Об отношении Разина к женщинам известно только то, что он утопил персидскую княжну в Волге, как жертву великой реке. То ли красавица-персиянка ему прискучила, то ли, наоборот, взяла над сердцем казака слишком большую власть и вызвала недовольство соратников. В любом случае, достоверно известно, что у Разина был целый гарем из пленных женщин. Одной больше, одной меньше…
Но практически ничего не известно о женщине, которая сражалась бок о бок со знаменитом атаманом, не уступая ему ни в отваге, ни в силе. То есть было известно, но как бы быстро забылось. В России. А вот на Западе, что не характерно, за «мятежом в Московии» следили очень пристально, и даже защищали диссертации на эту тему.
Внимание Европы к восстанию Разина было приковано не из любопытства: от исхода борьбы зависела судьба важнейших торговых путей по Волге, связывавших Европу с поставщиками русского хлеба и с Персией. Ещё до окончания восстания в Англии, Нидерландах, Германии появились статьи и даже книги о мятеже и его предводителе, часто фантастические в подробностях, но нередко сообщающие ценные сведения.
Многие иностранцы стали свидетелями прибытия пленного Разина в Москву и его казни (в этом было заинтересовано правительство Алексея Михайловича, стремившееся уверить Европу в окончательной победе над восставшими). Особое место среди этой литературы занимают «Три путешествия» голландца Яна Стрейса — свидетеля восстания, видевшего самого Степана Тимофеевича.
В России же постарались поскорее забыть об этом бунте, «бессмысленном и беспощадном».В исторической науке нет единства по вопросу о том, считать ли восстание Разина крестьянско-казацким восстанием или крестьянской войной. В советское время употреблялось наименование «крестьянская война», в дореволюционный период речь шла о восстании. В последние годы вновь преобладающим является определение «восстание».
А все было намного сложнее. Началась эта война (или восстание), как элементарные и привычные разбойничьи набеги вольных донских казаков на приграничные с ними земли.
Первые исторические свидетельства о Разине относятся к 1652 году. К этому времени он был уже атаманом и действовал как один из двух полномочных представителей донского казачества; по-видимому, военный опыт, и авторитет его в кругу донцов был к этому времени уже велик. Видным казачьим предводителем — наказным атаманом Войска Донского — был также старший брат Разина Иван.
В 1663 году он во главе отряда донских казаков совместно с запорожцами и калмыками ходил в поход против крымских татар под Перекоп.
В 1665 году царский воевода князь Ю. А. Долгоруков во время одного из конфликтов с донскими казаками, желающими во время несения царской службы уйти на Дон, велел казнить Ивана Разина, старшего брата Степана.
Вот это-то событие сильнейшим образом повлияло на дальнейшую деятельность Разина: стремление отомстить Долгорукову и царской администрации соединилось с желанием вольной и благополучной жизни для казаков, находившихся под его началом.
В 1667 году под предводительством Степана Тимофеевич Разина вблизи Волго-Донской переволоки у городков Паншина и Качалина собралось 500—800 казаков, но к ним прибывали всё новые люди, и число собравшихся возросло до 2000 человек.
Поход распространился на нижнюю Волгу, на Яик и в Персию, носил характер неповиновения Московскому правлению и блокировал торговый путь на Волгу. Всё это неизбежно вело к столкновениям столь крупного казачьего отряда с царскими воеводами.
Поход начался 15 (25) мая 1667 года. Через реки Иловлю и Камышинку разинцы вышли на Волгу, выше Царицына они ограбили торговые суда гостя В. Шорина и других купцов, а также суда патриарха Иоасафа. Казаки расправлялись с начальными людьми и приказчиками и принимали к себе судовых ярыжных людей. Всё это ещё находилось в пределах того, что обычно делали казаки на Волге.
Но последующие действия разинцев вышли за рамки обычного казачьего воровства и превратились в антиправительственное выступление. Это — разгром стрельцов во главе с воеводой Чёрного Яра С. Беклемишевым, а затем — взятие Яицкого городка.
Кстати сказать, если бы история с персидской княжной была верной или даже об этом был слух, то это обязательно бы упомянули в приговоре Степану Разину. По-видимому, историю придумал Стрейс, но не «для пущего романтизма» а для того, чтобы под впечатлением отчётов о пресс-конференциях Степана Разина вслед за юными голландцами романтичные голландки тоже не убегали бы к казакам, у которых эмансипация к тому времени продвинулась значительно больше, чем в Голландии.
Тот же Стрейс написал об исключающих эту легенду порядках у разинцев:
«Я сам видел, как одного казака повесили за ноги только за то, что он походя ткнул молодой бабе в живот».
Избиение женщин считалось недостойным казака мужицким обычаем - пусть даже, возможно, из-за недостатка женщин у казаков, а не из-за их прирождённого гуманизма и феминизма. Так что вся эта история, видимо, полностью выдумана, причём даже не в России.
Весной 1670 года Степан Разин организовал новый поход на Волгу, имевший характер уже открытого восстания. Он рассылал «прелестные» (прельстительные) письма, в которых призывал на свою сторону всех ищущих воли и желающих служить ему. Он вовсе не собирался свергать царя Алексея Михайловича, однако объявил себя врагом всей официальной администрации — воевод, дьяков, представителей церкви, обвинив их в «измене» царю.
Разинцы распустили слух, что в их рядах находятся царевич Алексей Алексеевич (в действительности умерший в Москве 17 (27) января 1672) и патриарх Никон (в то время находившийся в ссылке). Во флоте разинцев были два струга, на одном из которых якобы находился патриарх Никон, а на втором - Алексей Алексеевич, роль которого заставили играть знатного кабардинца-христианина Андрея Камбулатовича Черкасского.
Разин отказывался даже обсуждать возможность прекращения восстания до выдачи ему головой князя Юрия Алексеевича Долгорукого, которого он винил в смерти своего брата Ивана.
Поход Разина на Волгу сопровождался массовыми восстаниями крепостных крестьян в недавно закрепощённых областях Поволжья. Здесь вожаками выступали, разумеется, не сам Разин и его казаки, а местные казачьи предводители, из которых наиболее известна беглая монахиня Алёна Арзамасская, возглавившая крупный отряд беглых и крепостных людей Арзамасского уезда.
Родилась Алёна в казачьем селе Выездная Слобода под Арзамасом. С детства любила слушать истории о воинских подвигах, о том, как арзамасские крестьяне вилами и рогатинами прогнали со своих угодий жадных монахов, пытавшихся захватить общинную землю.
Если прясть умела едва ли не любая русская женщина, то тканье могла освоить не всякая. Алена выучилась этому непростому искусству еще юной девушкой. Успевала она со скотиной управиться, и накосить, и стог сметать. Посвататься к такой работящей невесте охотников было много. Да и лицом, всей статью была Алена видной избранницей. Замуж она вышла за крестьянина своей родной слободы.
Замужество для женщины—-это прежде всего поддержка в жизни. «Не рада баба повою (головной убор, символ замужества), а рада упокою»,— гласит народная мудрость. Однако дел и хлопот после свадьбы у Алены не только не стало меньше, но еще и прибавилось. У свекра со свекровью с молодухи был особый спрос:
«Все в семье спят, а невестке молоть велят».
Замужество Алены было непродолжительным. Ее муж от «надсадной» работы заболел и умер. Незавидная участь выпала на долю молодой женщины.
От нужды она постриглась в монахини в женском Николаевском монастыре под Арзамасом. Здесь она обучилась грамоте, узнала народное врачевание.
Она умела лечить почками березы, тополя, сосны, корой кустарников и деревьев: калины, дуба, крушины, обвойника. При помощи «банной плесени» заживляла гнойные раны (в просвещенной Европе того времени такие раны прижигались каленым железом). Также она знала толк в болезнях животных.
Алена видела и в своей слободе, и в монастыре, что люди страдают и мучаются не только от болезней: одни живут богато, другие — впроголодь. И в монастыре вместе с Аленой было много таких же, как и она, хлебнувших лиха женщин. На них была вся черная работа, они обслуживали не только себя, но и монашескую верхушку.
Считалось, что все принявшие обряд пострижения, ушедшие от мира составляют единую общину «сестер»-монахинь. Однако на самом деле в Николаевском монастыре, как и в прочих «божьих» обителях, господствовали отношения социального неравенства: всеми делами заправляли там выходцы из бояр и дворян, а «сестры» из простолюдинок работали по шестнадцать часов в день, «отдыхая» только во время молитв.
Когда началось восстание Степана Разина, Алёна тайком покинула монастырь и присоединилась к восставшим. Ей удалось собрать отряд из 300—400 человек и с ним она направилась к городу Темникову, где объединился с отрядом Фёдора Сидорова и они совместно разбили отряд воеводы Арзамаса Леонтия Шайсукова. После этого повела отряды численностью до 700 человек от Арзамаса к Шацку, затем повернула и взяла Темников. Алёна более двух месяцев управляла городом и войском. В отряде насчитывалось более 2000 повстанцев.
Алену хорошо знали в окрестных селах и деревнях: кому-то она вылечила ребенка, кого-то самого спасла от неминуемой смерти, у этого вправила грыжу, у того свела из глаза ячмень... Крестьяне верили Алене, почитали ее, уважительно называли Аленой-старицей. Она умела находить общий язык с людьми, умела заставить себя слушать. Ее бесхитростные речи волновали, ее глубокая убежденность в том, что они, крестьяне, должны помочь «батюшке» Степану Тимофеевичу, передавалась каждому бедняку и подневольному землепашцу.
Алену встречали как освободительницу: народ везде принимал старицу за его посланницу Разина. За Аленой следовали русские, татарские, мордовские крестьяне. Командовавший карательным войском воевода Ю. Долгорукий сообщал о Москву, что Алена-старица «збирала с собою на воровство многих людей...».
Впоследствии плененный повстанец А. Осипов на допросе у Долгорукого показал, что в Аленином отряде было 600 человек. Она поддерживала связь с другими повстанческими отрядами. Местом их сбора был город Темников. Сюда с боями продвигалась атаман Алена. Там, где были сосредоточены крупные силы карателей, шли в ночное время, лесами. Как и Разин, Алена широко рассылала по округе «прелестные письма», призывая окрестных жителей в свои ряды.
О жизни, подвиге и трагической судьбе бесстрашной Алены известно из крайне отрывочных и скудных упоминаний в источниках. После кровопролитного боя у села Кременки попал в плен и был приведен в стан к князю Ю. А. Долгорукому есаул повстанцев беглый крестьянин Андрей Осипов. Во время допроса он со слов других «воровских» казаков рассказал, в частности, о том, что «в Шатцком-де уезде ходит баба ведунья, вдова, крестьянка Темниковского уезду Красной Слободы... И ныне та жонка и с воровскими людьми в Шатцком уезде, а из Шатцкого хотела итти в Касимов».
Другой пленный участник восстания — темниковский мурза Смаил Исяшев Соколов под пыткой подтвердил показания А. Осипова относительно женщины-атамана:
«Да он же слышал, что старица собрала к себе воров и пошла на воровство в шацкие места. А какова чину та старица в мире была, и откуды, и какие люди с нею собрались, и где она ныне, про то подлинно не ведает»
Поскольку среди повстанцев были раненые, Алена занималась и врачеванием. По-прежнему к старице-исцелительнице шли хворые и недужные, везли к ней на подводах и тяжелобольных. Алена не держала свое лекарское искусство в секрете — наоборот, обучала ему всех желающих.
Говорили, что она может не только лечить, снимать боль и заживлять раны, но и так зачаровать человека, что тот станет неуязвимым для врагов. Ее заговоры до сих пор сохранились в народных преданиях и в приемах нетрадиционной медицины, и часто служат основой для новых мистических опытов:
«Встану, благословясь, пойду, перекрестясь, за правое дело, за Русскую землю, на извергов, на недругов, кровопийцев, на дворян, на бояр, на всех сатанинских детей! Выйду с боем в чистое поле, в чистом поле свищут пули, я пуль не боюсь, я пуль не страшусь. Не троньте, пули, белые груди, буйную голову, становую жилу, горячее сердце! Скажу я пулям заветное слово: летите, пули, в пустую пустынь, в гнилое болото, в горячие камни, а моя голова не преклонится, а моя белая кость не изломится. Про то знает дуб да железо, кремень да огонь. Аминь!»
Но кроме составления заговора, нужно еще и умение его наложить. Старица Алена это умела, и ее боялись, по-прежнему считая ведьмой. Не боялся бывшей монахини только один человек – Стенька Разин. Он вообще отличался лихостью нрава и не боялся почти ничего.
Возможно, сыграла большую роль наследственность. Отец Степана Тимофей Разя не раз принимал участие в военных походах против турок-османов. Однажды он привез боевой трофей: полонянку – турецкую красавицу, которую взял в жены. У казаков это было делом обычным – женщин в приграничных военных поселениях катастрофически не хватало, и, чтобы жениться, казакам приходилось брать невест «на саблю» при штурме вражеских городов…
Турчанка родила казаку Разе трех сыновей: Ивана, Степана и Фрола. Из всех троих только средний сын Степан пошел в мать и черными, жгучими глазами и необузданным нравом. В 1662 году, тридцати с небольшим лет от роду Степан Разин уже стал атаманом казачьего войска, направленного в Крым воевать с местными татарами. Вернулся он с большой добычей, и пользовался с тех пор непререкаемым авторитетом среди казачества.
Разин всем объяснял, что надо собраться с силами и идти на Москву – «вывести боярскую измену». Бояре, по его мнению, все были предателями. Царского сына Алексея хотели отравой извести, да Бог уберег, и казну царскую разворовали; а сколько казаки от них натерпелись? Такое только вражины-изменники со своим народом творить осмелятся! Войско было готово идти за своим атаманом куда угодно…
Вот тут монахиня Алена, ведунья и травница, и объявилась, сбежав из арзамасского монастыря, и стала собирать свой отряд. Восстание распространялось и там, куда сам Разин еще не дошел, почти все Поволжье охватили волнения, и Алена с ее умением влиять на людей и даром убеждения пришлась кстати. Ей удалось то, что было не под силу многим мужчинам – стать атаманшей большого вооруженного соединения, поддержавшего Разина, но действовавшего самостоятельно.
Воевода Юрий Долгоруков (тот самый кровный враг Разина, казнивший его брата Ивана под Киевом) был прислан царем на борьбу с восставшими. Воевода Долгоруков поклялся разбить атамана. Хвалился, что справится за месяц, но… месяц проходил за месяцем, а толку от действий воеводы не было. Вот разве что пленных из «бунташного войска» взять удалось. Им развязали языки, и общая картина стала проясняться. Вскоре на допросах пленных Долгорукову стало известно о знахарке и ведунье Алене.
Между тем, Разину Алена старалась показать, что от нее общему делу будет большая польза. Она врачевала боевые раны, указывала тайные тропы на болотах, по которым можно было ускользнуть из-под носа у царских войск и объявиться там, где не ждут, помогала и в других делах.
Через руки Степана проходили такие ценности, которых ему было не прожить, не прогулять, ни раздарить; он просто не знал, как их использовать. Таскать за собой возы с драгоценностями было обременительно, и Разин от случая к случаю зарывал награбленное добро в землю. Делал он это самолично, в полном одиночестве – ни к чему плодить свидетелей, которые знают, где зарыты клады атамановы.
Однажды, закапывая клад, он случайно обронил в яму нательный крест и схватился пропажи не сразу. Степану нередко кричали в лицо обиженные и ограбленные им люди: «Креста на тебе нет!», а он лишь усмехался.
Но вот оказалось, что креста и вправду нет, а жить без креста для настоящего казака – горькая доля… Он все думал, как бы вернуться на то место, откопать клад да отыскать свой крестильный крестик, но в условиях военного похода как-то все не удавалось, недосуг было за боями...
- А ты не ищи этот клад, атаман, - сказала Разину Алена. – Пока крест в земле, он тебя хранит. И я тебя заговорю от пули, от сабли, от стрелы и копья, от ядра пушечного, от кинжала и от всякого лиха.
Обещание свое ведунья исполнила. С тех пор Алена стала признанной соратницей атамана. При его крайне небрежном и неуважительном отношении к женщинам (венчанную жену, тоже носившую имя Алена, Разин бросил и возил за собой целый гарем, состоявший из персиянок, турчанок, татарок, некоторые из которых повторили судьбу несчастной княжны, воспетой в песне), бывшая монахиня пользовалась его уважением и поддержкой, и ей, как атаману большого отряда, позволялось вести собственные боевые действия.
Разина считали заговоренным даже те, кто ничего не знал о ведунье Алене, прибившейся к его армии. Его в ту пору и вправду никто не мог не только убить, но и ранить. Разину сопутствовала военная удача, он брал города, громил царские отряды, построил даже собственную крепость. Его войско контролировало практически всю Волгу, главную транспортную артерию, по которой шли торговые пути из России и всей Европы в страны Востока.
Тысячу стрельцов, посланных царем воевать с бунтовщиками, Разин легко разбил. Жители Царицына, Самары, Саратова сами открыли городские ворота перед войском Разина и тут же были провозглашены благодарным атаманом «вольными казаками». Дома купцов, бояр и представителей городской власти безжалостно разграбили…
В Астрахани воевода Прозоровский организовал сопротивление бунтовщикам, но Разин обманом захватил город и сбросил воеводу вместе с его сыном-подростком с высокой городской стены. Тем, кто возмутился жестокостью, допущенной к ребенку, Разин с усмешкой объяснил, что иначе де«волчонок волком вырастет».
Атаман продолжал регулярно закапывать клады с ценностями, в каждом из которых прятал какую-нибудь свою вещь – шапку, саблю, чарку, ножны... Клады были защищены мистическими обрядами и заговорами. Алена многому научила Разина, и вскоре он сам обратился к языческим традициям и стал втайне от своего войска помаленьку «волховать»…
Удивительно, но «допросные листы» пленных разинцев, то есть протоколы дознания, сохранились в архивах до наших дней. Документально засвидетельствованные упоминания об этой женщине не позволяют считать ее историю всего лишь легендой. Так главарь одного из небольших повстанческих отрядов, Андрей Осипов, попавший в плен к Долгорукову, показал, что по селам ходит «баба ведунья, вдова, крестьянка Темниковского уезда», формирует отряд, и «собралось-де с нею воровских людей 600 человек».
Эта фигура – вдова-ведунья – заинтересовала воеводу больше всего. Она была опасна, опаснее полупьяных казаков, вооруженных саблями… Знахарка, ведунья, ведьма, как следует из самих этих слов, знала и ведала нечто такое, что давало ей власть над людьми, обладала тайными знаниями. Долгоруков решил, что свести счеты с этой женщиной не менее важно, чем с верховным атаманом восставших Стенькой Разиным.
Царь наконец осознал масштаб происходивших в его державе событий, и понял, что бунт слишком затянулся. С Разиным необходимо было совладать любой ценой. В Москве формировалось ополчение; к королям Польши и Швеции были отправлены царские послы просить о помощи в борьбе с бунтовщиками. До московского патриарха докатились слухи, что донской атаман, поднявший такую страшную смуту, отвратился от православной церкви и не брезгует ведовством.
Таких людей считали еретиками, и церковь сказала свое слово. «Вора и еретика» Степана Разина отлучили от церкви, предав анафеме. В ответ Разин жестоко казнил астраханского митрополита Иосифа, которого поначалу обещал пощадить. Пусть церковники знают, что для атамана их проклятья – ничего не значат…
На Алену весть об этой казни произвела тяжелое впечатление. Она хоть и не своей волей постриглась в монастырь, но Богу была предана и веровала искренне. Знахарство и ведовство она грехом не считала, а других прегрешений за собой ни числила. Алена, даже покинув монастырь, продолжала ощущать себя монахиней «в миру», носила монашеское одеяние, поверх которого облачалась в мужские военные доспехи, и старалась избегать таких поступков, которые церковь порицает. Языческие и христианские верования удивительным образом переплелись в душе этой женщины. Бессудные казни невиновных, на которые легко шел Степан Разин, бывшая инокиня считала грехом смертным.
Алена двинула свой отряд на Оку, по дороге объединившись с другим отрядом под командованием Федора Сидорова, преступника, выпущенного повстанцами из саранской тюрьмы. Федор признал главенствующее положение «старицы» в их сводном войске и стал ее правой рукой. Мечтой Алены было покорение Касимова, но там оказался слишком большой гарнизон царского войска. Не желая губить своих бойцов в жестоких боях, Алена повернула отряд к родному Арзамасу.
Отряд атаманши постоянно разрастался. Боярский сын Максим Веденяпин, бежавший из Тёмникова в ноябре 1670 года, доносил, что в городе стояло 4000 «воровских людей», да «в темниковском лесу на засеках на арзамасской дороге стоит воровских людей 8000 тысяч с огненным боем [с пушками]».
Тем временем у Степана Разина, оставшегося без магической защиты ведуньи, сразу начались беды. Вроде бы еще в сентябре 1670 года все было хорошо – Разин собирался брать штурмом Симбирск, подошел к городу и разбил на ближних подступах войско князя Барятинского. Казалось, что город обречен, но тут все пошло не так, как лихой атаман рассчитывал.
Боярин Милославский «затворился» в городской крепости и отбивал все попытки штурма. Целый месяц Разин пытался и так, и этак захватить Симбирск, но все безуспешно. А тем временем к городу подошло войско его заклятого врага князя Долгорукова. Вернулся с остатками своих отрядов и жаждавший мести Барятинский, ночью напав врасплох на лагерь Разина. В этой схватке и случилось нечто неожиданное и невероятное – в бою Разин получил две раны!
Он такого не ожидал, не страшился и даже не думал прятаться и уворачиваться, сражаясь – ведь Аленино заклятье не раз его спасало! А теперь врагам удалось поразить атамана, он получил сабельное ранение в голову и пулевое в ногу.
Разин растерялся. Заклятие больше не действовало, и старицы Алены не было рядом, чтобы восстановить защитные чары… Верные казаки погрузили истекавшего кровью Степана на струг и увезли на Дон, залечивать раны. Симбирск атаману так и не покорился, а еще хуже было то, что его слава неуязвимого бойца рухнула.
Оставшись без предводителя (оказавшегося к тому же обычным человеком, а вовсе не заговоренным героем), войско атамана стало рассыпаться. Люди, уставшие от вольницы, грабежей, походов и скитаний, потянулись по домам – к родному теплому очагу, налаженному хозяйству, женам и детишкам…
Тем более, дело шло к зиме, а зимой без надежной крыши над головой человек чувствует себя бесприютным. Это было на руку царским воеводам – казачьи атаманы, собравшиеся вместе, да еще с таким главарем как Разин и большим войском, представляли страшную силу. А расходясь по своим хуторам с жалкой кучкой соратников, превращались в легкую добычу.
Воеводы поискали уставших бунтовщиков в их родных хатах, повыловили и перебили по одному. Каратели вели себя не менее жестоко, чем разинцы в дни побед. Особенно лютовал князь Долгорукий, мстивший за недавние унижения и проигрыши. Он без всякой жалости тысячами вешал, жег и топил бунтовщиков, попавших к нему в плен.
Теперь, когда удалось разметать армию Разина, у царских воевод были развязаны руки, чтобы свести счеты и со старицей Аленой.
Через несколько дней воевода Долгоруков торжественно вступил в Тёмников, встреченный «иконами и крестами». К нему вышли «городские лучшие люди», которые с «низким челобитьем» просили прощения, что «у воровских людей были поневоле». Отряд воеводы прошел по городу торжественным маршем; позади процессии тащили связанных пленных во главе с атаманшей Аленой.
Князь Долгоруков направил царю донесение, в котором сообщил, что велел всех пленных «пытать и огнем жечь», и прежде всего – старицу Алену. Он подробно описал, как привели к нему«вора и еретика старицу, которая воровала и войско себе збирала и с ворами вместе воровала, да с нею ж принесли воровские заговорные книги и коренья».
Все чудодейственные травы, коренья и записи магических заговоров, которыми пользовалась Алена, оказались в чужих руках и позже были уничтожены. Больше она не могла никому помочь. Ее постоянно пытали, били, поднимали на дыбу. В своем донесении царю Алексею Михайловичу Долгоруков писал:
«А вор старица в роспросе и с пытки сказалась, - Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса, Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое же слободы за крестьянином; и как де муж умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве и людей портила. А в нынешнем де, государь, году пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собой на воровство многих людей и с ними воровала, и стояла в Тёмникове на воевоцком дворе с атаманом Федькою Сидоровым и его учила ведовству».
В том, что учила ведовству самого Разина, Алена не созналась даже под пытками.
Но князя Долгорукова больше интересовал другой вопрос – клады Стеньки Разина, ведь всем было известно, что атаман припрятал где-то немыслимые богатства. Слава славой, но драгоценные клады были бы настоящей наградой воеводе за ратные труды. Князь говорил с каждым, кто мог хоть что-то знать, подвергал лютым пыткам всех пленных и по крупицам собирал известия о сокровищах, жадно слушая каждое слово, сказанное под мукой мученической, случайно оброненное, брошенное в злобе, проговоренное в бреду…
Алена была самой осведомленной свидетельницей, но она упорно молчала. К ней применили самые страшные пытки, и Долгорукову все же удалось заставить ведунью хоть что-то рассказать о кладах. Впрочем, вела она себя на допросах так мужественно, что палачи распускали слухи: ведьма и в остроге продолжает колдовать, и потому просто не чувствует боли…
Вооружившись «грамоткой» с описаниями всех тайников, Долгоруков занялся поисками. Но Алена обманула его, не открыв тайну до конца, или пустив по ложному следу. Клады, охраняемые заговорами и личными вещами атамана, воеводе не давались. Долгоруков был уверен, к примеру, что сможет отыскать тот тайник, в котором кроме золота была спрятана шапка Разина…
Вроде все было сделано как надо – в условном месте воевода нашел две березы, возле них убил черную собаку, после чего ударил топором между деревьев с криком: «Сгинь, рассыпься!», но… никакого клада не нашел.
Еще одна неудача ждала его в лесу, хотя описанное Аленой старое дерево с дуплом воевода обнаружил. В дупле был спрятан образок, копия большой иконы. Стоило Долгорукову подойти с этой иконой к дуплу, и клад ему открылся бы… Но ни в одной церкви, ни в одном монастыре и ни в одном доме в округе не нашлось той иконы, с которой был сделан список.
Воеводе удалось найти лишь тот клад Разина, в который атаман случайно обронил крест. Этот первый клад не был защищен чарами, и оказался не самым богатым, однако крест атамана попал в руки его врага…
Алена стойко перенесла истязания палачей. Мужество этой женщины внушило ее мучителям суеверный ужас. Они объявили, что она «ведунья» и не чувствует боли.
После пыток её осудили к сожжению в срубе как разбойницу и еретичку, подозреваемую в колдовстве.
Ценный рассказ об Алёне Арзамасской сохранился в опубликованной в Германии в 1677 году брошюре «Поучительные досуги Иоганна Фриша»:
«Через несколько дней после казни Разина была сожжена монахиня, которая, находясь с ним [заодно], подобно амазонке, превосходила мужчин своей необычной отвагой. Её мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины, сооружённой по московскому обычаю из дерева, соломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в неё, захлопнула за собой крышку и, когда всё было охвачено пламенем, не издала ни звука».
Об участи Алены сообщает потрясенный ее самообладанием некий иностранец, находившийся в ту пору в России:
«Оне не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услыхала приговор: быть сожженной заживо. Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять. Перед смертью она перекрестилась... спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел».
Хоть церковь официально не признавала, но в некоторых храмах шли поминальные службы в ее честь.
А старый донской атаман Яковлев сторговался наконец с московскими властями… Его люди в апреле 1671 года ворвались во вновь отстроенный Разиным Кагарлицкий городок, взяв крепость приступом, и скрутили атамана, чтобы выдать царским властям.
Как ни странно, Степан Тимофеевич не попытался организовать сопротивление, и даже ничего не сделал, чтобы не даться в руки врагов живым, хотя прекрасно понимал – ничего кроме страшных мучений и лютой смерти на плахе его не ждет. Пока шел бой, он пассивно сидел в своем доме, словно лишился и сил, и воли, и тихо ждал, как повернется его судьба. Вскоре великого бунтаря в кандалах и шейных колодках повезли в Москву на расправу…
6 июня 1671 года Степана Разина казнили в Москве на Красной площади. До последнего момента он держался смело, не отвечал на вопросы дознавателей и унес все свои тайны в могилу...
Скорее всего, от него ждали сведений о драгоценных кладах атамана… Их ищут и поныне. В народе живет много легенд, связанных с сокровищами Разина – и что заговоры старицы Алены по-прежнему берегут тайники с золотом, и что сам Разин бесплотным духом бродит по земле, не подпуская никого к кладам, и что хранят их нечистые духи, воплотившиеся в черных кошек. Фантазии людские не знают границ.
Ведунья Алена не так уж интересовалась деньгами и сокровищами, чтобы сосредоточиться на охранении кладов. Она обладала достаточной силой, могла лечить людей, знала, как вести их за собой, пыталась передать близким соратникам тайны ведовства.
Но научить всех вокруг мужеству, бескорыстию, достойной жизни ей не удалось… Повлиять на ход истории, отменить то, чему суждено было случиться, она не могла.
P.S. Я,кстати,решила разузнать про Алену Арзамасскую после прочтения стихов Натальи Кончаловской:
«А к Степану Тимофеичу
С Арзамаса мы пришли,
Чтоб Степану Тимофеичу
Поклониться до земли.
Бьём челом тебе, покорные,
Справедливый атаман!
Не гляди на рясы чёрные
Да на мой духовный сан.
Я пришла к тебе с надеждой —
Дай нам меч, пищаль, копьё,
А под этою одеждой
Бьётся сердце, как твоё.
Я хочу служить народу,
Дай мне силы боевой;
А не дашь, так лучше в воду,
В реку, в омут головой!
Верь мне: я тебе подмога,
И за мной народ пойдёт.
Беглых, бедных ныне много,
И всё больше, что ни год.
Гневом Русь кипит, что пекло;
Коль скажу, так не совру:
Мужиков, холопов бедных
Тысяч семь я соберу.
Будем биться день и ночь,
Чтобы Разину помочь…»