На том конце верёвки гаитянка,
Мулатка, юных лет островитянка.
А тут поймут, что нужно вылетать.
Ах, только б нам глупей других не стать!
И через бак горючей наркоты
Осуществились все твои мечты.
Везде уж видим мы тому заделы,
Что в каждом деле есть свои пределы.
6334
Что в каждом деле есть свои пределы
Доходных дел, напишут нам отделы.
Ну, а о том, что грянет передел,
Не сообщит вам ни один отдел
По криминалу. Вы ж, не веря свите,
На Волге ли, под Тулой, на Гаити,
Убеждены, что всякий бизнесмен,
Пусть даже где-то он и супермен,
В душе уже давно покоя хочет,
И боевик его уж не щекочет.
Не хочется ему и наркоты.
Да и давно свершённые мечты
Уж не волнуют, трепетно летя
Туда, где нет пределов. Но хотя.
6335
Туда, где нет пределов. Но хотя
И там, пределы времени шерстя,
Не знаем мы, что будет впереди.
И беспредел волнения в груди.
Глядишь, и в параллельный загудел.
О, этой жизни вечный передел!
Ну что ж. Вот и покончено с делами,
Что часто завершаются стволами.
И никакому магу-колдуну,
Уж сколько ты не пялься на луну,
Мир не подвластен, как бы ты не вился,
И как бы ты в стремленьях не резвился.
И видишь ты и голый, и дебелый,
Что белый свет уже совсем не белый.
6336
Что белый свет уже совсем не белый,
Увидел ты и голый, и дебелый.
Шаман с Чукотки бегает с ножом,
А для желудка пьёт с утра боржом.
Других он лечит вдохновеньем танца,
Но сам блестит под слоем жирным глянца.
И оттого не пьёт вина с утра.
И режет мясо выдры из нутра
Ножом особо закалённой стали.
Шаманы нынче всех умнее стали.
Когда ещё не родились олени,
Шаман уже не знал душевной лени.
И есть конец у каждого начала.
И что в пути его судьба встречала?
6337
И что в пути его судьба встречала,
Увидел он. Стоял он у причала.
Оттуда он и выехал в Москву.
Где я уже четвёртый год живу.
И, циклом лекций завершив вояж,
Он и привёз гостинцев саквояж.
И комиксы там чудные Мадонны,
И с усиками польские гондоны.
Их одевая, даже наш шаман
Супругу приводил в такой дурман,
Что и будил вокруг он всю округу,
Когда имел он там свою супругу.
«Кончала ль ты,  -  он тут спросил,  -  кончала?»
«Ах, да, мой друг! Давай, давай, сначала!»
6338
«Ах, да, мой друг! Давай, давай, сначала!»
Ему супруга ласково кричала.
И был уверен молодой шаман,
Что волшебство не глупость, не обман,
Но есть бальзам чукотского народа.
Уж такова гондона перворода.
И у моржа на удивленье ус.
И, значит, в этом есть особый вкус.
Довольно было взяться за усы,
Как и она, с себя сорвав трусы,
Уж чувствует как сильно он гондонит.
И всё молчит и тихо-тихо стонет.
Ну, а потом в конце как закричит:
«Ах, да, мой друг!» И уж опять молчит.
6339
«Ах, да, мой друг!» И уж опять молчит.
Корова за кулисами мычит.
Воды ей дай, и выведи на луг.
А там её пусть встретит милый друг.
И вспомнит он, как ей, ещё телушке,
Он нежности шептал тогда в теплушке.
А вечер тихим облаком дымил.
И каждый куст там был до боли мил.
И девушка молчала на закате.
И с ней дружок, что привязался к Кате,
Весёлым был он юным трактористом,
С баяном в пиджаке с двойным расхристом.
И пел он ей той ночи дребедень.
И незаметно грянул новый день.
6340
И незаметно грянул новый день.
И тут узнала глупая корова.
Глядящая на звёзды сквозь плетень,
Что не совсем она была здорова.
Она давала уйму молока,
Чем привлекала здешнего быка.
И вот теперь он в морду ей глядел.
А утра луч над озером зардел.
Её он полюбил ещё тогда,
Когда струилась талая вода.
Он чувствовал биение в груди.
И промычал: «Что ж будет впереди!»
Её, её, и сердце ощущало,
Приму я с миром. Жизнь начну сначала.
6341
Приму я с миром. Жизнь начну сначала.
И встречу я подругу у причала».
И он тогда привязан был к цепи.
Крепи душа сознание, крепи.
И ты, корова, будь и ты здорова.
На то и есть ты не коза, корова.
А он на то не кто-нибудь, а бык.
Уж будет вам распрелюбезный втык.
Была бы ты, любимая, здорова.
«Чем хороша я?  -  думала корова.  -
Нет, не мечтой. Волнением в груди!
И ждёт с тобой нас встреча впереди».
И вот уж ночь ложится на плетень.
И угасает уходящий день.
6342
И угасает уходящий день.
Упал плетень мне прямо под копыто.
А тот мираж, что заполняет тень,
Тех давних лет, так всё уже забыто.
Не шли дела колхозные на лад.
И бык тогда пошёл на сервелат.
Меня же, поместив в рефрижератор,
Везут на бойню. И мясник-куратор
Повесил нас башками книзу вряд.
И в нас глаза задымлено горят.
А гуси всё летят себе на Юг,
Минуя Днестр, Десну, минуя Буг.
И здесь я встрепенулась и проснулась.
И тут меня весна крылом коснулась.
6343
И тут меня весна крылом коснулась.
И я уж встрепенулась и проснулась.
Приснилось мне желание в струю,
Как будто жвачку я во сне жую.
А если что и есть во мне идейного,
Так это впечатленье чувства ейного.
Евоного. И ейного конца.
И лапса дрица гопца гоп ца ца.
И всё. А остальное, как у всех:
Разлука, слёзы, горе, радость, смех.
И вечная по лучшему тоска,
Зовущая куда-то сквозь века.
Как говорится: «Вам, подруга, фол».
В глазах рождался утра ореол.
6344
В глазах рождался утра ореол.
Струилась кровь. «Но оцинкован пол
Рефрижератора,  -  подумала корова.
И продолжала:  -  Как же, будь здорова
На Покрова. Ах, трудно мне смотреть
Башкою перерубленной на треть.
А из неё ещё сочится кровь.
И заливает голову и бровь.
Подруги все качают головами.
Такого и не выскажешь словами
В кромешной непроглядной этой тьме.
И не единой мысли на уме».
О, светлая мечта!.. Тут я проснулся.
И будто из безвременья вернулся.
6345
И будто из безвременья вернулся,
Подумав: «А моя корова тут».
Рукою я рогов её коснулся,
И вижу, хоть не быстро, но растут.
Растут рога. Стоят вокруг стога.
А вдоль реки желтеют берега.
В реке плывут пять уток, два гуся.
Бежит мужик, бутылочку неся.
«Пошла,  -  кричит,  -  рогатая скотина!»
Кому кричит? Да мне кричит, скотина.
И бьёт меня вдоль по спине прутом.
И крепким матом жалует, притом.
Тут, просыпаясь, с ним я счёты свёл.
И солнца луч меня с собой увёл.
6346
И солнца луч меня с собой увёл.
А я руками в ужасе развёл,
Подумав: «А ведь сколько в жизни раз
Я оскорблял непониманьем вас.
С невыносимой недовольной миной
Вас называл порою я скотиной,
Качая непреклонные права,
Весной и в Рождество, и в Покрова».
Не заострял вопроса я на том,
Что называл кого-нибудь скотом.
Хоть и не знал ещё я Вальтер Скотта.
Такая вот была во мне забота,
Жизнь проживая, в ожиданьях тая,
И в плазмах жарких весело летая.
6347
И в плазмах жарких весело летая,
Жизнь проживая, в ожиданьях тая,
Я, удивлённый, к прочему всему,
Не погибал, как некогда Му-Му,
Что и нырнул прыжком тогда собачьим,
Перевернувшись кверху взмахом рачьим.
Вот так и я, родившись и живя,
Существовал, душою не кривя.
Рассвет. Звоночек. Сад. Луга. Брень-брень.
А у хозяйки страшная мигрень.
Не спит она. И тяжко ей одной.
И радость уж проходит стороной.
И погрузив в подушку тяжесть тел,
Я отдохнуть от мыслей захотел.
6348
Я отдохнуть от мыслей захотел.
Но под периной чем-то я вертел.
И глубиной мне грезимого тела
Мечта моя вернуться в мир хотела.
И этим я и дело завершил,
Да и вопрос я походя решил.
Так в чём же мой, скажите мне, вопрос?
Не в том ли он, что я свой длинный нос
От оскорблений вряд ли сберегу.
Ах, уж об этом лучше ни гу-гу.
Когда хочу, тогда я постараюсь
И сам в своём желанье поиграюсь.
О, жизнь моя, ты патока густая!
А в лодке, дребезжа и нарастая.
6349
А в лодке, дребезжа и нарастая,
Уже, как в пене патока густая,
Судьба моя. И долго будет плыть
Туда, чтоб и молвой в веках прослыть.
Кто переплыл, да и не раз, Янцзы,
Тот будет жить по способу козы,
Тряся от напряженья бородой,
Перебиваясь скудною едой.
Газетами, кустами и отбросами.
Не лучше ли пройтись на зорьке росами,
Глотнув весны язвительный поток,
И оборвав проснувшийся цветок.
Так долгий век свой я прожить хотел.
Но тут поток воды зашелестел.
6350
Но тут поток воды зашелестел.
А я свой век шутя прожить хотел.
Да и воткнув цветок в ноздри петлицу,
Увидел я ближайшую светлицу.
У дома стадо вижу. Берег речки.
И мне хотелось шерсть состричь с овечки,
И чечевицу пожевать и вику,
И посмотреть, как тёлку тянет к быку,
К быку. Увидев также на веку
И радость встреч, и не познать тоску.
И мы сошлись с тобою в той светлице.
И надо было видеть наши лица!
Те два скота, то были я и ты.
Мираж исчез. Мечты, мечты, мечты.
6351
Мираж исчез. Мечты, мечты, мечты.
Те два скота, то были я и ты.
Восторг любви. Полуметровым суком
Я и достиг небесной высоты,
Какой не знал, когда общался с внуком.
В нас был экстаз, и были в нас мечты.
Всё было там стремительно быково.
Доселе я не видывал такого.
Хотелось мне срывать с тебя колючки.
Но уж тогда теснились в небе тучки.
Смотрел я вверх и думал: «Видит Бог!
Везде любовь. Вот хлев, а вот порог».
Меня томила юности мечта.
А на планете мир и красота.
6352
А на планете мир и красота.
Земли и неба ширь и высота
Любви моей далёкой той поры.
Катился я на саночках с горы.
Я человек. А Космос не путина.
Но там открыта для меня картина.
Там, в Мирозданье, плоти бытие.
И я там в мира вечном житие.
И ты поймёшь в процессе общем дня
Всё то, что здесь касается меня.
Коня и насекомого любого
Под блеском утра бледно-голубого.
И вижу я, как мысли в нас чисты,
Что и рождают трепет красоты.
6353
Что и рождают трепет красоты,
То вижу я. И мысли в нас чисты.
Черты в тебе проснулись человека.
И понял ты всю суть явлений века.
И что душа тебе давно болит,
Как будто ты безногий инвалид.
Уж такова вселенская картина.
И в ней такая времени путина.
И каждому ты в этом мире брат.
К тому ж, и сам всему ты в жизни рад.
И вот уж кто-то взял вонючий веник
И стал мести траву не ради денег.
И эти предпочтения по средам
Тебе покажутся, возможно, просто бредом.
6354
Тебе покажутся, возможно, просто бредом
Дела, что совершаем мы по средам.
А чаще по средам и четвергам.
И фигурально бьём мы по рогам.
Кормил себя я несусветным бредом
По четвергам, по пятницам и средам.
Не грустен я, что я подвержен бедам,
Но грустно мне за праздничным обедом.
И, странно, но и друг мне уж не друг,
И это всё случилось как-то вдруг.
И кто-то вроде шёл за мною следом.
А кто?.. Он мне доселе был неведом.
Не терпит дружба мелкой суеты,
Пусть даже ты и баловень мечты.
6355
Пусть даже ты и баловень мечты,
Не терпит дружба мелкой суеты.
И друг тебя сочувственно корит.
И он тебе всю правду говорит.
И так, разгорячёнными умами
Мы, грома не заметив за шумами,
У истины невольно граним ум
Несовершенством откровенных дум.
Шумим, шумим! О, роща многолистая,
Любви и дружбы веточка цветистая,
Согрей меня лучами золотистыми
Под кронами желаний многолистыми.
И я отдамся предстоящим бедам
Десерта в ресторане за обедом.
6356
Десерта в ресторане за обедом
Я и отдамся предстоящим бедам
Плодов от бдений дремлющих не в нас
Под кока-колу и брусничный квас.
А дружбы ради и уран, и радий,
Плутоний, Рабинович и Платон.
И грудь твоя широкая в награде,
Верней в наградах, что повесил он.
Он мудрый, добрый староста Калинин.
С улыбкою Ангелиной. Полинин
Ты поцелуй почувствовал любви,
Затрепетав в клокочущей крови.
Люби, дружи, но избегай идей,
Пока ты жив и в обществе людей.
6357
Пока ты жив и в обществе людей,
Люби, дружи, но избегай идей.
Идей потоки проникают в Вечность.
А нас спасут лишь дружба и сердечность.
Но ты живи, волнение любя.
И пусть любовь поселится в тебя.
Тот, кто лучей надежды зацепился,
Он на мечты платформе закрепился.
И вечности его не заклюют,
И ждут его и радость, и уют.
Не подчиняясь клоунам и шутам,
Спускайся в жизнь под страсти парашютом.
Шутам. И ты, молясь святым иконам,
Живи по общепринятым законам.
6358
Живи по общепринятым законам,
Молясь святым намоленым иконам.
А там должна зажечь условный свет
Та, у которой есть на всё ответ.
А нынче ты заканчивал у Яди
Не просто так. И не потехи ради.
И ты скорее лестницу приставь,
И все свои сомнения оставь.
Твоя жена ночует у подруги.
Они подруги, но они и други.
Ты слышишь звон вечернего ручья.
И вот настала очередь твоя.
Мир состоит из звуков и людей.
Он не подвластен вымыслу идей.
6359
Он не подвластен вымыслу идей.
И тот, кому нет дела до людей,
Уж супротив основ не протестует,
И на постели даму аттестует
По трём статьям на степень бакалавра
В огне измен сгораемого Мавра.
Отелло обручается с Кармен.
А Риголетто антисупермен.
С его-то страстью не принять участье
В спектакле жизни, вымысла и счастья?
Вы укажите мне того, и тут
За идиота сразу вас сочтут.
Нет, не горишь ты мыслью Соломона.
И не живёшь уж ты во время оно.
6360
И не живёшь уж ты во время оно
И даже если ради миллиона.
Но ты изменишь собственной жене,
Когда твоя душа горит в огне.
И ты доплатишь судьям и охране,
Дабы спасаться где-нибудь в Иране,
Почувствовав, как закипает кровь.
Вот что такое первая любовь!
А взять хотя бы ту же Дездемону?
В любовь Отелло веришь ты ли в ону?
А задушил! Так где ж она, любовь,
Что и сжигает, и волнует кровь?
Так испытай себя теперь и ты
Там, за невидимыми гранями мечты.
6361
Там, за невидимыми гранями мечты
Из философско-чахлой пустоты
Вдруг проступает жар неуправляемый,
В поступке безрассудно проявляемый
Природой поощрённою тобой,
Зашторенной от истины судьбой.
Ресниц знаток укутанный вуалью,
Ты, Александр Сергеич, сиречь Блок,
Непревзойдённый мастер тонких склок
За голубою и туманной далью.
Вы что-то резкое бросали мне в лицо.
И это, помните: не кольцы, но кольцо.
И всё тут и скрывалось под одеждой
Так страстно подкрепляемой надеждой.
6362
Так страстно подкрепляемой надеждой,
Я удивлён твоей, мой друг, одеждой,
Рисующей мне грусть наружных форм,
И дышащей как крысе хлороформ.
Терзаемый восторгом сладострастья,
Хочу я вам отдаться ради счастья.
Хочу уж, наконец, тот первый миг
Вписать в ещё не начатый дневник.
И наяву, и я б сказал, и более,
Вы всех напитков мира алкоголее.
Его испей, и слово много значит.
Процесс пошёл. Как говорят, он начат.
А родилось тут всё из-за мечты
Из леденящей душу пустоты.
6363
Из леденящей душу пустоты
Растут весенней радости цветы.
И гладиолусы, и маки, да и калы.
А их жуют вороны и шакалы,
Используя подспорьем к прочей пище.
И мысли их в мгновенье стали чище.
Разлука как волнение верна.
И есть к тому ж и рюмочка вина.
К примеру, Дон-Кихот ли, Робин Гуд,
С цветами за девицами бегут.
И дарят им желанья и себя,
Страдая и ревнуя, и любя.
И сквозь мечты невидимой надежды
Видны судьбы незримые одежды.
6364
Видны судьбы незримые одежды
Сквозь красоту невидимой надежды.
Но упоенье обнажённым телом
Не заменить ни праздностью, ни делом.
Когда любовь исполнена тепла,
Нас распаляют женские тела.
И вот уж мы грешим тогда сильней,
И погибая и рождаясь в ней.
И вопль восторга, да и боль надежды
Тут закрывают наши с вами вежды
Немыслимого райского тепла.
А вечность не испытывает зла.
Кончала ль ты, возник вопрос, кончала?
И веришь ты ли в свет любви начала?
6365
И веришь ты ли в свет любви начала?
Ты любишь, чтоб она сперва кончала.
И настроенье, будущность любя,
Зависит тут не только от тебя.
Улыбку подарив почти без повода,
Жужжит жена куда резвее овода.
И бьётся легким светлым кумачом,
Рассказывая бойко ни о чём.
Но весело и радостно рассказывая,
На мелочи пикантные указывая.
И я горжусь собою и тобой.
И подтвердит вам этот факт любой.
Нет нежности конца, да и начала,
Которою бы юность не венчала.
6366
Которою бы юность не венчала,
Нет нежности конца, да и начала.
Вас провожала в зрелые года
Она туда, где ходят поезда.
И тут уж вы, объединившись разом,
В том смысле, что в кулак собрали разум
Грядущей смерти таинства годов,
Не ждали средь реальности плодов.
Да и решили жизнь вершить итогом,
Чтоб повстречаться с Вечностью и Богом,
Оставив на раздумье меньше дня,
И позабыв ушедшего меня.
Так помним мы ли этих дней начала,
Которыми нас юность обвенчала?
6367
Которыми нас юность обвенчала
Вопросами, мы всё начнём сначала.
Ну, а ответы ставит нам судьба
И нестерпима, дерзка и груба.
На целый ряд поставленных вопросов
Преодолеть должны мы сто торосов
И айсбергов несбывшихся надежд
Порой в трусах, порой и без одежд.
На теле проплывающей мечты
Мы видим трепет вечной красоты,
Что устилает дальний путь к Гольфстриму.
А мы стремимся к истине, как к Риму,
Где каждый будет, кто захочет, жить
Надеждами, и встречей дорожить.
6368
Надеждами, и встречей дорожить,
Там будет каждый, кто захочет жить.
Жить-поживать и деток наживать,
И никогда о нас не забывать.
Моменту море в общем разговоре,
В неистребимой радости и в горе,
И на балу, назло любому злу,
И перед казнью, сидя на колу.
Моменту море, обсуждая в споре,
Плывите в даль, и даже если горе
Небытия. И жизнь у вас одна.
Её испейте разом и до дна.
«Кончала ль ты?»  -  «Да, дорогой, кончала».
«Старайся, друг, и всё начни сначала».
6369
«Старайся, друг, и всё начни сначала».
Опять стоят матросы у причала,
Обозревая дремлющую даль,
Сняв с парусов вечернюю вуаль.
О, прикажи идти от якорей,
И отплывать в туманности морей.
И там, вдали, где реют корабли,
Цени любовь. Цени не на рубли.
А на способность в горе выживать,
И на уменье в шторм не унывать,
И жизнь любить и в радости, и в горе,
И понимать посыл моменту море.
Да и учись ты верить и дружить.
Но до того как ты устанешь жить.
6370
Но до того как ты устанешь жить,
Умей любовью друга дорожить.
А велико ли жить твоё уменье,
Когда твоё разрушили именье,
Лишив семьи, забрав твоё призвание,
И даже твой престиж  -  образование.
Во имя достиженья общих благ
Тобою заполняется ГУЛАГ.
Во имя и во славу процветания
Тебе не полагается питания
Добытого, конечно, не тобой,
А теми, кто затеял этот бой.
И триколор опять над нами реет.
А если жизнь тебя не отогреет?
6371
А если жизнь тебя не отогреет
Во славу тех, кто истиной огреет?
Ишь, встрепенулись, лёжа на постели
С мамзелькой юной в непорочном теле.
Те, кто садились на царёво место,
Уж чувствуют, что мы с другого теста.
И кто барон тут или фанфарон,
Удельный князь, видавший блеск корон,
И кровь уж чья заметно голубеет,
И сердце в ком отчаянно грубеет,
Становятся коварней взгляд и речь.
Ну что ж, успеха вам! Приятных встреч.
А жизнь, она не лавровый венок.
И ты в ней слаб. И ты в ней одинок.
6372
И ты в ней слаб. И ты в ней одинок.
Ну, а у мавра почва из-под ног
Ушла. И вот уж доктор ты наук.
И над тобою времени паук.
Тебе подносят с истиной пакет.
И ты упал на лаковый паркет.
К тебе подобран верный компромат.
И перешёл уж ты на злобный мат.
В полемике идя на оппонентов,
Ты не теряешь истинных моментов
Из жизни для тебя любимой той,
Где ты умом блистал и красотой,
И глубиною чувств. И ум твой смеет.
И сердце в путь позвать тебя умеет.
6373
И сердце в путь позвать тебя умеет,
Уж если кто-то что-нибудь и смеет
Придать огласке, нас опередив,
Или в душе гармонию родив.
Ведь за тобой солидное течение
Сторонников известного учения,
Идущих впереди. А Русь во мгле.
Мертва и справедливость на земле.
Идёт война. И думает она,
Что вот она кому-нибудь нужна.
Заря зари, томительно гори.
А ты, дружок, погромче говори.
Зови меня. И уж бежит щенок
Туда, где грёз спасительный венок.
6374
Туда, где грёз спасительный венок,
За мной бежит и просит есть щенок.
Он лает и щекочет руку мне.
А там война безумствует вдвойне.
Как малое дитя, он что-то хочет.
И кисть он мне томительно щекочет.
Хвостом виляет, меленько дрожит,
И, спотыкаясь, всё-таки бежит.
«Ну что, ну что? Чего тебе-то надоть?»
А он бежит, старается не падать.
И лапы у него совсем слабы.
И всё же он не жалкий раб судьбы.
Ах, будут вам и слёзы и мимозы,
И лепестки. А так же будут розы.
6375
И лепестки. А так же будут розы.
Всё будет там. Вы прославляйте слёзы.
Удар судьбы и горькую лозу
Я искусил. Я высушил слезу.
Пусть я щенок и слаб. Я очень слаб.
Но я не раб, о, я не раб, не раб.
Не путай ласку с жалкою покорностью,
А преданность с порочною притворностью.
Притворность лжива, нагла и глупа,
Как проповедь лукавого попа.
Он принял сан, чтоб избежать трудов.
И сам не верит климату садов
Синайских, где и в небе кружева,
И лозы заплетаются в слова.
6376
И лозы заплетаются в слова,
Рождая в нас желаний кружева.
И мы идём туда. И не по чину
Там ищем мы спасения причину.
Ах, изменился весь подлунный мир!
Зелёный доллар стал всему кумир.
Куда не вступит смертного нога,
Уж там везде продажные торга.
Изменой характерно всё и вся.
И герб российский оба два гуся.
Один летит на Запад. На Восток
Летит второй. И падает в поток
Кровавых лет. Кровавые мгимозы
Рождают белоснежные мимозы.
6377
Рождают белоснежные мимозы
Кровавых лет кровавые мгимозы.
А к солнцу раскрывается цветок.
И в радугу вплетается поток.
Уж превратился вечер в акварель.
И вновь живёт волнующая трель
Воспрянувшей души. Затихли спицы
В руках девицы юной кружевницы.
Но не плетутся ею кружева.
Утомлена она и чуть жива.
Художник акварель кропит в бумагу,
Вдыхая дум и помыслов отвагу.
И жизнь прекрасна, и она права.
И у тебя кружится голова.
6378
И у тебя кружится голова.
А вот и жизнь. Да и она права.
Старуха-жизнь не стала сеть вязать,
И хочет что-то важное сказать.
Румянит щёки, пышет чистотой,
Взгляд в ней горит и правдой, и мечтой.
Ах, не молчи, волненьем грудь зажав,
Прошедших лет страданья убежав.
Он сам, он сам, остался он один,
Минутной грусти случай-господин.
Всё, что случилось, то уж и случилось.
Так вышло. Так оно и получилось.
А жизнь идёт и обретает вес.
И ждёт тебя там мирный сад чудес.
6379
И ждёт тебя там мирный сад чудес.
И жизнь твоя уж обретает вес.
Там приглашали нас к себе в отдел,
Чтоб завершить поток привычных дел.
Но не согласна без любви она
С тобой, хотя уж вся обнажена.
И, видимо, забыта ей любовь.
И не волнует в юном теле кровь.
И нету тут уже твоей вины
Ни с той, и ни вот с этой стороны.
Сбылось всё то, что грезилось мечтам.
Всё кончено, и всё осталось там.
Душа жива. И снова в сердце стресс.
Таков уж он, стремительный прогресс.
6380
Таков уж он, стремительный прогресс.
Душа жива. И снова в сердце стресс.
Под сарафан неопытной девицы
Заглядывают юных парней лицы.
И думают, что он уже прошёл,
Процесс. И нас вот тут он и нашёл.
Но он, увы, не едет в Мерседесе.
Ни бизнесмен он, и ни вор в Одессе.
А просто так его встречает рок.
Эпохи дует лёгкий ветерок.
Теснятся уж сегодня и вчера
Весёлых ожиданий вечера.
И любит он звенящий жар небес.
И вновь весна. И вновь волшебный лес.
6381
И вновь весна. И вновь волшебный лес.
И мой отец, увы, не Геркулес.
Земля от бомб вздыхает и дрожит.
А он с сестрицей в бункере лежит.
Сестрица стонет, но не от тоски.
А он перстами жмёт её соски.
Война прошла. Отец мой был убит.
Мир наступил. И изменился быт.
Родился я. Я вырос. Я большой.
Живу я в мире искренней душой.
Жизнь весела, светла и хороша.
Нет ни гроша, но счастлива душа.
Иди туда, и там тебя полюбят,
Обнимут, пожалеют, приголубят.
6382
Обнимут, пожалеют, приголубят.
А будешь смел, тогда уж и полюбят.
А, полюбив, оставят при себе,
Отдав себя в беспамятстве тебе.
Соединяйте и сердца, и вещи,
И берегитесь наущений тещи.
Начнётся жизнь совместная у вас,
Детей рожайте, пейте херши-квас.
Любите землю. Разводите кур.
А есть возможность, совершите тур.
Куда угодно, нынче это модно.
На самолёте, поездом и водно.
Но лучше всё ж при помощи небес.
О, сколько там невиданных чудес!
6383
О, сколько там невиданных чудес,
В вояже том, где пальмовый навес,
Банановая роща, обезьяны,
И каждый из семи четвёртый пьяный.
Абориген, упившийся вином,
Мечтает там лишь только об одном:
Быстрее б ночь, и всё, что к ночи тянется,
Пусть отдохнёт. Увы! Ведь он не пьяница.
И мысли будет он свои читать,
И звёзды в небе дальние считать.
И к нам они внезапно снизойдут,
Покинув свой безвременья редут.
Стремись туда, где апельсины рубят.
И там тебя и встретят, и полюбят.
6384
И там тебя и встретят, и полюбят.
Ах, как безумно нас желанья губят!
И губят нас желанья ни за грош.
И этим мир по-своему хорош.
Абориген, изведавший культуру,
Уж сам свою выстраивал натуру.
Вернись скорей в начальное житьё.
Преображенье  -  это не твоё.
И оставайся быть аборигеном.
И доверяйся неподкупным генам.
И находи свою ты в жизни нишу.
Будь косолап. Ведь ты похож на Мишу.
Иди и помни грозный взгляд отца.
Так поступают верные сердца.
6385
Так поступают верные сердца.
Сынишка Мишка, копия отца.
А надоест тебе катиться в катере,
Сходи-ка ты к такой-то вашей матери.
Какой, не знаю, я ведь не женат.
И не имею собственных пенат,
Где б я гулял с тобой по вечерам,
И отдыхал в мансарде по утрам.
Жена в постель чтоб кофей подавала,
И чтобы грусти с нами не бывало.
И огорчений на любой предмет,
Который есть, хотя его и нет.
Иди туда. Сдавай анализ кала
Там, где мечты особого накала.
6386
Там, где мечты особого накала,
Твердыней ночи звёздного оскала
Твой дом и сад, и луг, и лес, и поле.
И дети там твои учились в школе.
И всех построек будущих пенат
Архитектура там и под, и над.
Но не могу я этим похвалиться,
Что там с утра у всех светлеют лица.
Восходит солнце в золоте лучей.
Но этот мир, увы, увы, ничей.
Ничей и, значит, я ещё не нужен
Своей семье, и сам готовлю ужин.
А где течёт святая кровь отца,
Там почвы нет для грубого лица.
6387
Там почвы нет для грубого лица.
И я родился копией отца.
Да и умру, преобразуясь дедом,
На даче где-то. Или за обедом.
А может быть, пропалывая грядки.
А может быть, играя с внуком в прятки.
А может, упражняясь на трубе.
Всё дело в том, что радостней тебе.
Забота ли щадить чужие чувства,
Или, умножив рвением искусства,
Лишь ими жить. И их и созидать.
Об этом можно только лишь гадать.
Но знаю я, жизнь смерти не искала
Во взгляде недостойного оскала.
6388
Во взгляде недостойного оскала
Покоя Мирозданье не искало.
Родился  -  знай: живёшь, чтоб помечтать,
И кем-нибудь, ну хоть на время стать.
И не спеши ты отдаваться скукам.
Отдайся лучше детям, да и внукам.
Пускай они, закрыв твои глаза,
Почувствуют, как щёку жжёт слеза.
В щетину щёк твоих, и в ту же щёку,
Целуют пусть, хоть мало в этом проку.
Но всё-таки пускай они, любя,
В последний раз посмотрят на тебя.
Все мы умрём, и будем мы немы.
И нет нигде таких существ как мы.
6389
И нет нигде таких существ как мы.
Хоть связи наши с вечностью прямы.
Прямые связи связывают нас.
И нас они приводят на Парнас.
А он уж к нам является охотно.
В него вот мы и верим безотчётно.
Любви вопрос решился обоюдно.
Живите просто. Спите беспробудно.
И не хитрите как премьер-министр,
Что и в решеньях, и в сношеньях быстр.
А вот теперь, расхлёбывая кашу,
Мы жить должны, кляня эпоху нашу.
Слова, слова, вы, может быть, и лестны.
Но, как молва, вы миру неизвестны.
6390
Но, как молва, вы миру неизвестны.
А тут, в раю, порою вы уместны.
Из всех моих не очень крепких сил
Об этом я себя тогда спросил:
«А как ты прожил? Что тебе дороже?
Румянец на твоей жидовской роже?
Иль скорбь в чертах угрюмого лица?
Нет, не Сванидзе, плута, стервеца,
И не Доренко, и не Киселёва,
Не Новожёнова. Прости, ты тоже, Лёва,
Из их когорты мелких и трусливых
Приспособленцев лживо суетливых.
Но там, где семь саженей до тюрьмы,
Там нет непроходимостей зимы.
6391
Там нет непроходимостей зимы.
И стриты там, и авеню прямы.
И независимы там от погоды сити.
И всё-таки вы у меня спросите:
«А там вот, где Дисней и Голливуд,
Там что, уже свободнее живут?
И счастье там искрится под глазами?
И не туманит взоры там слезами?
И веет ожиданием эфир?
Что, там для всех уже покой и мир?»
Ах, чтоб сниматься в ихнем Голливуде,
Нужны совсем, совсем другие люди.
Там чудеса, там души бестелесны.
Погоды там по южному прелестны.
6392
Погоды там по южному прелестны.
Тела духовны. Души бестелесны.
Понятием пленительным кумир
Там переполнен весь экранный мир.
Кто расточителен и просто очень глуп,
Там бесконечно ест холодный суп.
И там иначе сели музыканты,
Да и по-новому раскрылись в них таланты.
Там нет начала, нету там конца,
И там не встретишь грустного лица.
Достоин ты ли этих высших слав?
Глядишь, и ты уж Рихтер Святослав.
Там всё, что там из Ветхого Завета.
Там тишина. И нету ей ответа.
6393
Там тишина. И нету ей ответа.
А нет ответа, нету и привета.
Да что судить о том, что будет там,
И придаваться без толку мечтам.
И в мимолётном безмятежном сне
В той побывать мне хочется весне.
И я туда явиться б тоже смог,
Но всё ещё приятен мне дымок
От сигарет и траурных карет.
Да и уютом я твоим согрет.
Когда нужда у дома, то тогда
Спасает нас лишь сытная еда.
Реальная. А жизнь, она монета.
И мы одни. И музыка сонета.
6394
И мы одни. И музыка сонета.
И зазвенела, падая, монета,
Скользящая из широты штанов.
И что-то из почти реальных снов.
Под нами море трепетно шуршало.
А мне ничто уж больше не мешало
Срывать с тебя приличия листки,
В твоём сопротивлении руки
Почувствовав притворную обиду.
Так что же я тут выпустил из виду?
Тонуло солнце. Плоскостью луны
Вставала ночь из недров глубины.
Слетев с гвоздя, звезды зажглась монета.
И мы одни. И музыка сонета.
6395
И мы одни. И музыка сонета.
О чём тут я? О первом чуде света.
Так в чём заслуга всякого народа?
Не красоту ли нам дала природа,
Чтоб не грустить и дома, и в пути?
И чтобы было радостней идти?
А время, время странница дотошная.
Из настоящего оно уводит в прошлое.
Рожденьем воспалённых поколений
К нам жизнь идёт без явных сожалений.
Идёт она, движенье ускоряя,
Нигде себя ни в чём не укоряя.
И сквозь надежды, грозы и дожди
Сама себе советует: «Не жди!»
6396
Сама себе советует: «Не жди!
А если что, так радость упреди».
Но нету в нас отчаяннее крика,
Чем крик, когда она на пике стыка,
И заявляет этим о себе
В едва-едва родившейся судьбе.
Давая соску, приучив к киоску,
Рубанок взяв, и взяв в придачу доску,
Строгая шкаф, ваяя Аполлона,
И продавая тут же у салона.
И с новой силой растворяясь в деле,
Родясь едва, уж всё мы проглядели.
А вот любовь, так хоть у туалета!..
И ненавязчивы там всё же краски лета.
6397
И ненавязчивы там всё же краски лета,
Когда она солисткою балета
Туда влетала, в лёгкий пух Эола.
И мастерство в ней, и, конечно, школа.
Тебя тревожат личная мечта
И рассуждений вечных красота.
Как говорится, с радостью в душе.
А с милым другом рай и в шалаше.
И отзовётся вам и в смертный час
Всё то, что было прежде. И сейчас
Воспоминаньем, дней напоминаньем,
И чувств иных непостижимым знаньем.
Представ пред миром, ввергнув в боль лучи,
Я зажигаюсь пламенем свечи.
6398
Я зажигаюсь пламенем свечи.
И уж кричи ты, или не кричи,
Ты побываешь несомненно там,
Где и пойдёшь к той цели по мечтам.
Тебя я, встретив, даже не узнаю.
И я скажу: «Я вас совсем не знаю».
«Я тоже вас»,  -  в ответ ты скажешь мне,
Заметив робость странную во мне.
На генном понимании миров,
Оставив без внимания коров,
Склонимся мы с тобою под дубы,
Где собирал я осенью грибы.
И, выпивая из берёзы соки,
Стоят стволы там стройны и высоки.
6399
Стоят стволы там стройны и высоки.
И, выпивая из берёзы соки,
С приветливой и чистою душой
Там не грешат зелёной онашой.
И хоть они добрее вас не станут,
Но и грубить, и злиться перестанут.
И ублажая их, и их любя,
Мы понимаем в этот час себя.
Но сколько ты судьбою не играй,
Минуя ад, не попадёшь ты в рай.
Куда бы не решился ты идти,
Тебе не знать обратного пути.
Так забывай, что ты душой гордец,
Рождая трепет жаждущих сердец.
6400
Рождая трепет жаждущих сердец,
Уж поселился и во мне гордец.
И на греховность Еву соблазнил.
Ну, а потом он ей и изменил.
И получай над ней ты в этом власть.
И насладись ты этой властью всласть.
А твой предмет для продолженья рода
Пусть будет главным признаком народа.
И где ты видел хоть один народ,
Чтоб без предмета, что продляет род.
Хотя сейчас мы сверху клеим бирки
На сперму, поместив её в пробирки,
Нас зарождая без путей глубоких,
Забыв о прежних радостях высоких.
6401
Забыв о прежних радостях высоких,
Нас зарождают без путей глубоких
Однообразной супер красотой,
Зачатых не с желаньем и мечтой,
А вызревших в нейлоновой пробирке,
С наклейкою на разноцветной бирке,
Не знающих ни мига зарождения,
Не помнящих и времени рождения.
Где рождены мы с вами в некий миг,
Там мы вписались в строки нужных книг.
Отдел искусства  -  хочешь, выбирай.
Архитектура  -  оборотный край.
И старец, и неопытный юнец
Местами поменялись, наконец.
6402
Местами поменялись, наконец,
Там старец и неопытный юнец.
Фантазии творца уж нет предела
Земного над собою беспредела.
Желанья укусить и уколоть
Пронзают в вас сознание и плоть.
И, составляя сводку об удаче,
Порою на неведомственной даче,
И где-нибудь во времени дорог,
Съедают и котлету, и пирог.
А всё вокруг течёт и расплывается.
И этот мир дискетой называется.
Там плечи плёчи, ну а дёсны десны.
Веноцианией зовут тот край чудесный.
6403
Веноцианией зовут тот край чудесный.
Ах, образец! Ты вымысел прелестный!
Так будем жить и я, и он, и ты
В просторах поднебесной красоты.
Сын попросил себе однажды внять,
И всё, что он поведал, воспринять.
Не понял я и ничего не понял,
Его запросы ретушью купоня.
Вот напишу я всю Веноцианию,
И завершу свою я меломанию.
Ну, а потом уж, что-то откупонив,
Начну писать я: «Я и Наицонев».
Мир грезит. Таковы его права.
А вот уж и иные существа.
6404
А вот уж и иные существа.
А мне мои даны на то права,
Чтоб к моему твоё приблизить мнение,
Использовав талант и вдохновенье,
Осуществляя с помощью бумаги,
И стержня ручки, вымысел отваги.
И с миром предстоящим съединившись,
Пред близкими за дерзость извинившись,
Один сонет в другой сонет вплетать,
Ну, а потом всё это прочитать.
И снова то же перечесть опять
Три раза. Или где-то даже пять.
И потому все краски здесь уместны.
Хотя они тебе и неизвестны.
6405
Хотя они тебе и неизвестны,
Но всё ж они куда уж как прелестны.
И кистью я блуждающей руки
В цвет зелени вплетаю васильки.
А радость заструилась розовато.
И стало мне немного страшновато.
И свет надежды нежно голубел,
И лист краснел, хоть был он и не бел.
Всё завершив в широком полотне,
Вдруг захотелось высказаться мне.
Волна стучала в трепетный прибой.
И понял я, что я в ладу с собой.
Вот вижу я уж ночи кружева.
А музыка у вечности жива.
6406
А музыка у вечности жива.
И сквозь любви вселенской кружева,
Упрятанный в преданий коленкор,
Тревожит нас желания укор
Неистребимым миллиардом тем,
Даря и жажду трепета, меж тем,
В соединенье с частью цели той,
Где мы гордимся внешней красотой,
Стремясь постигнуть суть вещей глубин,
Взирая в вечность времени дубин
В оправе мирозданья золотой,
С надеждой и с недальнею мечтой,
Идущий день узрев теплом небес,
Исполнив мир движением чудес.
6407
Исполнив мир движением чудес,
Идущий день в созвездии небес
Плывёт, лучась, в недремлющий поток,
Где и сорву я радости цветок.
А времена мне душу обновили,
И цель мою они ко мне явили.
И, слава Богу, жизнь ещё со мной
Останется и в этот летний зной,
Рисующийся нам в различных лицах,
Да и зовущий к притче во языцех
Необходимый утром и на сон,
Как конь джигиту, талии фасон,
Вокруг меня томящий душу лес
И лунный свет, идущий вглубь небес.
6408
И лунный свет, идущий вглубь небес,
Вдруг потемнел. Смотрю  -  на ветке бес.
Уголья он своих тревожных глаз
Наводит исключительно на нас.
В пучине ночи всюду гладь и тишь.
Что хочешь, то и делай. Что хотишь.
Желаешь, можешь на небо глядеть.
Желаешь, можешь намертво сидеть.
А хочешь, так и пятки пощекочешь.
А хочешь, хвост мехами оторочишь.
Ну, а захочешь, я с тобой пойду
Делить любовь кипящую в аду...
…Тут я проснулся. И увидел лес,
И лунный свет, идущий вглубь небес.
6409
И лунный свет, идущий вглубь небес,
Увидел я. И предо мною бес.
Во сне ли я, в бреду ли, наяву,
Заботою я этою живу.
Остолбенел. Стою. И баш на баш.
А утром ОРТ. И там Расбаш.
И чёрт ли он, не чёрт, я не пойму.
Но я пришёл, естественно, к нему.
Он мне вопросов массу задаёт,
И ничего мне это не даёт.
Вопрос  -  ответ. И так почти семь лет,
С тех пор, как Листьев оголил скелет.
И чёткий профиль генеральной рожи
Увидел я, открыв глаза от дрожи.
6410
Увидел я, открыв глаза от дрожи,
Всех трёх каналов яростные рожи.
Единый блок воинственных мещан,
И беспринципных к людям и вещам.
Творятся жизнью веские дела.
А у восхода лысина бела.
Рождаются не лучшие законы.
Вождей переменили на иконы.
И тут его из должности убрал
К нам присланный оттуда генерал.
Без согласительной комиссии и миссии
Не легитимны основанья лисии.
Мне было холодно. Вокруг дымился лес.
И, испугавшись, я на ёлку влез.
6411
И, испугавшись, я на ёлку залез.
Мне было холодно. Вокруг дымился лес.
А рядом бес на корточках сидел,
И на второго вдумчиво глядел.
А тот молчал и на траву пописывал.
А я всё в эсэмэски переписывал.
Ещё другие улыбнулись мне,
Ругая даму в раме на стене.
Интеллигенты. Не страна  -  дурдом.
Россия наш, а не чеченский дом.
Не отдадим мы и из первых рук
Ни Пермь, ни Тверь, ни даже Питерсбрук.
Не баре мы, но мы на бар похожи.
Меня рассматривали трепетные рожи.
6412
Меня рассматривали трепетные рожи.
А я сидел и умирал от дрожи.
От дрожи кто бы тут не умирал?
Но вот команду подал генерал.
Я слышу залп. Снаряды в Белый дом.
Гоморра и, конечно, и Содом.
Содом, Гоморра, Ельцин, Хасбулат.
И только нет ни пенсий, ни зарплат.
Пособий нет, и по рожденью нет.
Задал вопрос, и можешь ждать ответ.
Все собрались у мэрии и в банке.
А Петька с Анкой харятся на танке.
Туда ведут, куда народ созрел.
Был странный вид земли. Простор горел.
6413
Был странный вид земли. Простор горел.
Народ был прав. Но он и озверел.
Созрел народ, созрел переворот.
Другие лица. Новый поворот.
На Спасской башне уж крылами машут.
Не Зыкину зовут, желают Машу
Распутину. Повсюду хэдэншоу.
Капитализм нежданно к нам пришоу.
Пришоу капитализм, расправил крылья,
И началась сплошная камарилья.
Член положили на грядущий изм.
Ругают и царя, и коммунизм.
Ах, спохватились, были мы ослами!
С макушек елей отлетало пламя.
6414
С макушек елей отлетало пламя.
Подумалось: «Ну, разве не ослами?»
Нас гениальный создавал грузин
Переполненьем тюрем и дрезин.
А Ельцин взял и всё облил говном.
И опустел мгновенно гастроном.
При чём тут это? Сообщает РОСТ,
Что в экономике уже намечен рост.
И этот рост уж не брехня немцовская.
Не черномырдинская ложь, не блажь жидовская.
«Ни бе, ни ме тебе, бери кредит»,  -
Глава администрации твердит.
А нет, так нет. И Грозный догорел.
Огонь глазами жадными смотрел.
6415
Огонь глазами жадными смотрел,
Когда в Самашках Пашка руки грел.
А там, в Кремле, звериные замашки.
Горят не только Грозный и Самашки.
Горим и мы, горит нефтепровод.
Сгорели школа, ясли и завод.
О нет, не думай, нет, не от инфляции
У главаря позывы к симуляции.
А от болезни язвенной души
Все средства для спасенья хороши.
Был результат бы. Да вот он ли есть?
Гораздо легче нам друг друга съесть.
И жизнь вершится странными делами.
И мы сгрудились под её стволами.
6416
И мы сгрудились под её стволами.
И жизнь вершится странными делами.
Пришла и опрокинулась на нас.
И тут вот и разбился ананас.
На этажах засел КПСС.
На танке с Анкой Пашка Мерседес.
Стрельба везде. Ба-бах. Бу-бух. Ба-ба.
Возобновилась прежняя борьба.
Тот победит, кто круче, чем бандит,
И сам геенну алчную родит.
Геенна алчная насытиться захочет.
А кто из нас пожрать в кредит не хочет?
Ну что ж, бери. Вот сыр, вот колбаса.
Тут побывали заяц и лиса.
6417
Тут побывали заяц и лиса.
Ну что ж, бери. Вот сыр, вот колбаса.
Народ под пулями беспечно бегал.
А автомат свинцовой дробью рыгал.
Рыгал. И кто-то, будто из ковчега
В огонь, как в воду, оголтелый прыгал.
Как в фильме про парижскую коммуну.
И я сейчас кому-то в рожу плюну.
Иной бежал и весело резвился.
А белый флаг над Хаз-Булатом взвился.
И Хаз-Булат сложил свои права.
Хотя и оппозиция права.
Не всё так просто. Всюду шуры-муры.
Кабан, медведь, петух, олень и куры.
6418
Кабан, медведь, петух, олень и куры.
Не всё так просто. Всюду шуры-муры.
И за довольно маленькую мзду
Она ему… Что я имел в виду?
И написала вскоре целый том
Вот и об этом, тут же и о том.
И издалась, как скромно отдалась.
И ублажила Хаз-Булата всласть
Во времени энергии плэйбоя.
Да и сгорела тут же, в гуще боя.
Солёное да с перцем примет всякий.
Уж таковы мы, времени вояки.
За дверью раздавались голоса.
Чернея, проносились небеса.
6419
Чернея, проносились небеса.
За дверью раздавались голоса.
А Хаз-Булат, как впрочем бы и я,
Подняв одежд несложные края,
Уж насладился случая моментом,
Улыбку ублажив экспериментом,
Как выходящий факт из ряда вон.
Хоть ничего неправильного он
Не совершал, её увидев тело.
Да и кому уж тут какое дело,
Кто у кого и что и как берёт,
Если смотреть реально и вперёд.
Недолго длилась радость Шуры-Муры.
Ревело пламя. Тучи были хмуры.