Вот в таких вот мотелях –
два номера, три окна –
у прибрежной скалы –
замшелой и серо-бурой –
изменяются явки, пароли,
фамилии, адреса,
и любовники скоро целуют друг
друга в обитые тенью спины.
Ты конечно не скажешь,
но тоже была в таком,
и с бутылкою красного,
может другого - крепче,
пела гимны свободы, кляла меня.
обертон нарекал тебя тайною,
мистикой, первой встречной.
Ты меня проклинала за узы,
очаг и кров, и хотела скулить,
и хотела бездомно шарить.
обертон соглашался любить тебя
без оков и не дольше,
чем плавятся смолы июньских зарев.
И вдыхалось, чудилось, смеялось,
кривлялось, тлелось.
у наряженной тиной скалы забывался день.
обертон заводил рассказы и где-то между
двух несвязанных строк подливал тебе снова эль.
А в мотеле картонные стены и затхло-стыло,
оголенная лампочка тихо шептала свет.
зачинался рассвет, ты злобно меня винила,
но какого-то черта хотела ко мне лететь.