Нахохлился, сидит и ждет подвоха,
готовый при угрозе сразу -вжик!-
воробушек; да, такова эпоха -
других эпох и не было, кажись!
Но, согласись, и то уже неплохо,
что можно и вспорхнуть, и покружить
над пустырем, над свалкой, где лежит
та злая кошка, что намедни сдохла;
и не забыть конечно, мимоходом
нагадить на забор и гаражи
готовые осыпаться от ржи
к которым подходить-то неохота,
тем более, что матерщинник Леха
там лет уж сто, как свой заводит "ИЖ"
и бабки губы поджимают: вишь,
опять психует этот выпивоха...
Заляпан небосвод сурьмой и охрой,
и скоро здесь не будет ни души,
и ветра жгут, словно слоновий хобот
толкает в грудь: ты, мол, давай, держись!
Да рад бы я держаться, но, скажи
где тот карниз, веревка или посох?
А, может быть, вместо того, чтоб охать,
у Лехи нужно поучиться жить -
ему эпохи совершенно по-хер,
он волевой, настойчивый мужик
познавший тайны гаек и пружин
и приносящий пользу в обиходе;
пускай он обладатель пломб и грыж,
пусть грубоват, имеет лишний жир,
но для таких есть место в хороводе.
А серенький наш славный дебошир
вернулся, обхамив округу чохом
и задремал на куче старых шин
в том месте, где сидели алкаши
оставив кучу крошек от хот-дога;
но если кто-то вдруг зашебуршит
за бахромой спустившейся тиши,
он первый избежит переполоха...