Пустое село.
Не услышишь уже петушиного крика,
и мычанья гонимых хлыстами коров.
Вся полянка лесная красна земляникой
словно выметал кто-то ненужную кровь.
И под каждым листком восковеет и спеет
эта сладкая радость лесной стороны.
На селе тишина. Мёртво сохи ржавеют,
Позаброшены в самые страдные дни.
Крыши под очеретом прогнивши, валятся,
и журавль над колодцем не гнётся к воде.
А вдоль улицы кружево белых акаций...
но парней и девчонок не видно нигде.
За рекою, где рыба играет без страха,
лошадей на лугу не увидишь уже.
Солнце рвёт облаков огневую рубаху,
подойдя к горизонту, чтоб запад возжечь.
Вроде не было здесь ни войны, ни бомбёжки.
Вроде здесь не травили, не били народ.
Отчего по селу пропадают дорожки,
Отчего чернозём пожирает осот?
Лодки чёрно гниют, полны ряски и тины.
Зарастает песчаного пляжа петля.
Две старухи, в косынки заправив седины,
возле хаты сидят и глядят на поля.
Вспоминают они, как в Зелёные Святки
собирался на росном лугу хоровод.
Как по юности их целовали ребятки,
ввечеру провожая до самых ворот...
Как они веселились, совсем молодые...
О конце разве мыслишь в начале пути?
А теперь, опираясь на палки гнилые
лишь до кладбища могут старухи дойти.
Там им ныне теплей, чем у брошенной печи.
Там остались все те, кто любил и жалел.
И никто не обрядит на жданную встречу,
Кроме них- никого в опустевшем селе.