Где была? В каких пределах?
Что скрипело на зубах?
Что с улыбкою смотрело
В марлевый твой мятый страх?
А какие гости рано...
Нет, не те -- на каблуках --
Что, похожий на лиану,
Вносят капельницы шланг.
Те-то гости там, где думы,
То текучи, то прытки,
Крысы ждут в подвальных трубах
Грызть живые проводки.
Гости плыли, словно смыслы,
Объясняющие мир.
Было ясно, что прокис он --
Горний сказочный Эфир.
"Телу, сгрызенному горем,
Ничего там, за Чертой,
Не припас, не приготовил
Огненный Создатель твой.
Да и Сам Он -- лишь фигура
Подвигов, которых нет.
Лечит-то тебя тинктура,
Хитро смешанный рецепт.
Вспомни, ты пыталась сколько
Видеть свет Его вестей?"
А на острие иголки --
Бесконечности гостей.
Это явь сама болела,
Влажный воздух перекрыв,
И рука у глаз белела,
Подающая эфир.
Но на этом смертном поле
С запахом нашатыря
Тонко выпорхнула воля
Сквозь упрямый зуд репья.
"Нет Христа, -- они сказали,
Знаешь ведь, что это так".
Локоть вновь забинтовали,
Вновь велели сжать кулак.
И плащи затрепетали,
И на грудь мне лег их щит.
"Видишь все, -- они сказали,
И другого не ищи.
Можно выжидать хоть сколько,
Все рассчитано давно --
Нас на острие иголки
Бесконечное число".
Мне тогда, во сне, хотелось,
Им поверить, но была
Воля, что внутри пригрелась
Стрелкой тонкого стекла.
Жар, и ломота, и слабость,
Паутина на щеках,
И лекарственная сладость
Воли в сложенных руках.
Воля жаром проявилась
Сквозь штрихи больничных клейм,
Жар истек, возникла милость
К сонным слабостям людей.
Гости сбились втихомолку,
Старший шпагу опустил.
От инъекции иголку
Буднично несли в утиль.