Легким прикосновением пальцев Малыш открыл стеклянные двери и вышел в сад. Вокруг, словно приветствуя Малыша, расправляли лепестки горделивые розы. Фиалки и васильки тянулись к солнцу в порыве радости и неистового желания впитать в себя ещё на один луч света больше. Ярко-фиолетовые клематисы обвивали невысокие ажурные заборчики и уютные беседки, разбросанные по всему саду. С цветущих вишен опадали белые лепестки, делая сад похожим на сказочный зимний лес. Бирюзовое небо настолько яркое, насколько способен вообразить в самом удивительном сне самый добрый художник, лелеяло невесомые облака.
Малыш побежал по дорожке, усыпанной розовым поблёскивающим на солнце песком. Путь был давно знакомым, и Малыш бежал, ни секунды не мешкая на поворотах и развилках. Он пробежал мимо волшебного куста сирени, в котором все цветы были с пятью лепестками и исполняли желания, если их съесть. Пробежал мимо огромной ромашковой клумбы, где были зарыты сотни секретиков — круглых стекляшек со спрятанными под них конфетными обёртками, веточками и лепестками. Не остановился Малыш и у пруда, в котором жили столетние сомы — мрачные старики с черными усищами, чинно лавирующие между стеблями кувшинок, отчего те легонько подрагивали розовыми цветками на поверхности воды — словно осуждающе качали головами, недовольные такой бесцеремонностью.
Малыш бежал и бежал, пока не достиг цели. Он остановился возле вишнёвого дерева, стоящего отдельно от других на холме, и замер. Над самым его ухом прозвучал тоненький голосок, такой нежный, словно тысячи крошечных хрустальных колокольчиков качнулись и зазвенели в унисон.
— Здравствуй, Малыш! Я так ждала тебя!
Маленькая белая птичка сидела на ветке вишнёвого дерева, почти незаметная в цветах.
— Я принес тебе ореховое печенье. Твое любимое, — сказал Малыш, улыбаясь. Он уселся в траву и стал крошить печенье, а маленькая птичка спустилась на землю и принялась за приятную трапезу.
— Вчера ты опять снилась мне. Мы гуляли в парке. Ты ела пломбир, а я вёл тебя за руку. Ты была том самом платье. В белом. Моем любимом. Помнишь? Совсем как тогда... — голос Малыша дрогнул и затих.
— Давай не будем говорить о том, что было, — обиженно отозвалась птичка. — Я не хочу больше думать об этом. Ты ведь мне обещал.
Малыш молчал. Печенье скоро закончилось, и они продолжали просто сидеть в тишине — долго-долго, пока кричащее о любви к жизни небо не начало розоветь, призывая ночь вступить в свои законные права.
— Как ты думаешь, это когда-нибудь закончится? — задумчиво спросил Малыш.
— Это не закончится никогда, — беззаботно ответила маленькая белая птичка.
Малыш достал из кармана фотографию. Это был старый, потрёпанный черно-белый снимок, на котором обнимались и беззаботно улыбались друг другу парень и девушка. Девушка в белом платье держала в руке мороженное. В уголке стояла уже почти неразличимая дата — май, 19XX год. Та самая опьяняющая, волшебная весна. Незадолго до того, как...
Малыш смял фотографию, раздраженно бросил ее куда-то и побрёл прочь, опустив голову. Теплый ветер подхватил бумажный комок и понёс его быстро-быстро, далеко-далеко — прочь от уходящего Малыша, белой птички, цветущих вишен, волшебного сада, орехового печенья, прочь от печальных мыслей и ненужных воспоминаний.