(предыдущий фрагмент "8. Женщины слабость кардинала де Ришелье"
http://www.stihi.ru/2017/09/03/5107)
– ...Эх, мне б её найти ещё весной бы!
Я первых роз сам преподнёс бы сноп ей!
Пропал совсем, мол, граф и гонор в нём.
Я б колоколом стал и звонарём!.. –
нервозно воздух втягивая в шнобель,
в одну ноздрю табак суя и в обе,
Рошфор язвил. – Обшарив пол-Европы,
неважно, ЧТО нашли мы с фонарём!
Нужна притирка. Есть причина – трём!..
– Пора остепениться вам давно бы.
Для новенькой особы мы что снобы.
Иль с нею всё у вас чин чинарём? –
шеф выставился. – Днём да с фонарём
на фоне гостьи я-то… препоподобный…
для вас на коем месте? На втором?!
А если не пущу вас завтра в дом?
Для вас я – бич всемирного потопа, –
от взора Ришелье тянуло льдом.
Граф поклонился: – Каюсь. Недотёпа.
Но вас боготворю я до озноба!
Звезду для вас достану!.. Завтра. Днём.
– Не надо богохульства, астроном!..
…Ну, кто у вас там гож на роль зазнобы?
Ведите гостью, будем пить втроём!
Не с трезву ж кандидатку брать в наём!
Не к ночи позлословим о дневном.
– Ох, в шутках, монсеньор, вы просто злобны!
Я пьян и без вина уж. Кабы в нём
лишь дело… – Протрезветь-то вы способны?
Во что ж конфетку вашу обернём?
Что благозвучней из имён особы?
– Так… Афродита ей к лицу… – Спорнём,
дала б миледи фору ей легко бы…
– Да, заведи бы речь мы о портном,
что модниц обирает белым днём…
Во многом сёстры разные, но обе,
коль разницу в нарядах уберём,
по внешности, бесспорно, бесподобны.
Ещё бы им портного одного бы
и хахаля… – Опять вы о больном?!
Точней, о наболевшем, об одном.
Рошфор! Поскольку мы не женофобы,
а светочи мужских сугубо норм
в Париже, как ни как, по гроб родном,
то юмор мой в ваш адрес не без стёба…
Поскольку гостья взята на прокорм,
отчёт-то прозвучать ваш мог остро бы.
Где в вашей ложке дёгтя горстка дроби?
Что ныне в сердце дамы? Шторм? Не шторм?
– Будь сам в монастыре их я гость дробный,
уж верно б там не взвыл, как деспот скорбный.
– Правдивый жду рассказ, пусть не подробный.
– Про шарм мной проведённых там реформ?
Возводят на меня, поди, поклёпы…
– По гроб вас помнить общество могло бы.
С души снимите камень светских норм,
а с языка – пожалуйста, затвор.
Признались бы, похвастались взахлёб вы.
Вы, граф, владелец, или сторож форм
мадам, ко мне доставленной на пробы? –
похаживая в шкуре филантропа,
шутил де Ришелье, хотя Рошфор
докладывал без пафоса и трёпа. –
За вами, граф, следить мне нужно в оба!
Вы – лидер ходоков и… ловчих свор…
. . .
…Прелат, похолодевший до озноба,
с трудом дыханье выпустил из зоба,
увидев ту, кого хвалил Рошфор:
– …Ого! Одно из двух: иль шеф ваш хвор
на голову… иль – жертва женофоба.
Миледи! Чтоб я сдох… и весь наш двор…
коль это не она! И не для гроба!
Прелат аж перестал косить под сноба,
когда всмотрелся пристально в особу,
которую привёл граф де Рошфор.
Он даже не вступил с ней в разговор.
– Сейчас разочаруюсь и завою!
Надеюсь, вы не шутите со мною!
Бог мой! Кого я вызвал на ковёр?!
Знаком давно с Шарлоттой озорною,
я дел хочу с двумя, а не с одною!
Не в смысле том, что вы, граф – сутенёр…
Уж хоть бы поработал с ней гримёр, –
смутился кардинал пред красотою. –
Глаза я, то открою, то закрою…
и, вновь открыв, миледи вижу я!
В чём дело, граф?! Вам место – средь жулья?
Готов начать допрос, в угоду зренью.
Глаза глядят, разгадку не суля.
Не всматриваться ж мне до одуренья!
Шутить над шефом!.. Спьяну что ль, с нуля
взять и включить в свой интерес глумленье?!
Пока что полон я лишь изумленья.
Сбеги она вспять в двери, я б, догнав,
сказал: «Миледи! Наглость – преступленье!
Дешёвое на редкость представленье»!
Крутя свой ус, улыбку спрятал граф:
– Глубь острых блюд не выдаст нам приправ.
Поверхностное это впечатленье.
Сюрприз мой не лукавство, не игра.
Впрямь дама не Шарлотта, а сестра.
Иначе бы в допрос ваш я не встрял.
– Слова без лжи, мерси, мне лечат зренье.
Ко мне пришло двойное озаренье!
Не зря я выбрал вас: вы – не баран,
а ваша протеже – не швабра, честно.
Я – лучший кардинал, куда ни глянь!
В честь вашего успешного проезда
сквозь лес бунтовщиков построю храм.
Мой глаз – алмаз, и каждая в нём грань
сверкнёт для вас не только в знак протеста:
ни рыба вы, ни мясо, мол, ни тесто.
В душе моей взыграл большой орган!
Я словно разродился манифестом!
Представил, как я там, где проморгал
решенье уравненья с неизвестным,
испорчу всё же жизнь моим врагам
и сладкий сон союзникам бесчестным.
Нам герцог Бекингем наивно лгал,
что будет другом Франции и крест нам
готов был целовать в том, но к ногам
упал известно чьим. Австрийской Анны.
В итоге он воюет всем калганом
безбожно против нас и ураганом
готов нагрянуть с флотом в Ла-Рошель.
Везде найдёт он там, где свара, щель.
Смертельно прищемить врага пора нам,
пока для нас не стал он великаном.
Гнать так, чтобы пустился наутёк,
иль вовсе бы бесследно в Лету канул,
пока он, гад, не снюхался с лукавым!
Я верю, как и вы, не на чуток:
из нашей Афродиты выйдет толк.
Что-что, а уж талантами земля-то –
зарытыми – всегда у нас богата.
– Ходил как щуп, не доставая дна,
но как быть пусту… с вашим-то подходом!..
– Не век нам отдыхать, вставая на
поверженных во прах врагов – их ордам
числа нет, коль судить по новым мордам!
Что явная, что тайная война
восхвалит путь коварства и вранья,
топча жизнь и в седом, и в безбородом
(где либо взял Париж верх, либо Лондон),
но враг в нас тоже верит, говоря
про наш Париж, мол, как ни быть болоту,
коль сыскиваются в нём черти слёту!
А я точу на их болото зуб,
Куда засланки наши заползут.
Мы в цели засекреченной, но ясной –
те пастыри, что и паскуд пасут,
и ангела с душой, на блуд согласной.
Пролив и отдалённость не спасут
британцев от моей натуры властной,
а власть моя победам сопричастна.
Над Бекингемом затеваю суд
посредством агентуры нашей частной.
Шпионский я испытываю зуд,
от гнева задыхаясь. Что не астма.
Себе позволить можем ведь блажь мы
всецело в интересах государства.
– И что весь этот зуд шпионский даст вам?
– Как минимум, сестрицы стать должны
агентками влияния на пару.
Хотя за промедленье не казним,
с позиций государственной казны
от них ждать будем большего – по праву
кормящих всю шпионскую ораву.
Немало есть на свете двойников.
Порой при полном сходстве расчудесном
ни кровь не сводит вместе их, ни кров.
а Случай, глянь, и свёл – всевластный деспот.
Агент-двойник – ну, разве это вздор?!
Второй орлице срок дам – оперяться.
Невиданное сходство двух сестёр!..
в чём вижу для секретных операций
и тайных планов истинный простор!
Есть на кого, друг дружке не в укор,
рассчитывать, ссылаться, опираться.
А двух других таких в Европе граций
не сыщем от Атлантики до гор.
Учите в самой тайной из контор
дуэт сестёр хоть к чёрту в ад внедряться!
Скажу вам как наставник-командор.
Вы – дипломат, не просто горлодёр,
и справитесь с обеими, надеюсь.
– Уж коль для нас других не видно девиц,
то лучшими займусь я как гвардеец.
И пусть сам чёрт равняется по нам,
коль мы побед достигнем артистично!
Занятия спланировав по дням,
за срок я уложусь полугодичный.
Всё это мне не в тягость, ибо дам
ценю, коль есть в придачу магарыч, но
оторв, дающих фору господам,
в делах воспринимаю органично.
Галантность Афродите преподам
и очень скоро по итогам лично
я должное послушнице отдам.
– Хотите при себе иметь мадам?
Могу себе позволить околичность, –
прелат шутить продолжил саркастично. –
Всё «должное» пакуйте в чемодан
с клеймом «Для путешествующих дам».
Её ждут не при вас лишь развлеченья.
Какое у неё предназначенье –
лишь время всё расставит по местам.
– Ужель я в страсти сдуюсь по частям
до полного без смысла обнуленья?
Что будет, то приму без сожаленья, –
граф, сделав пальцем у виска движенье,
почти шепнул: – Не для её ушей…
Ей в уши комплимент бы для вложенья…
В эпоху войн, измен и мятежей
кругом враги, а наша дщерь блаженна.
Желал контакта с ней я потесней,
однако в голове её – броженье.
У всех ли Афродит воображенье
особенное? Искуситель змей –
я для неё. Итог самовнушенья.
– Совместный путь – пик вашего сближенья?
– Нет. Не проходит этот фокус с ней.
Меня отвергнув, не скучала шельма.
Как будто за окном жизнь совершенна!
В окне кареты мир на вид вкусней,
но нам быть взаперти не век же с ней.
ведала мадам угрозы мщенья
врагов за веру, их к нам отношенья…
услугу оказал невежде «змей»
в моем лице: нанёс им пораженье,
до паники и умопомраченья
оставшихся в живых, чей дух нежней,
чем у жмуров, чьи кончились мученья.
Я справил им со Смертью обрученье.
Я вырвал Афродиту из клешней
мерзавцев, разметав их ополченье.
Ни храбрости в них нету, ни сплоченья.
А что для дамы может быть важней,
чем честь её, чем меры по спасенью?!
– А что ждёт нас при страхе пораженья?
Иль чудо от Судьбы, иль битва с ней…
На наши в адрес Рока поношенья
ему плевать… – Пусть будет, как во сне!
Молясь живой игре, а не квашне,
в чудесные поверив подношенья,
раскрутим чудеса на размноженье.
– Вы в женопознавательной возне,
при власти оставаясь и казне,
порою предстаёте разношерстным.
– Красавицы, скучая по парням,
к алмазам тяготеют, к соболям…
– Растленьем пустословным праздножестным
сгубивши дам, с грехами пополам
позвольте в ад благообразно слезть им.
Но в сей раз не ударьте в грязь наследьем.
Искателям чудес иль хапунам
вы скоро уподобитесь с усердьем?
Амур бьёт в лоб кретинам, в пах – лгунам.
Как вытянуть бы без изъяна жребий?
Публичный блуд иль случки по углам –
отягощаем путь земной наш бренный.
В трёх пнях не заблудись, ища путь в храм.
Меж лишних крайних пней-преград режь средний.
– У гостьи нашей нрав не дюже вредный…
По раутам катаясь и балам,
изучим и порядки, и бедлам,
и крест Судьбы неведомой, наш жребий.
По личному к бедламу отношенью
пусть учится отпору кобелям,
пусть даже те прикрыли немощь ленью…
– Оценим силу глаз, рук по делам…
Уступчив я в одном, в другом – упрям.
Хотя в моих глазах вы не мошенник,
но в части фамильярных отношений
процесс я на контроль возьму извне.
– Запутываясь в собственной возне,
себе удавки вешаем на шеи –
тесны гирлянды наших прегрешений.
Мы сами – Хаос и кошмар во сне, –
сменил граф тему не по умозренью
(отвлечь от девы шефа тут важней). –
Нас всякой бьёт Судьба наотмашь хренью.
Дерёт нас гребень Рока. Жуть в резне.
Но словно бы прощаем мы блажь гребню.
– А что в мозгах у дамы перед сном?
– Авторитет мой там пока весом
и душу ей я, несомненно, грею…
Да пусть садится даже мне на шею!
Крутилось б лишь ученье колесом!
А то, что не успеем, утрясём,
разглядывая мир сквозь окна с нею…
Смущаясь, Афродита это всё
услышала, болезненно краснея.
Не дай Бог, диалог пойдёт в тираж!
По счастью, рядом алый был витраж…
– …Я буду в разногласьях к вам грознее,
в своём лице назначив арбитраж.
Об этом намекал вам по весне я. –
прелат вошёл в ораторский свой раж. –
Не знаю, граф, как выразить яснее,
чтоб образ не был принят за мираж…
Стихии водной в пику, наш дренаж
от Лондона да акваторий Бреста
мы строим со страховкой… от арестов…
Вы кодекс не забыли старый наш?
Господь к мольбам отзывчив, сатана ж –
считает, что наш мир – его палестра.
Коль нужно наломать нам позарез дров,
оценим место в тайне на тоннаж.
С учётом тайных миссий, переездов,
нам гостья подошла б как персонаж?
– Всё помню. В этом деле я не бездарь.
Теряем то, что выставим. Храня ж –
удержим, балансируя над бездной.
Не можешь подобрать ключ к сердцу бестий –
попробуй подобрать к другому месту:
к мозгам их, где приняв наш патронаж,
их страсть взять может курс на шпионаж.
Сестёр сведу к учебному семестру.
Пока лишь с Афродитой променаж.
Успех, клянусь, как я ни скромен, – наш!
– Ах, Лондон! Королевскому б семейству
шпионский посвятить бы наш вояж!
Туда заслать сестричек – разве блажь?
Вы помните, что значит скальпель нравов?
От нас получат сёстры в путь карт-бланш.
Двух милых цып, вернее, цапель рьяных,
на тайную охоту за Ла-Манш
готовьте по заветам ветеранов.
Охотниц, зарядив в них дух-кураж,
дав тайну обольщенья – скальпель нравов –
зашлём в стан самой наглой из корон
под видом граций, а не капелланов.
Двойную бы сыграть им только роль
для Карла и для всех его баранов.
Ведь мы из дум, которыми король
питает козни против наших планов,
имеем регулярно только ноль,
помноженный на ноль. Пшик без изъянов.
Чёрт у Шарлотты – точно в животе!
Не прочь я, чтоб миледи бы в фате
за Карла, овдовевшего внезапно,
пошла бы замуж. Дерзко? Импозантно!
Чёрт ей и Афродите в ранге зама
не даст гореть в огне, тонуть в воде.
Жаль, от миледи из-за океана
вестей мы не имеем: что и где
с ней нынче происходит. План огромен…
Пусть без сестры в шпионском их гнезде
вклад нашей Афродиты был бы скромен,
но лишней ей не стать на борозде…
– Секретам Карла в нашей быть узде!
Ведь то, о чем мужчина думать склонен,
у женщины находится везде...
* * *
(продолжение следует)