К дню рожденья я взял выходной.
Я за тетенькой в пестром платочке,
перед ней лысый тип, а за мной
алкоголик, дошедший до точки.
Стоим мы и смотрим друг другу в затылок,
как будто собрались в музей...
Мне нужно немного - лишь восемь бутылок
для дюжины лучших друзей.
Человек через пять впереди
тот усатый, что в куртке был кожаной.
Что-то нынче он сник и притих...
Ну а там, до дверей, еще Боже мой!
Эта дверь еще так далека,
так близка моя скромная дата!
Вьется очередь, словно река,
а в дверях два сержанта мордатых.
- Раздали б талоны, - кричит лысый дядя, -
и неча мурыжить людей!
Он прав, мне ж немного - не восемь, так пять бы
для дюжины лучших друзей.
Пущен слух, что прилавок, мол, чист.
Говорят, что свободно - в Рязани.
Лишь дошедший до точки молчит
и затравленно водит глазами.
У него изо рта пахнет скверно.
У него ни друзей, ни семьи...
Между прочим, становится нервно,
ибо близится дело к семи!
Меня зажимают, мне дышат в затылок.
А рожи - хоть прямо в музей.
Ну дайте, ну дайте ж хоть пару бутылок
для дюжины лучших друзей!
Отсекли нас как раз на усатом.
Тот, слегка покачавши права,
матюгнулся, и мы грустным стадом
побрели на ближайший трамвай...
Неужто удача?! Влетаю с поклоном.
Не там я стоял, ротозей.
- Пожалуйста, дайте пятнадцать флаконов
для дюжины лучших друзей!
1986