К 125-летию Марины Цветаевой

Александр Азовский
(1892-1941)

 Сегодня – 125 лет со дня рождения гениальной поэтессы. В связи с этой датой всплывают вопросы: почему так трагически сложилась ее личная судьба? Кто способствовал ее гибели?
 Что привело Марину Цветаеву к самоубийству  в  49-тилетнем возрасте: тяжелая болезнь или психический надлом, связанный с арестом мужа, впоследствии расстрелянного и дочери, отправленной на восемь лет в лагеря?  А может быть, в ее смерти неумышленно виноват ее друг Борис Пастернак, который не уговорил Марину остаться в Москве, но, напротив, упаковывая вещи, перевязал ее чемодан прочной веревкой, на которой она повесилась? Говорят, что он пошутил, будто веревка крепкая – «хоть вешайся». Потом он до конца жизни не мог простить себе этой глупой шутки.
 Кстати, в 1943 году после смерти Марины он написал:
 Что сделать мне тебе в угоду?
 Дай как-нибудь об этом весть.
 В молчанье твоего ухода
 Упрек невысказанный есть.

 Не исключено, что ее преждевременной смерти посодействовали сотрудники НКВД, которые шантажировали поэтессу буквально до последней минуты жизни. Или слепая любовь к сыну, который в 16-летнем, иначе говоря, в критическом, пубертатном возрасте стал упрекать ее за поспешный отъезд из Москвы, где у него появилось много дружков, в сердцах бросившего матери мрачные пророческие слова: «Ну, кого-нибудь из нас вынесут отсюда вперед ногами!»  И она, его боготворившая, предпочла уйти из жизни сама, оставив предсмертную записку сыну: «Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь, что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик». Какая нелепая записка, адресованная подростку, который, кстати, даже не явился на похороны матери! В другой записке она умоляла окружающих довезти сына до Чистополя и не похоронить ее живой. В третьей записке, адресованной Николаю Асееву, она умоляла усыновить своего Мура (Георгия) и позаботиться о том, чтобы он учился. Текст этой записки свидетельствует о безнадежно расстроенной психике отчаявшейся поэтессы: «У меня в сумке 150 р. И если постараться распродать мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает.
 А меня простите – не вынесла. МЦ.
 Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у вас. Уедете – заберите с собой. Не бросайте». Комментарии, как говорится, излишни. Правда, Анна Ахматова пыталась оспорить факт глубокого душевного расстройства у Цветаевой: «Я  знаю, существует легенда о том, что она покончила с собой, заболев душевно, в минуту депрессии. Не верьте этому. Ее убило время… Здоровы были мы – безумием было окружающее: аресты, расстрелы, подозрительность…» Увы, Ахматова, не будучи специалистом в психиатрии, пыталась неправомочно обобщать, не задумываясь о том, почему она, пережившая не меньше потерь и травли, все же выдержала горькие удары судьбы. Психика ее и многих других оказалась покрепче, чем у Цветаевой. Впрочем, это обстоятельство дает Марине шанс на снисхождение на Божьем суде. В 1943 году Борис Пастернак размышлял о посмертной судьбе Цветаевой:
 Лицом повёрнутая к Богу,
 Ты тянешься к Нему с земли,
 Как в дни, когда тебе итога
 Ещё на ней не подвели.

 Все плохое вдруг сплелось в трагический узел в жизни Цветаевой: муж Сергей Эфрон, пожелавший вернуться из Парижа в Россию, стал сотрудничать со спецслужбами, которыми затем был ложно обвинен и расстрелян. Сестра и дочь Марины находились в заключении, отношения с сыном не ладились, работы и денег не было.

 А ведь она воспитывалась в интеллигентной дворянской семье: отец – профессор-филолог, основатель Музея изобразительных искусств, мать – одаренная художница, музыкант, знавшая пять европейских языков. Впрочем, и сама Марина прекрасно знала основные европейские языки. Формальное православное богослужение оставило мрачный отпечаток в ее детских воспоминаниях: “Служба для меня – отпевание. Где священник – там гроб. Бог для меня – был страх...  Бог – был чужой”.
 В 1915 году она экспрессивно декларировала свое богоборчество:
 Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
 Видно, пока надо мной не пропоют литию,
 Буду грешить - как грешу - как грешила: со страстью!
 Господом данными мне чувствами - всеми пятью!

 В стихотворении «Напрасно глазом – как гвоздем» из цикла «Надгробие», посвященном памяти поэта Н. Гронского, погибшего в парижском метро в результате несчастного случая, Цветаева полемизирует с церковной традицией, отвергая бессмертие в памяти потомства, поскольку «жить остается часть моя большая», – как писал Державин.
 Не ты – не ты –  не ты – не ты.
 Что бы ни пели нам попы,
 Что смерть есть жизнь и жизнь есть смерть,
 Бог – слишком Бог, червь – слишком червь.

 Юрий Лотман, анализируя этот поэтический текст, замечает, что автор полемизирует со всей русской традицией истолкования седьмого стиха из 21 Псалма: «Я червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе». Утверждение «попов» не уничтожает разделения жизни и смерти, а лишь меняет их местами, объясняя земную жизнь смертью, а смерть – подлинной жизнью. Но церковное представление о том, что «ты» был мертвым в жизни и только теперь стал истинно живым, отбрасывается («не ты») так же, как и обратное: «Ты был живым и стал мертвым».
 Лотман подчеркивает, что с цветаевским максимализмом текст стихотворения провозглашает тождество полного сохранения внутреннего и уничтожения внешнего.
 В 17 лет юная поэтесса восклицала:
 
 Христос и Бог! Я жажду чуда
 Теперь, сейчас, в начале дня!
 О, дай мне умереть, покуда
 Вся жизнь, как книга для меня.

 Эту «Книгу жизни» надо заполнить духовно полезным содержанием, прежде чем Бог и только Бог закроет ее. В 28 лет она пишет прекрасные строки:
 Целому морю – нужно всё небо,
 Целому сердцу – нужен весь Бог.

 Внучка священника, Марина Цветаева трепетно относилась к Библии, знала ее с детства. 19 ноября она написала Пастернаку: «У меня есть к вам просьба: подарите мне на Рождество Библию: немецкую, непременно готическим шрифтом, не большую, но и не карманную: естественную. И надпишите. Буду возить с собой всю жизнь!»
 Правда, уже в 1913 году она моделирует и свою кончину:
 
 Уж сколько их упало в бездну,
 Разверстую вдали!
 Настанет день, когда и я исчезну
 С поверхности земли.

 Смерть младшей дочери Ирины, породившая чувство неисполненного материнского долга, тревога за мужа, воевавшего в Белой  армии, возбуждают в ее душе нежелание жить. Повествуя о поэте Андре Шенье, казненном в период Французской революции, она сожалеет:
 
 Андрей Шенье взошел на эшафот,
 А я живу, и это страшный грех!

 Это было сказано в 1918 году – бурном, послереволюционном, связанном с гражданской войной, когда у молодой поэтессы появляются серьезные сомнения в ценности жизни. Когда она долгое время не получала известий о судьбе мужа с фронта, то стала планировать самоубийство в знак супружеской солидарности.
 К сожалению, в дальнейшем в творчестве Марины Цветаевой доминируют суицидальные мотивы. Что этому способствовало? Неудачное замужество? Смерть поэта Рильке, с которым она мечтала вступить в брак? Демон самоубийства работает над ее душой и в драме «Федра» Цветаева, которой исполнилось 35 лет, навязчиво продолжает гнуть ту же линию:
 На хорошем деревце повеситься не жаль!
 Станьте, станьте древа вкруг,
 Славьте, славьте Федрин сук.
 Станьте, станьте древа под,
 Славьте, славьте страшный плод!

 Сатана извращает психику творческих личностей настолько,  что они поэтизируют добровольный уход  из  жизни,  на который никто из людей не имеет права.
 «Если кто  разорит храм,  того покарает Бог,  ибо храм Божий свят; а этот храм – вы» (1Кор. 3:17).
 В 1910 году Валерий Брюсов в стихотворении «Демон самоубийства» вскрыл сатанинский механизм самоубийственного обольщения:
 
 В ночном кафе, где электрический
 Свет обличает и томит,
 Он речью, дьявольски-логической
 Вскрывает в жизни нашей стыд.

 Он в вечер одинокий – вспомните, –
 Когда глухие сны томят,
 Как врач искусный в нашей комнате,
 Нам подает в стакане яд.

 Он в темный час, когда, как оводы,
 Жужжат мечты про боль и ложь,
 Нам шепчет роковые доводы
 И в руку всовывает нож.

 Не исключено, что тонкая организация натур поэтов Серебряного века в условиях жестокой действительности предрасполагала их к суицидам. Надежда Мандельштам жаловалась, что систематическая травля довела ее супруга Осипа Мандельштама до мании преследования, вследствие чего в Чердыни он выбросился из окна, сломав ногу. Константин Бальмонт, по свидетельству его жены, «в одном из приступов меланхолии тоже в 1890 году выбросился из окна своей комнаты на третьем этаже на мостовую, разбил голову, сломал ногу и руку, и больше года пролежал в больнице в больших страданиях». Вряд ли поэты сами хотели этого, в этих навязчивых действиях просматривается дьявольское подстрекательство.
 Когда в Чистополе Цветаевой не удалось сразу устроиться на работу, она воскликнула: «Хоть головой в Каму!» Мысли о самоубийстве стали навещать ее постоянно. Она писала о самоубийствах Стаховича и Маяковского.

 Духи зла в качестве своих жертв нередко избирают людей, обладающих творческими способностями.  Они стараются настроить их на волну сотворчества с собой. Небезынтересны в этом аспекте высказывания русской поэтессы Марины Цветаевой. Почитательница Цветаевой — Ольга Колбасина-Чернова в 1923 году записала свои откровенные беседы с Мариной в Праге. Эмигрантки из России оказались соседками по квартире, которых сблизила поэзия. На кухне женщины готовили пищу и говорили о творчестве.
 «Состояние творчества есть состояние наваждения... Что-то, кто-то в тебя вселяется. Твоя рука исполнитель — не тебя, а того, что через тебя хочет быть... Наитие стихий — это творчество поэта», — утверждала Марина Цветаева.
 Творчество, таким образом, было «наитием стихии», под напором которой поэтесса творила, выражая волю этой стихии. Гений по её определению — высшая степень подверженности наитию.
 По определению Цветаевой, «художественное творчество в иных случаях — атрофия совести. Все мои вещи стихийны, то есть грешны...»
 Ольга Колбасина-Чернова в своих мемуарах заметила, что «этой стихией была  гордыня, непревзойденная Маринина гордыня: она всем шла наперекор».
 В творчестве Цветаевой со временем появляется завуалированная богоборческая, греховная направленность. Вполне возможно, что именно эта настроенность тоже привела поэтессу к самоубийству.
 Жаль, конечно, что столь печально закончилась земная жизнь этой умной и талантливой женщины.
 
 Воздействие злых сил на людей искусства нередко приводят их либо к гибели, либо к различным формам помешательства (как это случилось с Моцартом, Лермонтовым, Блоком, Брюсовым, Есениным, Врубелем,  Ван Гогом, Сальвадором Дали и другими). Подобный вывод делает итальянский психиатр Ломброзо в его книге «Гениальность и помешательство». Помимо того, одаренные люди, как замечает Ломброзо, подвержены таким порокам, как болезненная гордыня, сексуальная распущенность, пьянство и наркомания. И еще он пишет: «Все, кому выпадало на долю редкое «счастье» жить в обществе гениальных людей, поражались их способности перетолковывать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования и во всем находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии». 
 Марина Цветаева незадолго до самоубийства с пафосом восклицала в цикле «Стихи к Чехии» весной 1939 года:
 О, чёрная гора,
 Затмившая весь свет!
 Пора— пора — пора
 Творцу вернуть билет.
 Отказываюсь — быть!..
 В Бедламе нелюдей.
 Отказываюсь — жить!..
 С волками площадей
 Отказываюсь — выть.
 Не надо мне ни дыр
 Ушных, ни вещих глаз.
 На Твой безумный мир
 Ответ один — отказ!

 В этих строчках звучат интонации отчаяния, гордости, и вызова Творцу. Бунт против Бога, выражается в словах: «Твой безумный мир». По мнению Цветаевой, Бог виноват в том, что люди творят зло, и мир стал безумным. Она, к сожалению, не смогла понять, что истинная свобода человека состоит в том, что люди по своей воле могут выбрать не только зло, но и противостать ему с помощью Божьей, и победить по своему собственному выбору. Но для этого нужна вера во Христа. «Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий? » (1 Ин. 5:5) –  говорит апостол Иоанн. Как важно не идти на поводу у врага рода человеческого, распознавать сценарии его искушений и отвергать их, не заниматься самопрограммированием негативного. И главное – не бунтовать против Бога, а сотрудничать с Ним, таким образом, противодействуя дьяволу, который стремится нас погубить. «Итак покоритесь Богу: противостаньте дьяволу, и убежит от вас» (Иак. 4:7). «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1 Пет. 5:7).

 Погибшая Цветаева Марина,
 В капкан заманутая духом зла,
 Великие вершины покорила,
 Но одолеть унынье не смогла.

 Свирепо раны внутренние ныли,
 Мешая сердцу видеть хорошо,
 И тучи безысходного унынья
 Нависли мрачно над ее душой.

 Ее мозги, окутанные дымом,
 Творцу кричали, протестуя: «Нет!»
 Сознанье, одержимое гордыней,
 Вернуло Господу на жизнь билет.

 Представить горько, как облёкся в траур
 Небесный мир – в виду ее тоски,
 И как злорадно радовался дьявол,
 Когда ее трещали позвонки.

 Самоубийств кошмарные картины
 Враг представляет нам, как героизм.
 Герой же веры видит перспективы,
 И в Боге черпает свой оптимизм!

 Помоги нам Господь, несмотря на то, что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14:22), не роптать на крестном пути, не сдаваться, но мужественно следовать за нашим Спасителем в направлении блаженной вечности, обретая благодать для благовременной помощи!