Сонную тишину раннего утра нарушил оглушительный визг, и воздух наполнился волнующим ароматом – особым и таким родным, как в детстве счастливом и безоблачном, когда печаль длилась лишь мгновение, уступая место радости, когда чувство свободы переполняло сердце и казалось, что так будет всегда...
Память услужливо нарисовала перед её взором рядки свежескошенной травы с алеющими в ней ягодами клубники, жёлтыми соцветиями подмаренника, поникшими, но ещё не утратившими свежесть лиловыми звёздочками колокольчиков. Капельки росы, сверкая бриллиантовой россыпью на длинных валках и прокосах, придавали восхитительную нереальность раннему утру.
Воспоминания унесли в то время, когда огромный тополь, росший на углу колхозного сада, напоминал добродушного великана, приветствующего радостным шелестом листвы всех, кто проходил по тропинке мимо. Каждое утро, выбегая на крылечко, она приветствовала его, а он отвечал ей лёгким покачиванием веток или еле уловимым шелестом листвы. Тополь был очень стар. Трём подружкам еле удавалось соприкоснуться пальцами, чтобы обнять такого богатыря. Они очень любили играть под его раскидистыми ветвями. В жару он дарил им прохладу, а когда моросил мелкий и нудный дождик, спасал от скуки, сохраняя для них сухое местечко для игр. Но во время грозы он преображался, забывая о своём гостеприимстве...
Летние грозы порой бывали такие жуткие, что стёкла дребезжали от страха, а печная труба завывала от ужаса. Тогда бабушка вставала на колени перед иконами и молилась, всхлипывая, изредка вытирая набегавшую слезу:
- Упаси нас, Господи...
Пока бабушка оставалась наедине с Богом, а дедушка сладко посапывал, почти утопая в мягкой перине, не обращая внимания на хаос, творившийся снаружи, она незаметно выскальзывала на крыльцо и, затаив дыхание, наблюдала за необыкновенным действом.
Тополь неистово шумел, размахивая могучими ветвями, как будто собирался, во что бы то ни стало поймать ветер, и с его помощью сделать один только шаг, чтобы взлететь вместе с ним, затихая лишь на мгновение для того чтобы в следующий миг, с новыми силами вновь устремиться к своей цели. Казалось, что ещё немного, и он действительно сделает этот первый и последний в его жизни шаг. Тогда она уже больше не сможет по утрам желать ему доброго утра, а по вечерам, незаметно от подруг, нежно проводить по морщинистому стволу рукой, желая сладких снов, немного завидуя: ведь ему не нужно идти домой и он всю ночь может слушать шёпот далёких звёзд и любоваться зарождающимся на востоке рассветом. И она в тайне радовалась тому, что земля крепко держит его корни, а могучий ствол не поддавался порывам ветра, но и грустила вместе с ним, чувствуя его желание ощутить свободу.
А ветер всё резвился, не обращая внимания на старания старого тополя, ломал ветви берёзы, растущей недалеко от дома. Разбрасывая их вокруг, как расшалившийся щенок, разодравший в клочья, забытую на козлах, подушку. Прижимал травы к самой земле, превращая луг в колышущее зелёное море, спеша дальше по сероватой глади пруда, морщиня его и обрамляя берега, кое-где поросшие осокой, белой пенистой каёмкой, пока тот не становился похож на огромную рыбину с подрагивающей крупной чешуёй и белыми плавниками.
Тяжёлые, почти чёрные тучи ветер комкал и нёс по небу с такой лёгкостью, но так низко над землёй, что казалось, если вдруг он стихнет, то они упадут, покрывая мраком всё окружающее пространство. И только вспышки молний пронзали чёрную мглу яркими, ослепительными штрихами, освещая её удивительными каракатицами, рисуя под куполом невиданные деревья с огненными кронами, в которых на мгновение застревали тучи.
Следом за вспышками небо сначала отзывалось негромким бормотанием, но по мере приближения грозы, тихое ворчание перерастало в неистовый, непрекращающийся грохот, да такой, что воображение рисовало огромного небесного великана, опрокидывающего бездонные вагоны с углём.
С очередным раскатом грома, небеса не выдерживали и низвергались шумными каскадами вод. В мгновение ока у крыльца собиралась значительная лужа, на поверхности которой летний ливень спешил нарисовать узоры, горстями бросая в неё крупные, тяжёлые капли.
Само крыльцо, до самой крыши увитое диким виноградом, оставалось почти не тронутым влагой, а уж под скамейками всегда оставалось сухо. Это было её любимое место для наблюдения за грозой.
В старой дедушкиной фуфайке, пахнущей сеном и домашней живностью, забираясь в своё местечко, она наслаждалась этим прекрасным зрелищем, рождающим в ней какое-то первобытное чувство преклонения перед стихией и такой восторг, что внутри всё трепетало и захватывало дух.
Бабушка уводила её в дом, когда гроза уже подходила к концу, приговаривая:
- Вот анчутка*, удумала чего! Молния убьёт, что я матери скажу?
Бабушкин монолог, был всегда один и тот же. Самое смешное в нём было слово "анчутка".
- Ба! Кто такие анчутки?- лишь однажды спросила она.
- Такие как ты - больно досужие,- немного подумав, ответила бабушка.
Больше она не спрашивала, решив, что ничего обидного в этом слове нет.
Став старше, она уже не обращала внимания на причитания бабушки, да та уже и не настаивала на своём. И, как в детстве, сидя в одиночестве под скамейкой, она наслаждалась созерцанием грозы, радуясь, что тополь так и стоит на углу колхозного сада, стремясь поймать ветер, и мечтала вместе с ним о свободе.
Она улыбнулась этим воспоминаниям.
Дворник Митрич, продолжал старательно окашивать газоны. В проёмах открытых окон появлялись недовольные заспанные лица, чтобы тут же исчезнуть за толстым стеклом, отгораживаясь от шума.
Интересно, жив ли ещё тополь - великан или ему всё-таки удалось сделать первый и последний шаг к свободе?
_________________
*Анчу;тка — в восточнославянской мифологии злой дух, одно из самых древних названий беса, русский вариант чертёнка.
По Толковому словарю живого великорусского языка В. И. Даля: