Благодаря тому, что моя мама еврейка, я имел полное право на репатриацию в Израиль вместе со всей семьёй, кроме, разумеется, чисто русской тёщи. Но Вера Алексеевна так привыкла к нам, что, не желая оставаться ни с кем из четверых детей (один сын ещё раньше уехал на ПМЖ в Германию) – хотя все они звали её жить к себе, очень хотела поехать с нами. Нам пришлось настоять на встрече с консулом Израиля и добиться-таки разрешения на её выезд в виде исключения с одним условием, под которым мы и подписались: на полное наше обеспечение, без права требовать от государства для неё ни одной копейки.
Итак, распрощавшись со всеми родственниками, приехавшими провожать нас в Москву, мы через несколько часов приземлились в Тель-Авиве. Это было 22 апреля 1994 года.
Начав снова с нуля, мы, дружно преодолевая обычные для новых репатриантов трудности, наладили нормальную жизнь. Через пару недель, познакомившись с новой страной и скромно насладившись всеми её дарами, решили не сидеть на пособии, а сразу пойти работать. Жена, учась вместе со старшим сыном на дневных курсах по изучению языка, по вечерам работала и на уборке, и в доме престарелых по ухаживанию за немощными старушками. Дети тоже подрабатывали – на автозаправке, на раскладке овощей в лавках…
Меня сначала взяли на стройку устанавливать сантехнику. Вот маленький пример «лёгкого» труда.
В конце дня прораб, показав на штабели ванн, сказал, что завтра утром наша бригада должна разнести их по квартирам многоэтажного строящегося дома. Ванны оказались пластмассовые и лёгкие. Сразу после работы я поехал на вечерние занятия, полу-засыпая, отучился четыре часа…
Утром бодрый и полный сил прибыл на стройку, подхожу с рабочими к штабелям и вижу те же ванны, но только… обмазанные толстым слоем цементного раствора. Так и носили на пределе человеческих возможностей, да ещё в двухъярусных квартирах по лестницам с неустановленными пока ступенями. Вот и пригодились занятия спортом…
А спустя месяц по счастливой случайности мне удалось устроиться на маленький металлопластиковый завод по изготовлению инструментов, где и проработал 14 лет – сначала слесарем, потом наладчиком, бригадиром.
Один забавный момент. В самом начале, узнав, что у меня есть диплом техника-механика, хозяин завода, сам техник от Бога, подошёл ко мне с хитрым видом, показывает измерительный инструмент и спрашивает, как он называется.
- МикрОметр, - отвечаю.
- Правильно, микромЭтр – довольно констатировал он на иврите. Кстати, первое время, пока я ещё изучал язык, с хозяином – немецким евреем, я общался на идиш, каким-то чудесным образом, всплывающим в моей памяти после сорока лет забвения.
Постепенно, накопив деньги на первый взнос, мы купили квартиру, взяв огромную ссуду в банке. Хорошо умные люди подсказали: зачем отдавать деньги хозяину съёмной, лучше почти ту же сумму платить банку, зато после квартира останется вам и никому больше платить не надо будет. Так и оказалось.
А через два года после приезда в страну Вера Алексеевна стала получать пособие от государства и стала полноправной гражданкой Израиля.
Купив квартиру, мы вызвали мою маму, а ещё через год – сестру и племянницу. Жена и дети с лёгкостью освоили иврит, моего знания языка хватало для работы и общения на бытовом уровне. Старший сын успешно занимается частным бизнесом, младший работает в одной крупной фирме программистом. Оба осчастливили нас внуками – и у одного и другого по два сына и по дочке.
У меня появилось больше времени для творчества и для общения по интернету с композиторами со всего мира, для чего пришлось освоить компьютер.
И хотя в Израиле тоже не всё благополучно и спокойно, надежд на светлое будущее, как говорили в Союзе, намного больше.