У этих улиц не хватит красок, чтоб что-то сделать из блёклых нас. Весь город сыростью опоясан и утомительно сероглаз: в его витринах дробятся блики - на чёрном чёрным, на льдистом льдом… А где-то под ноги льнёт брусника, и небо жмётся к макушке ртом - целует жадно бодрящим ливнем, и ветер в кронах гудит трубой, и если быть суждено счастливой -
то только там,
лишь самой собой.
Построить дом из земли и веток, из солнца, леса и снежных бурь… Весь город рябью дрожит на веках, пытаясь током проникнуть внутрь. Холодный, хмурый, невыносимый, как запоздавший на год звонок, как поллароидный фотоснимок, который выцвел давным-давно. На сгибах грубо проколот шилом и сшит на нитку, под ней - рубец. У этих улиц не хватит силы,
чтоб выжать что-то
из нас
себе.
У этих улиц не хватит красок, чтоб нас закрасить, стереть, забыть. Пусть город тонет за дальней трассой, нас примут реки, поля, дубы. Нас примут фьорды, заливы, горы, места, где мох не примят ногой… Смотри: нисколько не властен город, пока мы носим себя с собой. Пока пьянящим лазурно-синим в нас льётся небо (за пядью пядь), у этих улиц не хватит силы,
чтоб что-то важное
в нас
сломать.