Однажды в метро грязный, вонючий бомж сел не рядом со мной, когда было полно пустых мест, и где-то умер грустный пингвин. Закончился карантин, случайно выпустили из гетто зомби, вампиров, упырей, вурдалаков. И вот они стоят и просят у маньяков санкционировать пикет, выдать каждому бичпакет. Просят немного побыть отцами, просят остаться друзьями, просят пиетет. Будь человеком, говорят. Кто такие друзья? Кем конкретно вы будете? Туда принимают на манер октябрят? Там клятву дают? Кому? Одину, Яхве, Будде? Будете потом как люди? Или останетесь кровососами, пожирателями мозгов? Меня не надо просить быть человеком, человек таков: когда надо - сам себя скармиливает, сам себя разбазаривает даром. Потом ходит обглоданный, спрашивает у книжек, фильмов, у Мары, Кали, Ориши, Исиды, кто такие друзья? Друзья мне хасиды, кришнаиты, адвентисты, друзья мне друиды, столпники, баптисты? Друзья мне девочки, мальчики, собачки, комары, лягушки, медведи? А мои соседи? А мои папа с мамой? Дружите меня, дружите мной, дружите прямо, дружите наискосок, дружите глубже. Дружите до первой пули в висок.
Я хожу в магазин, там Таня работает продавщицей, мужа похоронила 18 лет назад, отказывает все годы тем, кто рад жениться, она улыбается так, что хочется перекреститься - спасибо, что светишь нам, Таня.
Друзьями станем. Друг-друга добрым словом помянем. Наверное, у бомжей просто мало друзей, вот они подсаживаются в метро к кому-нибудь из людей.
Друг ли мне человек, который бросил меня в беде? Имеет ли он право просить меня о таком? Или просто воспринять его вонючим бомжом? Хватит ли святости, хватит ли духов Жо Малон?
Лучезарная огненная колесница вывезет Кришну с нами проститься.
Выйдет, ни на кого не взглянет.
Он уплывает на Авалон.
А я ухожу в магазин причаститься.
Спасибо, Таня, низкий поклон.