" А вот это - моё продолжение", - выдохнул он вдохновенно и гордо и показал на меня. Глаза его излучали какой-то неуловимый свет, понятный только нам двоим. Он был так рад меня встретить среди костюмной братии, снующей из угла в угол, охраняющей, подающей, наливающей и мило улыбающейся каждому пришедшему в этот вечер на необычный спектакль, посвященный Скорине. "Не ожидал, правда, не ожидал Вас здесь встретить", - быстро говорил он, торопясь показать мне свою радость. "Нет, я понимаю,что Вы должны были здесь быть, и почему Вы тут, тоже понимаю", - его счастливые глаза выдавали учителя с головой: вот они, его выкормыши, "научные дети", идут дальше своего "отца", оказываются, наконец, на своём законном месте, к которому он готовил их всю долгую-предолгую жизнь. Он помнит и как они карабкались, как неумело складывали первые фразы статьи, и как он заставлял переписывать их по пять раз кряду, не помогая, но подталкивая найти ту единственную мысль, которая должна была стать центром притяжения существительных и глаголов. "Опять двадцать пять, за рыбу - деньги" - часто писал он на полях листа чёрной ручкой, а ты гадай, что имел в виду: повтор ли, глупость ли твою, - переделывай давай, рассуждать некогда.
Как мало надо человеку для счастья, для этого мига, который только и держит нас на плаву, позволяет понять, что ты кому-то нужен, что от тебя радостно на душе и на сердце, что от твоих достижений, пусть крохотных, сиюминутных, рождается не зависть и злоба, а маленький цветок беззаветной любви к делу, которому ты служишь.