я бы хотел, чтобы люди стали собой,
чтобы однажды все смысли косметику,
выбросили бы шампуни и гели,
оставили только воду и запах тела,
запах чарующий, мягкий, как летние травы,
как молоко и кровь,
как запах мамы,
и запах жизни,
который они так боятся и так ненавидят,
но если бы они знали, как чарующе пахнут,
то не поддавались бы страху
и забыли бы про духи.
я чую человеческий запах везде,
я узнаю людей со спины,
и он меня сносит.
я знаю, как пахнет толпа
и как пахнет одиночество,
опошленность и непорочность,
с эмоциями сложнее,
но они также имеют запах,
целая галерея!
наверное, я смог бы написать оду о запахах,
если бы был уверенней и умнее,
но я не пишу.
возвращаясь к запахам, я не понимаю,
как такие яркие ароматы никто не чувствует,
они так же ярки, как цветочный сад
или как заполненная мусорка до краю,
и их не перечесть,
но вы продолжаете не замечать
и создавать запах там, где он уже есть.
я бы хотел, чтобы люди были собой,
с неровной кожей и с живым лицом,
или мертвы лицом и ровной кожей,
чтобы я видел их нагими и совершенными,
- как чудеса, ни на что не похожими,
и как ласковая повседневность -
настолько долго, пока бы они сами не поверили
в свою совершенность.
(ведь каждый из нас заложник
истории и предрассудков)
может быть, во мне говорит художник,
хотя все, что у меня есть от художника -
пьянки на арбате и помятая самокрутка,
- в любом случае, я хотел бы однажды
выйти на улицу и уронить сигарету,
потому что передо мной бы ходили настоящие люди,
ведущие себя так, как ведут себя настоящие люди,
хотя признаться, я уже хожу по тонкому льду,
таков уж закон цепного сцепления,
ибо это другая история,
история о насилии и разрушении.
поэтому мне хватило бы того,
чтобы люди на один день смыли краску с лица,
запах мыла с кожи и одеколона с шеи,
в поисках внутреннего созерцателя или творца.
чтобы они выбросили бритвы или того, что им надоедает,
чтобы женщины не сбривали усики, а мужчины - бороды,
чтобы они смогли неожиданно снять штаны в центре города,
как многие из нас хотели это сделать,
или кричать, когда им вздумается, или молчать,
или снимать ботинки и кидать их в реку,
на собственную потеху,
или кидаться камнями в птиц, а может быть подбирать собак с улиц и вести домой,
или бросаться под машины или прыгать по их капоту,
танцевать, потому что "танцуй, пока молодой",
забыть про стереотипы и моду,
и завязывать носки на запястье,
и топтать сережки,
и отрывать с ботинок подошву,
и рвать майку,
а потом петь
про Аргентину-Ямайку.
все, что когда-либо мы так жадно хотели,
словно безумием в нас вспыхиваемое
в сумасбродстве неумолимом,
стоило выйти на улицу
в чувстве унылом.
я бы хотел увидеть тела
и чувствовать запахи,
слышать все голоса,
ведь люди прекрасны
в запахах, интонациях и телах.