Что религия? Просто фантом
Моих мыслей о Боге и сущем.
Философия — мысли кругом
О задуманном настоящем.
Предстоящее кажется сном,
Когда взглядом скребу поднебесье.
И роняю его в отчий дом:
Вот стою у калитки тут весь я.
Возвращаясь душою туда,
Где прошли мои юные годы.
Только сед уже, память — вода;
В облаках дивных красок разводы.
Разучился себя понимать
Уж на склоне исхоженной жизни.
Так и грезится: со двора мать
Руки тянет ко мне. Извини.
Шел я долго к порогу сему,
Век назад в мир ушедши угрюмо.
И топтал в небесах тяжку думу:
Это лужи и слякоть. Трюмо.
Да, я вспомнил, стояло у двери
Возле входа в общую комнату...
И сквозь глаз необъятные щели
Я смотрел, я со сна, в темноту...
И блистало из окон полуночной
Сырой тьмою по зеркалу памяти.
И религия. Вера? Поточной
Скупой мыслью стращала расти.
Становиться бессмысленным баловнем
Непорочной и редкой судьбы.
И я стал отщепенцем, избывнем,
Вставшим духом трудясь на дыбы.
Будто конь пред стремниною страшной,
В кою сгинуть не надо — никак.
Вера-памятник думе уставшей,
Что доныне хранит бездны знак.
Осознавши из детства отчаянно,
Что есть Бога святые пути,
Я ушел прямо в ночь, неприкаянно
Продолжая всю жизнь так идти.
Философия неба... Религия
Моих вечных потуг из души.
Было время; судьба; был ли я?
Эту мысль тут кривясь задуши.
Пусть покорчится суетно, сладостно,
Чтобы корчей своей угодить.
Так стоял и смотрел — дюже благостно,
Как чужой уж мне дом станет жить.
Только утро. И сны еще вяжутся
В головах этих новых жильцов.
Мать с отцом с неба призрачно кажутся;
Теперь там их немыслимый кров.
Распахнулась вот дверь дома ветхого,
Побеленного тысячу раз...
И хозяйка млада, с шагу легкого
На двор вышла, неся медный таз,
Прижимая его в руки белые,
В молодой не округлый живот.
Во халатике чистом, дебелые
Ее формы как натюрморт.
Семеня ловко дивными ножками
В кухню летнюю шмыгнула: прыг.
И глаза ее бровными дужками
Как сапфиры, и носиком шмыг.
И он взял бы женой ее, мягкую,
И подобную сливе приспевшей.
Но он только старик; вслепую
Повернулся от жизни кипевшей.
Он провел свое время в скитаниях;
В святоборческих долгих постах.
Он молился Творцу в испытаниях;
Он забил глубоко в себя страх.
Уже зеркало ночи не пялило
В его мыслях свой сказочный взор...
Лишь из детства забрал себе правило:
Не таить в этих мыслях раздор.
Он познал много тайн неизношенных
Даже самым порочным житьем:
Он познал суть интриг от не спрошенных
Полей-весей и — суть ковылем.
Так стоя над пространствами Божьими,
Он корпел сутью всей бытия.
А вернулся в свой дом... всеми мочами:
Осознав свое прежнее "я".
И вот он отвернулся уж, отходя
От калитки пошатанной ветром.
И пред взором да слепо уж смерти стезя.
Во гробу дна реки беспросветном.
И услышал он оклик. Стал, не дыша.
Ожидая предчувствия грома...
Не ему. Просто мать позвала малыша.
И по сердцу садняще истома.
И по облаку в небе туманом прошлась
Его вера в печальные выси...
Было время. Судьбою. И мать не нашлась,
Чтоб сказать ему: "Мерой долга неси
Свою жизнь, молодой ты и сильный.
А захочется плакать, слез не проси...
Нету их у меня." — И бессильный
Он бы пал на колени участья прося,
Но так хладен был взор материнский.
И тогда бы взрыдал и почти голося,
Стал бы вольный собой... Деревенский
Сладкий дух ему в ноздри пихал
Весь навозный дурман жития.
Что же делать ему? Он поди ты не знал.
Как найти теперь то полудетское "я"?
Что отправилось в ночь
Вслед за зеркалом грез,
Отыскав в сырой келье забвение.
И натужно плыла стариковская мочь;
И как бездна глубоко терпение слез,
Что как вечности отдохновение.
Бога он не познал. Показалось ему.
Лишь растратил зерцало души.
Он бредет по дороге, но только к чему?
Чрез забор перезревшие груши.
Подошел, тянет руку, стыдясь,
Всю сухую, в надтрещинах пыток.
А над миром вознесся дух святый, молясь,
Чтобы шаг его дальше был прыток.
Надкусил. Пожевал. Пьяный вкус
Пропитал иссушенные десны.
Ностальгия как клещ. И порочный искус.
И любовью не прожиты весны.
Только пост, забытье, тихий ум,
Что не знает попыток дерзанья.
Умерщвление плоти. И голода шум
В слухе тощем: невнятны признанья.
Так за годом и год. Вот и прожита жизнь.
Он познал лишь скупое молчание.
Шепчет время: надежду отринь.
Но едучей слезой — причитание.
И он дальше пошел, груша пала с руки
Во дремотные дебри из зарослей.
И влачатся за ним неизбывные муки;
Себя помнить дитем уж все тягостней.
Вот село позади. Тут дорога пошла
По оврагам, тропинами смутными.
Дева та, с тазом что, его позже нашла;
Со глазами пред смертию мутными.
В дом взяла, отходила, опеку дала.
Он молчал. И его не пытали.
Перед взором зеркально опять та скала.
Кою взять ему грезы шептали...