Кисточкою беличьей покоя, по жемчужной света полосе –
Перстнями душистыми левкоя, тающими в юности росе,
Отзвуками Северного Моря, чей оттенок ледянисто-груб,
Я касался, неумело споря, жадности раскрытых тёплых губ.
Белым шелестела занавеска – складками уложенный июль.
Солнечного утра ретро-фреска не/жила слепого ветра тюль.
Мы необоснованно любили - атомные взрывы, Ты и Я.
Мы, наверно, были... Были? ... Были! Среди боли, смеха и вранья.
Мне бы отключить тогда сознанье. Но я – гордый: суть и бог и бес.
Я хотел отдать себя – сиянье, ты ловила – в душу – волнорез.
Я устал. И вьюгой белоснежной, на границе, где задремлет даль,
Нагоню Тебя рысцой неспешной, напою, что в мире есть печаль.
И меня жалея и тревожа, Ты напомнишь бесполезный след:
Полюби себя, мираж-Серёжа!.. И мираж шепнет : меня же нет...
Кисточкою беличьей левкоя, акварелью поднебесных глаз
Я рисую оттепель покоя – отраженный облик светлых нас.
-----
На бельме застывшем кинопленки,
Расслоившем, как герою плыть,
Я отдам тяжелый шар – ребенку,
Оборвав искромсанную нить.
И в рывке попытки и движенья
Мячик инстинктивно удержу:
Торможеньем плавным отраженья –
Маскировкой шага «ухожу».