Р. Л. Стивенсон, Рождество в море

Марк Тютюнник Третий
От ледяных верёвок страдали голые руки,
И как бы ты ни был ловок, ты слышал паденья звуки;
Волны струились в потоки, ажурно вопили, врезались
О каменно-скальные блоки, от бурного ветра спасаясь.

И слышен был рёв прибоя всё ночное время,
Но лишь с рассветом я понял, какое несём мы бремя.
"Свистать всех наверх!" - я услышал... И палуба нас швыряла...
Но на проход новый вышло судно - мы парус подняли.

Весь день наш курс менялся: то к Северу шли, то к Югу;
И каждый из нас старался, но нет пути среди вьюги.
Весь день - лишь горечь боли и страх, словно лёд, морозный;
Но всё лишь крепило волю... Мы выжили, правда, уж поздно...

Мы к Южному ступали, где вопль прилива был слышен;
Но море курс изменяло к Северному мысу ближе.
Мы видели волны горой, за ними дома и скалы,
И стражник береговой, с подзорной трубой стоял.

Белым, как пена морская, морозом красило крыши;
И взгляды огни ласкали, словно бы каждый дом дышит;
Окна буквально искрились, а трубы дымились речами;
И запахи нас манили, хоть мы и не на причале.

С могучим весёлым приветом звучал колокол из храма...
Теперь расскажу вам в куплетах, какая случилась драма.
Пока мы вели войну с морем, плыло Рождественское утро,
И стражи пировали в доме близ того, где я рос весьма шустро.

Родную комнату видел, там же - родные лица:
Волосы - папу подстригли, очки - мама со спицами;
Видел я свет камина - там прыгало пламя,
Светясь на тарелках родимых, так радуя душу и память.

И знал я: по мне дом грустил - о том и речь держали,
Как в море я уходил, его окунув в тень печали.
Теперь я себе казался, как ни посмотри, дураком -
Здесь с волнами я сражался, пока там праздник битком.

Маяк зажечь там решили, пока ещё не стемнело.
"Поднять паруса! Как учили!" - слова словно взревели.
"О, Боже! Судно не сможет!" - вскричал Джексон, первый помощник.
Ответил кэп: "Да, не сможет! Но, знаешь ли, это не точно!"

И наше судно шатнулось, но парус был надёжен,
Навстречу ветру он дулся, словно бы знал - всё возможно.
Как только солнце пропало, мы с мысом, в конец, прощались,
И ночью, во тьме, устало, на свет маяка всплывали.

И все тяжело вздохнули... да, все, кто был здесь, на судне...
Как только на нос взглянули, что в море указывал чудно;
Но я думал о том только, на этом морозе тёмном,
Зачем же я близких настолько оставил стареть неуёмно.