Божьи мельницы мелют ужасно медленно,
Потому и не смелется ни черта.
По Сан-Пауло шествует доктор Менгеле,
Перед ним - два железных его креста.
И усы на пробор, и шаги не грузные,
И улыбка, как пробный косой надрез.
И ему заменяют кресты нагрудные
Не по тяжести лёгкий наспинный крест.
Пощёчины ветра срываются с кожи гладкой,
Крики людей и чаек сливаются в общий шум.
Он протягивает бразильскому мальчику шоколадку,
Как в Освенциме заживо препарированному малышу.
В календаре обычные бытовые хлопоты:
Зайти к парикмахеру, присмотреть подарок жене.
А на ком ещё ему было ставить опыты,
Если не на цыганах и жидовне?
Медузы на пляже, как трупы в газовой камере,
А он бы слетал в Мюнхен или Берлин.
С лекцией о том, что глаза останутся карими,
Сколько ни впрыскивай в них подотчётный адреналин.
В мире давно битлы, над миром давно Гагарин,
Время - не вершит ни арест, ни суд.
Бразильское небо мечтает стать из синего карим,
Не в силах поторопить инсульт.
Нам щадящими дозами смерть отмерена,
Нам кино про войну - как души массаж.
Всех хороших спасёт капитан Америка,
Всех уродов однажды найдёт Моссад.
Фотографии жертв и казённой мебели -
Мы успели в музей превратить тюрьму.
На экскурсию вряд ли приедет Менгеле -
Он и так это видел. Зачем ему.
Только правда не в том, чтобы всем и поровну,
А в инъекции, пуле или петле.
Если боль превращается в китч и порево,
Значит, что-то не так на моей земле.
И пока мертвецы - пятаки разменные,
И пока на добро не хватает зла,
По Сан-Пауло шествует доктор Менгеле
И за ним два чернильных его крыла.