Юрий Медных
Вперёд – к Пушкину!
Приветствие:
Политикам и экономистам, по-русски – дельцам, а по-модному – бизнесменам – не до наших духовных богатств. Но, в противовес им, поднялись люди духа и взялись за перо, кисть, резец, фото и киноаппарат и не дают умирать духовности.
Ратники духа, обмениваясь плодами своего творчества, громко говорят, что:
«Даже если будет сердце из нейлона,
Мы научим беспокоиться его!»
Удачи нам, люди сердца, духа и ума!
Критическая статья о чистоте русского языка.
Для оценки творчества несоюзных авторов приведу параллель:
Командиры, призвав нас в армию, нам сказали, что не умеем, ни ходить, ни стоять, ни общаться.
«А до сегодня мы разве ничего этого не делали»? – возразили мы, не сомневаясь в своей правоте.
На первом же строевом занятии на плацу нам доказали нашу ошибку. А через месяц, пообтесанные строем, мы поняли, как были неуклюжи.
Это же можно сказать о людях, впервые взявшихся за перо. А если взявшийся за перо ничему не желает учиться, то это «впервые» длится у него всю жизнь. Да еще одна закавыка: как говорим, так и пишем, считая это мерилом творчества.
Народ – языкотворец. А творчество это надо обрабатывать и шлифовать, как это делали классики. Но нам удобней общаться с языком по своим понятиям, а не по законам языка:
Устный имеет – одни, письменный – другие, а художественный – третьи. Ими и надо овладеть, чтобы заниматься литературным творчеством.
По примеру поговорок говорим: «лес рубят…» – и уже ясно, что щепки летят – такие недоговорки хороши в поговорках, а уже в пословицах и в художественной литературе они применимы как специи.
Оправил слово в академические рамки стихосложного размера М. Ломоносов, разделив лексику по качеству звучания на три стиля: высокий – для од, средний – для письменного общения и низкий – для разговора.
Вторая вершина словесности – Г. Державин обработал язык, вкрапливая стили один в другой. Писал – как находил нужным, согласуясь со своим изрядным умом и неистовым сердцем – и это считал правилом в словесности.
А. Пушкин изрядно пошлифовал язык и оправил его рамками поэтической классики. Создал жанры русской литературы.
Этот уровень языка поддержали его последователи, вплоть до А. Блока. Затем, со сменой общественной формации, язык у авторов начал бурлить: как хочу, так и ворочу. А в наше время уровень планки норм упал.
Это уже не изящная словесность, а то, что от нее осталось: пишем – не как хочу, а как могу. Глядя на творчество писательского Союза, пустились в сочинительство любители всех возрастов и рангов – кто во что горазд. Это походит на людей, не взирая на возраст заигравшихся в куклы.
Посмотрим на наши достоинства и промахи, сравнив творчество нескольких авторов:
Закусит ветер удила.
Летит через кусты…
Ни ссор,
Ни ревности,
Ни зла.
Во мне лишь только ты.
Бросает сеялки земля,
Что катер на волне…
Надсадно воют дизеля…
Лишь ты одна во мне.
Земля осела на лицо.
Дубов листва видна.
Еще засеяли кольцо…
Во мне лишь ты одна.
Сюжет отрывочен и размазан действиями несвязанными уже потому, что нарушен закон применения знаков препинания. А знаки препинания на письме так же необходимы, как дорожные знаки на улице.
Закусит ветер удила. – точка обозначает конец мысли – фраза ценна метафорой, но ограниченная точкой, зависает. Для связи строк не хватает союза «и» или (–).
Летит через кусты… – опять метафора, но о чем? Кто летит через кусты? – Мысль о ветре оборвана точкой. Значит, летит через кусты кто-то неведомый или что-то неведомое.
Летит через кусты – в слове «через», вопреки размеру: ямб, смещено ударение: получается не «чЕрез», а «черЕз». И ветер не перепрыгивает (летит) через кусты, а продувает их насквозь. Летит сквозь кусты. Далее:
Ни ссор,
Ни ревности,
Ни зла. – о чем это? У кого все это отсутствует? Почему? – потому что точка опять рвет смысловую связь. А дальше безо всякой связи:
Во мне одна лишь ты. – если у меня в душе, у меня в сердце, то хоть и «штамп», но все-таки метафора и – понятно: в моих чувствах. А вот во мне – проглотил что ли? Или забеременел ею? – за что «она» не на свободе а томится во мне? И одна – больше никого во мне нет, и это неестественное ее положение в стихотворении является рефреном.
Бросает сеялки земля, – точнее было бы (подбрасывает) – автором применен троп обрыва строки, но слово «бросает» имеет несколько значений: откуда сеялки взялись? куда земля бросает сеялки? Как? И зачем?
Что катер на волне… – союз что здесь неуместен: вкрадывается понятие: (что с катером?). а сказать как катер – сквернозвучно. И – земля не может бросать, как катер на волне – у земли нет волн – следовало сказать: Земля бросает сеялки, как волнами катер –
Надсадно воют дизеля… – понятно, что дизель, это мотор катера, но откуда они на земле (на сеялке?) надо догадываться, что сеялка работает тоже на дизеле, но сравнивается она с катером.
Земля осела на лицо. – хорошо, что не села, а только осела – на лицо – другого места не нашла. На чье лицо? – опять искаженное понятие из-за неточности фразы.
Дубов листва видна – где? На заду у земли? Или на чьем¬-то лице, на которое она осела? Или еще где-то?
Еще засеяли кольцо… – кто? Где? Что за кольцо? – это известно только автору.
Во мне лишь ты одна. – землю засеяли чем-то. А во мне лишь ты одна.
А если расставить правильно знаки препинания и применяя, а не употребляя слова (употребляют пищу), раскрыть образы, сюжет прояснится:
Закусил ветер удила
И летит сквозь кусты,
Не зная ни ссор,
Ни ревности,
Ни зла,
А мне он нипочем – потому что у меня в душе ты.
Под ветром трясутся на ухабах поля сеялки,
Как катера на волнах,
Воя моторами, (воя – уже надсадно)
А мне это нипочем,
Потому что у меня в душе ты.
Земля пылью осела на лицо…
Вдали дубов листва видна – (видимо, рощица недалеко).
А мы еще засеяли один круг пашни… (хватило сил),
Потому что
В моей душе – ты.
Если бы это была проба пера начинающего, то куда ни шло, но это один из «шедевров» мастера, а у него полон сборник таких «шедевров». А название этого стихотворения «Во мне лишь ты одна» – вынесено в заглавие сборника. И никто ему этого промаха не заметил.
А вот образец творчества другого автора:
Трудно даже модою назвать.
Это вид какого-то психоза –
стали вдруг поэты привечать
очень уж настойчиво березу.
Словно их, сердечных прорвало.
Сборник поэтический откроешь –
то ей косу ветром расплело,
то во ржи грустит – не успокоишь
так воспели плоть ее и стать,
что укрыли в облаке сусальном.
Ныне даже рядом постоять
кажется нескромным и банальным.
Замечательный этюд, вызывающий добрую улыбку. Верно подмечено, но:
Первая строка обессмыслена точкой. Что трудно назвать? – точка разрывает смысл первой и второй строк:
Трудно даже модою назвать (–)
Это вид какого-то психоза: – в конце первой строки нужно тире, потому что вторая строка является приложением к первой – появляется хороший смысл. (зачин). – а третья строка опять хромает фальшью:
Стали вдруг поэты привечать – не очень-то «вдруг», а на протяжении веков, так что «вдруг» даже в своей игривости фальшиво; а дальше следует еще одна неточность:
Сборник поэтический откроешь – почему «ты», а не «я»? – открою – доверительнее, откровеннее – теплее, чем отчужденное «ты» – а я не открываю? – я в стороне?…
То во ржи грустит – не успокоишь. (не успокою). – далее следует неточность применения слова:
Так воспели плоть ее и стать – слово «стать» имеет много смыслов; в данном случае стройность тела и духовная сущность должны являться статью – разделение этих понятий опошляет понятие термина: «плоть» – очень уж земное. Автор хотел сказать о стати телесной и духовной – а «поэты» (автор себя к поэтам не относит) смешали в своих восхвалениях телесное с духовным. Но у автора не получилось священного разделения, а усугубилась та же мешанина тем, что он разделил «плоть ее и стать». И стать – звучит как «остановиться». Далее опять неточность, создающая фальшь:
Ныне даже рядом постоять – высокое «ныне» здесь неуместно - лучше разговорное нынче – оно доверительнее.
Кажется нескромным и банальным – смысл текста о плоти и духовности и сочетание – нескромным и банальным – создал отголосок брани, а это не очень красит возвышенного автора.
В своих стихах автор «оригинальничает» против приемов классики, а не классицизма (Пушкин и его последователи – классики), а у них каждая строка начата с большой буквы – норма стихосложения, придающая ей дополнительную красоту, а не красивость и дополнительный смысл в произношении. А «новшество» приближает стихотворную строку к прозе. В стихотворении автор отчужденно сторонится поэтов: это у них, а не у него. А кто же он? Этот шедевр тоже не новичка.
Ещё автор:
Вот живу и все восторгаюсь
– Ах, какая стоит заря!
– А береза стоит какая!
Будто чудо из янтаря.
Солнце плавится, плавится. Крона
Вся пронизана им насквозь.
Будто огненная корона,
Будто золото пролилось.
И синица, словно жар-птица,
Отделилась от кроны той.
Полетела с миром делиться
Этой огненной красотой.
Сколько зорь я на свете видел!
И всегда – будто в первый раз.
Не обидел Бог, не обидел.
Дал восторг и души, и глаз.
Вот живу – без ущерба для смысла, можно сказать: живу и восторгаюсь; лишними оказались слова: вот и все – они поставлены для размера.
Ах, какая стоит заря! – какая же она? – слово «какая» не дает характеристики заре. (ах, какая стоит заря, такая, что…) И заря обычно не стоит, а горит, разгорается, «выткался над озером алый цвет зари». Не видно мне, читателю, состояния зари: какая она?
А береза стоит какая! – стоять – нормальное состояние березы. значит, слово «стоит», в данном случае – дежурное. Какая! – опять без сравнения не вижу – какая? – две строки, ничего не говорящие.
Будто чудо из янтаря. – кто, что? – чудо из янтаря? – спрашиваю, потому что к березе эти слова не относятся, так как нет пунктуационной связи. После «какая» – нет (тире).
Солнце плавится, плавится. Крона – глаголом плавится, плавится не нагнетается действия, потому что рядом стоит, хоть и через точку, слово крона; получается – плавится, плавится крона
Вся пронизана им насквозь – получается, что плавится крона, вся пронизана солнцем насквозь.
Вся пронизана им насквозь – вся – а не часть – зачем-то уточняется; а «пронизать» – это уже проникнуть насквозь; вся и насквозь – лишние слова. Описание продолжается, но через точку. Поэтому получается нелепость:
Будто огненная корона,
Будто золото пролилось. – что сравнивается с короной? Куда? на что золото пролилось?
И синица, словно жар-птица,
Отделилась от кроны той? – от какой кроны? Только что речь шла о короне.
Полетела с миром делиться
Этой огненной красотой. – у словосочетания с миром получились два смысла в данном тексте: полетела с миром (спокойно) и делиться с миром (со всеми). Паразитность смыслов вызывает у читателя игривую улыбку, которой автор не желал.
Сколько зорь я на свете видел! – ну и сколько же? (много?)
И всегда – будто в первый раз. – опять о чем?
Не обидел Бог, не обидел. – кого? В чем?
Дал восторг и души, и глаз. (душе и глазам). – очень хорошая задумка и замечательна попытка показать необычное в обычном – это и было бы поэзией, если бы автор владел техникой стиха и техникой (грамматикой) управления словом. В сюжете явное несоответствие: если стоит (горит) заря, то откуда взялось солнце, которое плавится?
Задумка хороша, а ее решение и начинающему не сделало бы чести.
А вот лирика еще одного автора:
Назвав тебя своей Снегурочкой,
Я спохватился: может, зря?
Назвать назвал, но сберегу ли я
Твою улыбку и твой взгляд?
Придет весна, начнутся пляски,
Прыжки подруг через костер…
А вдруг и ты, как та, что в сказке,
Взовьешься облачком в простор.
Задушевны и добро¬душны стихи и в них – не ссылка, а полнокровная связь с русским фолькло¬ром: здесь и Снегурочка из сказки, и почему бы любимую не назвать и се¬годня своей Снегурочкой – замечательно! И здесь же - философская осторожность, рож¬денная житейским опытом: Я спохватился: может, зря? – очень по-русски: сначала сделать, а потом почесать затылок – вызывает улыбку одобрения, понимания. И дальше опять по-русски – так сказать, по-недотепов¬ски»: раздумие после содеянного:
Назвать назвал, но сберегу ли я – строка оборвана поэтической формой, и этим создан замечательный образ недоговоренности – читатель понимает заботу о Снегурочке: как в сказке – растает, но автор «схитрил» – продолжает понятие гораздо тоньше, по-своему и по- мужски, лиричнее:
Твою улыбку и твой взгляд? – образ рожден разрывом строк – тонкий прием применения поэтического тропа. Кажется, все сказано, но дальше автор играет в «простачка» – исследует свою возможную сердечную боль вместе со мной, читателем, и я согласен с ним, благодарен ему за это и за то, что он показывает через возможные переживания наш русский весенний быт, перекликаясь – со сказкой:
Придет весна, начнутся пляски,
Прыжки подруг через костер…
Здесь-то и возможно «вдруг» – и уже понятно, что это «вдруг» не сказочное, а наше житейское: через костер быта – куда-нибудь… – облачком в простор. А что это за простор? К облакам или к другому? – свобода для размышления. Но…
Я спохватился: может, зря – дальше идет рассуждение – почему зря, значит, знак вопроса неуместен – требуется «тире». Далее: литература должна быть лаконичной, а здесь налицо его нарушение:
Но сберегу ли я – сберегу – уже «Я», а не «ты» и не «он». А далее еще одно нарушение правил поэтики:
Прыжки подруг через костер… – поэзия – это высокое искусство изящного слова, а в строке смещено размерное ударение: через. И еще оно нарушение – первая и третья строка первого катрена имеет дактилическую рифму: снегурочкой – смогу ли я, рифмой это назвать трудно – это, так называемая «корневая» рифма: снегу – смогу; но на то она и дактилическая, что бы быть не корневой, а полной: волнами – безмолвные. А второй катрен переведен на женскую рифму: пляски – сказки. В стихотворении, если это не кантата, это, по правилам классической поэтики, недопустимо – диссонанс.
Кажется, можно бы и «простить» автору эти погрешности. Но он же мастер – пример для других, особенно, для молодых! И остается у меня, читателя, горчинка под сердцем: я доверился автору – раскрыл ему душу, а он меня по ней ударил тремя своими «небрежностями».
Рассмотрим образец творчества еще одного автора.
Два испытания, возможно,
Судьба готовит для тебя:
Влюбиться горько, безнадежно
И быть любимым, не любя.
Как трудно воевать с собою
И столь достойно победить,
Чтоб не казнить своей любовью,
А нелюбовью – не убить.
Бессмертны поэтические строки, а ими бессмертен и поэт. Поистине, это – испытания, много раз воспетые в песнях. И все-таки, это стихотворение – не перепевок этих песен, а сгусток личного откровения, потому что сказано по-новому, по-своему. Каждое слово чеканно стоит на своем месте, тревожит, будоражит – сказано, что возможно, – а со мною уже было. Но есть в стихотворении и недостатки, с которыми автор в личном разговоре был согласен – поэтической грамоты маловато. Подучиться бы, да уже поздно – здоровье пошаливает.
Судьба готовит для тебя – не верю автору – и для него тоже, в первую очередь, если он об этом говорит мне. Лучше было бы, доверительнее, откровеннее, теплее сказать: «для меня». Далее:
Как трудно воевать с собою – правильно, «лукавство» автора раскрыто – о себе. Но как же трудно? Следовало бы: (очень, безмерно, бесконечно) трудно. А вопросительное, относительное, но не восклицательное и не утвердительное местоимение как не говорит о степени трудности.
И столь достойно победить – столь – «столько» сокращенное в просторечие опять ни о чем не говорит (очень …) достойно.
Зато заключительные строки – попадание в десятку:
Чтоб не казнить своей любовью,
А нелюбовью – не убить. – именно в них возможность трагедии сердца.
И ещё один образец творчества:
Найдут ошибки критики лихие,
Начнут стихи разборные писать,
Забыв, что стих – великая стихия,
С которой невозможно совладать.
Он, как тайфун, который с моря дует
И сокрушает все на берегу.
Не ты – ему, а он – тебе диктует,
Как ляжет слово в строгую строфу.
Стихи, кажется, бьют не в бровь, а в глаз: красиво, откровенно и ответственно сказано. Попробуем разобраться, так ли это?
Найдут ошибки критики лихие – словом «лихие» поддержан пушкинский сарказм о неграмотных критиканах, заметивших у гения новое действующее лицо «жука» – «жук жужжал», а не полноту природы. «Суди, дружок, не свыше сапога», – парировал на это поэт.
Забыв, что стих – великая стихия – слово «стих» применено в значении образа поэзии; опять автор прав, но дальше показывает свое ложное бессилие – а в своем творчестве умеет владеть этой стихией. Лукавит: не беритесь, непосвященные, не за свое дело:
«Суди, дружок, не свыше сапога». – и тут же - неточность:
Он, как тайфун, который с моря дует
И сокрушает все на берегу.
Тайфун – ураган большой разрушительной силы, преимущественно в западной части Тихого океана, тропический циклон. Ураган не может дуть – он обрушивается, набрасывается (с моря) – он океанический. В данном случае метафора не получилась – получилось искажение качеств объекта. Следовало сказать:
Он (стих) – как тайфун,
сокрушает все на берегу.
Но стих – то есть поэзия, не властвует над поэтом, а поэт властвует над своей стихией, если он поэт – на то он и мастер: он управляет своей стихией. И следовало сказать: тебе ли, критикан, судить меня в моей стихии, которая подвластна только мне – тогда я, читатель, восхитился бы силой поэтического откровения автора. Далее: автор о себе говорит во втором лице, а это опять отчуждает:
Не ты – ему, а он – тебе диктует,
Как ляжет слово в строгую строфу. – а следовало бы, чтобы откровеннее, теплее, доверительнее:
Не я – ему, а он – мне диктует
Но тогда что я за поэт, если мне диктует кто-то или что-то, как я положу слово в строку. Мне диктуют (владею мастерством) правила поэтики. Это стихотворение является «просьбой» автора к читателю не судить строго, так как стихия сильнее ее, то есть он расписывается в своем поэтическом бессилии – автор лукавит – кокетничает, а доверчивый читатель и новички в поэзии принимают это «кокетничанье» за истину.
Статья написана и для начинающих – любителей словесности, не жалеющих денег, чтобы заявить обществу, что и мы, Добчинские-Бобчинские, живы. А из-за наводнения псевдолитературы, особенно стихотворной, у читателя падает спрос на поэзию – знаем, мол, вашу стряпню. Попробуем же доказать своим творчеством, что это не так или хоть не совсем так.