Осенний сплин проник под тёплый плед, терраса полнится земной печалью. Травой зарос и потерялся след гостей последних, что поила чаем. Морщины рассекают бледный лоб, а сахар, словно снег, в хрустальной вазе. Я так хочу, чтоб с сердца отлегло, и пусть мираж явлением не дразнит.
Не стоит выяснять больной мотив – я отпускаю в осень всё, что было. Я разрешаю навсегда уйти. Фигуркой тонкой у перил застыла среди петуний поздних, хризантем, среди листвы, слетающей к ступеням, держа свечу – мой маленький тотем,..
а море вдалеке барханы пенит не в этой жизни, точно не в моей – не мне лететь довольной, сытой чайкой. Здесь вечер доски разукрасит в медь, а я рассветы больше не встречаю. Среди страниц блокнота маков цвет, гагачьи перья и клочок конверта – нечёткий отпечаток прошлых лет, письмо, оставшееся без ответа. Ах, выбыл адресат, причём давно, ушёл, и почтальону не сказавшись. А тот искал, да не жалея ног, по скверам, площадям, пустым вокзалам.
Рябина горьковата и красна, ещё здесь привкус яблок и корицы. Когда терраса канет в дебри сна, я знаю, что мне снова будет сниться среди туманных дрём и темноты под стражей духов у моих порогов.
Я знаю, что всегда мне снишься ты, но только не могу тебя потрогать.
Я отпускаю в осень всё твоё над мокрой, почерневшей древесиной, и горихвостка плачет и поёт, прося забыть тебя, собрав все силы.