Холодное дыхание смерти я впервые почувствовал, когда нащупал увеличенные в подмышках лимфатические узлы. К этому времени я уже давно был завсегдатаем взрослой библиотеки, хотя и учился в шестом или седьмом классе — точно не помню, и, благодаря знакомству моей мамы с библиотекарем, имел доступ к книгам, энциклопедиям, журналам в читальном зале.
Начитавшись научных фолиантов, я поставил себе страшный диагноз. Скрывать подавленное, угнетённое состояние было трудно, и мама, заметив что-то неладное, добилась от меня причину такого настроения. Буквально за руку она притащила
меня к врачу нашего маленького городишка.
После осмотра врач, не скрывая тревоги и озабоченности, чем ещё больше усилила моё уныние, отправила меня в областной центр на обследование, написав в направлении предполагаемый диагноз, совпадающий с моим собственным.
Как приговорённый, отправился я с мамой в Витебск, где доктор после обследования, с улыбкой глядя на меня, сказал: «детство кончается, молодой человек, ты и весь твой организм просто переходите в следующую стадию развития».
В начале девяностых, после известных ферганских событий, мы собрались уезжать в Россию, так как в Узбекистане с нарастающей скоростью стал зарождаться национализм. И в это беспокойное время я стал чувствовать какой-то дискомфорт в горле: сухость, ощущение инородного тела, слабая боль при глотании…
Заглянув, как смог, с помощью зеркала в горло, я увидел круглую белую
шишечку величиной с горошину. Мне шёл уже пятый десяток, и смерть уже не так пугала, как в детстве, но мысль о ней леденила душу.
Ответственность за судьбу детей и жены, которые — мало ли что — могли остаться одни в незнакомом российском городе, погнала меня в поликлинику к специалисту.
Осмотрев горло и задав несколько вопросов: курю ли я, работаю ли с химикатами, в каких отношениях с алкоголем, врач сказал, чтобы завтра я пришёл к нему в больницу, где он работал хирургом. Не дай бог кому-нибудь пережить то, что пережил я в эти минуты.
Вдруг он просит медсестру принести продезинфицированный скальпель. Засунул его мне в горло и через мгновение этот чудо-эскулап обыденным голосом говорит, чтобы в течение четырёх часов я не ел и не пил, и что это был просто нарыв от переохлаждения. И только затем, иронично поглядывая, произнёс: а ты уж, конечно, предполагал нечто страшное, не так ли?