Прежний ад нам показался раем,
Дьяволу мы в слуги нанялись,
Оттого что мы не отличаем
Зла от блага и от бездны высь.
Н.Гумилёв, 1919 г.
Я слышал одни лишь легенды и были
О давней гражданской войне.
Мой дед и отец при советах служили,
И я рос советским вполне.
Таким, как они. Только вышло иначе,
Сменилась времён череда.
И вот я слезами бессильными плачу
О том, что творилось тогда.
Мне красных не жаль. Ведь, под сабли и пули
Бросая шеренги полков,
Они сатанинской отравы хлебнули,
И значит – их жребий таков.
Мне Белых не жаль. Не о жалости молит
Погибшая Белая рать,
Над нею свет веры спасительно пролит,
А с верой легко умирать.
Но русские души и русские лица,
Что срезало время клинком,
Мне жалко до боли, до слез на ресницах.
...Как будто железный нарком
Вновь цедит приказ, и по данному знаку
Встают у расстрельной черты
И в вечность идут, как в слепую атаку,
Заложники Белой мечты.
А может, напротив: ...морозная полночь,
Сиваш в ледяной чешуе,
И падает, падает красная сволочь
В прицельной свинцовой струе.
И длится война до последнего вздоха,
Не в силах свой ход изменить.
И в новом столетье другая эпоха
Плетёт красно–белую нить.
_____________
* Иллюстрация:
фото–коллаж Максима Туманова.
«Литература не есть бумагомарание и некое средство для материального благополучия и сомнительной славы, а есть героическая попытка преображения мира и жизни», – такую формулу творчества вывел однажды поэт Владимир Смоленский, – мне она кажется почти совершенной.
Я очень ценю жанр баллады, который сейчас находится как бы в забвении. Баллада – это всегда сюжет, это мистическое осмысление темы, это серьезная мораль и обаяние старой стихотворной традиции. На мой взгляд, сама история Белой гвардии – большая и страшная баллада, мощное, эпическое произведение, написанное рукой Творца. Но, обращаясь к фрагментам этой истории, я не хочу спрятаться в далёком прошлом, оно для меня – абсолютно реально и совсем не далеко.
Когда–то, четверть века назад, проходя весенним днём по столичной Пушкинской площади, я вдруг почувствовал себя совершенно счастливым от сознания своей причастности к России, к нашей по–настоящему великой и удивительно красивой стране; от того, что я родился и живу именно здесь, а не в Америке, Франции или Турции; от того, что Лермонтов и Гумилёв, Ермолов и Скобелев, Колчак и Корнилов жили на этой же земле и легли в неё, что они – рядом. Вот подует ветер времени, и минувшее станет явью!
Чувство было очень острым и ярким. Но через минуту, оглянувшись по сторонам, я ощутил горькое разочарование. Москва, вступая в последнее десятилетие уходящего века, преображалась на иностранный лад. Всюду – рекламные щиты, кричащая пестрота витрин, какая–то визгливая музыка. А средь всего этого – опустошённые глаза прохожих, нищие в переходах метро и группа угрюмых людей под красным флагом, заклинающих: «Ленин жив, Ленин будет жить...».
И когда уже обида комом подкатила к горлу, – вот она, клоака демократии, и нет в ней ни прошлого, ни будущего, – мне вдруг послышался чистый детский голос, под гитару пела совсем ещё юная девушка, почти подросток:
Золотые погоны,
Россия моя,
Ты наденешь опять,
Вера в Бога проснётся.
И небесную синь,
И ржаные поля
Еще раз защищать,
Господа, нам придётся.
Пусть гремит барабан,
Ветер треплет знамёна.
Наши мысли ясны,
Наша совесть чиста.
Перед строем Господь
Всех назвал поимённо,
И поручик поднял
Знамя с ликом Христа...
Песня эта вырывалась из уличного шума, перекрывала его, а в голубых глазах у девчонки словно бы плескалось весеннее небо, вечное небо России.
Фрагмент статьи "О себе, о стихах и о Белом движении"
http://www.stihi.ru/diary/cornett/2014-06-19