Я не знаю, как там у них, но у нас в России
куча разных способов для надёжной анестезии
сердца, обнаженного, как без раковины моллюск.
Я не знаю, есть ли господь на свете, но иногда молюсь.
Вот он ты под небом: меняешь силу на вожделение,
и она укатывается по щелям как ртуть.
Разве к этому тебя, дурака, готовили перед рождением?
Не для этого тебя вскармливал Млечный путь.
Человек — это полигон для битвы стереотипов.
Браузер, через который бог серфит в сети.
Если комплекс — С-300 или Эдипов.
Если выстрел "Амура", то сразу дыра в груди.
Если ты неудачная имитация —
пересмешник, клоун, самодовольный тупой скворец.
Просто вспоминай в любой ситуации о том, что жизнь имеет конец.
Кто б ты ни был по жизни — хоть человек искусства,
хоть судебный пристав, таксист, торчок...
Неужели у тебя не бывает такого чувства,
что уму нужен качественный скачок?
Разуму нужна клетка, а сердцу — ключик.
И еще одно сердце — как взлетная полоса.
Неужели нужно непременно друг друга мучить,
чтоб потом с любовью смотреть в глаза?
Вдруг стартует внутри механизм отчаяния.
Что если судьба уготована мне другая?
Но господь устроил так, что у слов есть похожие окончания.
Глупо было бы этим не пользоваться, моя дорогая.
Десять лет или больше то стираю, а то пишу.
Возвышаюсь над своими заметками как памятник дательному падежу.
Лента Мебиуса — это тоже техника оригами.
Прикосновенье моих подошв создает дорогу под сапогами.
Пальцы нервно арпеджируют кобуру.
Воздух качает грудь, будто дуешь в вистл.
Если сильно болит, то это всегда к добру.
Разменяй свою боль, расщепи на смыслы.
Есть господь на свете, или нет его.
Нервный тик в циферблаты вдувает Хронос.
Промахнулся, опять ушел в молоко.
Различаешь в помехах, то смех, то голос.
На возьми себе эти десять стрел молчанья.
Собери в пучок, положи в колчан их.
А когда насытишься тишиной,
отпускай, не целясь, одну за одной.