В осеннем парке карусель остановили до весны.
Её накроют от дождя брезентом серым, как асфальт.
И, кроме шелеста листвы, другие звуки не слышны.
Умолк задорный саксофон, умолк неутомимый альт,
и барабана больше нет, и контрабас умерил бас,
молчит гитара, и кларнет уже не зазывает нас
под этот свод зелёных грёз, где тополиная пурга.
Ещё немного - и мороз, ещё немного - и снега.
И парк уснёт, как колдовством, зимой и снегом усыплён.
И в беспробудном сне своём какой-то он увидит сон?
Быть может, в этом смертном сне уснувший парк увидит жизнь,
Как джаз проснётся по весне, и карусель начнёт кружить,
и словно не было зимы, и кроны не роняли лист,
заката сизые дымы в морозном небе не вились,
а были щебет, голоса, хлопки мячом и лай щенка…
И всей зимы на пол-часа, а не на вечные века.