Эта почти невыдуманная история могла произойти с кем угодно и где угодно...
От меня до тебя – танец бешеной русской метели.
От тебя до меня – заунывная песня песка,
Но во имя любви на изломы идут параллели,
Подчиняя пространство, к тебе протянулась рука.
(Tichiro Tojmi)
Берберская роза...
Тридцать девять и пять... От жары расплавляются тени,
Но про дождь на берберском Создатель не слышит молитв,
И за каплю воды мне не жалко последнего пенни,
На котором Виндзорский король без короны грустит*.
В припортовой таверне прохлада струится волною,
Незнакомка напротив задумчиво смотрит в окно.
Я за взгляд этой женщины сдам без сражения Трою,
Только жаль, что таинственный город разрушен давно.
Мы сюда забрели, чтоб от жгучего солнца укрыться,
В незнакомых глазах чужеземную грусть прочитать
И стороннему, будто имаму в мечети открыться,
Душу напрочь излить и сломать недомолвок печать.
Обнажая сердца, расстегнем всех запретов застёжки,
В диалоге немом обойдёмся без пафосных фраз.
Мы устали от фальши в красивой и яркой обложке.
Чтоб почувствовать боль, хватит пары сочувственных глаз.
Старый мир, словно бритвой, отрезан закрывшейся дверью.
Беспризорное счастье пролезло щенком в эпилог.
Две совпали дороги, и два одиночества верят,
Что любовь отменила худой бесприютности срок.
Мы друг друга нашли, и любые сомненья излишни,
Для меня никогда ты отныне не будешь чужой.
Пусть молитв на берберском и русском не слышит Всевышний,
Не покину тебя даже в самый удушливый зной.
*11 декабря 1936 после 325-дневного правления Эдуард VIII стал первым Виндзорском монархом (некоронованным), отрекшимся от трона ради жизни с любимой женщиной (Уоллис Симпсон). За период его правления была отчеканена очень небольшая партия пробных монет с его профилем без короны. В настоящее время бронзовое пенни с изображение Эдуарда VIII - это нумизматическое сокровище (прим. автора)
12.11.16 (Casablanca, Restaurant du Port de Peche)
Три дня и три ночи...
Нас «Летучий Голландец» заждался в порту Касабланки.
Этот рейс зафрахтован для двух пассажиров вчера.
И как только над бухтой умолкнут четвёртые склянки –
Нам на поиски рая надежда вручит ордера.
Тёмно-синие воды форштевень уверенно режет.
Тает ночь, и заря горизонт поджигает во мгле.
Мы вдвоём на борту, а вокруг – океана безбрежность,
Где от двух одиночеств волною стирается след.
Разливается нежность в груди обжигающим воском.
На губах поцелуи твои оставляют ожог.
Недоверья былого становится тоньше полоска -
Это души скрепляет любви неразрывный стежок.
Ты – моя до последнего вдоха, предсмертного хрипа!
Шквал эмоций пронзает, как сотня острейших рапир,
И внутри не смолкает оркестр чародейственных скрипок,
И звучание громче Уильяма Кидда* мортир.
Мне про трепетность чувств рассказать невозможно стихами!
Будет каждое слово – неточным, неполным, пустым!
Я на дне твоих глаз. Сердце сжалось, как лист оригами.
И не кровь разрывает аорту – бурлящий Гольфстрим.
Наше счастье, как парус, пропитано солью морскою.
Жаль – потребует море всю соль у причала вернуть.
Я проложенный курс изменю и неслышно открою
Дверь в непрожитый день, чтоб пройти не законченный путь.
*самый известный пират Средневековья(прим. автора)
(Casablanca–Agadir)
В Аравийских песках...
Трое суток прошли, даже час не добавила вечность.
Перед нами лежит полуветхий обшарпанный мол.
Старый бербер изрёк на знакомом причале при встрече:
«Смерть лютует в местах, где самум Аравийский прошёл!
Избегайте пустынь! Безрассудства «плывун» не прощает –
Поджидают опасность и гибель на каждом шагу,
А тропинка в Эдем за бархан, как змея уползает,
И за сотню дирхам провожатых найти не смогу».
«Красный ветер» взлетел, изменяя пустынный рисунок,
И встают миражами пропавшие с карт города.
Караваны надежд мы с тобой поведём через дюны
В край, куда не дойдут, бесшабашно дымя, поезда.
Нам пропажи «бессмертных» Камбиза известна разгадка,
Но вперёд нас мечта и удача по звёздам ведут.
Мы идём, чтоб исчезла бессонных ночей лихорадка,
И дороги в любовь выбирали единый маршрут.
Я тебе расскажу про красивый оранжевый замок,
Будет он возведён по песчинке всем догмам назло.
Даже дюнный песчаник превысит по плотности мрамор,
Если пламенем чувств тот песок невзначай обожгло.
Мы с тобой на двоих эту тёплую осень разделим,
Без остатка сведём все сомненья и беды на «нет».
Ошибался Евклид – пересечься должны параллели,
В наших душах любовь избирает счастливый сюжет.
(Merzouga)
Последняя ночь...
Мы прочли торопливо роман наш «от корки до корки»,
Понимать научились желанья и мысли без фраз,
Но споткнулись о быт, и по Фрейду пошли оговорки,
Холод первых сомнений коснулся и выстудил нас.
Хватит ссор бессловесных, на воске пчелином гаданий!
Из случайных обид не собрать «королевскую рать»,
И шале из страниц – это точно не поле для брани –
Без тебя полной грудью, как прежде, не в силах дышать.
Ты пойми и прости – ненадолго я должен уехать,
Как Сахары песок, телеграммы набились в карман.
Очень скоро вернусь (и полшага не сделает эхо),
Второпях не успеешь конверт отыскать для письма!
Я боюсь твоих слёз, но судьбе прекословить не волен.
Вся вселенная сжалась до взмаха любимых ресниц.
На фрегате мечты, что в лагуне стоит на приколе,
Пьяный сторож засовы открыл на темницах жар-птиц.
В подреберье, где шрам, застарелая боль шевельнулась,
Сотворили тебя из моей половинки ребра,
Но как только рубца ты случайно ладонью коснулась –
Мне библейский сюжет расхотелось назад отыграть.
Не гони, дай заснуть у тебя на плече безмятежно,
Отогреть онемевшее сердце твоей теплотой,
Это наша последняя ночь и последняя нежность,
И безумно хочу – твою душу наполнить собой.
(Marrakech)
Касабланка – Москва...
У тебя в Касабланке по Цельсию тридцать в тени,
А в Москве у меня – гололёд и шершавая вьюга.
Одиночество давит сильней, чем могильный гранит,
И не выйти за край на полу обведённого круга.
Если вырвусь, исчезну в потоке людей и машин,
И надежды тончайшую нить пополам разрывая,
Не узнаю себя в отраженье зеркальных витрин,
Из бессонницы с кофе коктейль второпях допивая.
Послевкусье разлуки горчит, словно утренний смог.
Почернело в душе, серый пепел на стенах и копоть.
Ключ от сердца тебе без расписки оставил в залог,
А взамен получил только в память пожизненный пропуск.
На задворках сознанья котёнком мурлычет метель,
А вокруг на две тысячи вёрст лишь отчаянья стужа.
Я попал в одиночества длинный подземный тоннель,
А без веры, что ждут – нет и шанса пробиться наружу.
До тебя дозвониться пытаюсь стотысячный раз,
Ну, ответь «не люблю», пусть больнее мне будет, но проще.
Ты поверь: я устал от надежд и сочувственных фраз,
И дорогу искать в твою душу по Брайлю (на ощупь).
Зажимая, как бабочку, время в дрожащей руке,
Лейтмотив разорву пополам незаконченной нотой,
Растворюсь без остатка в полночной и нежной строке,
Что останется одой любви на странице блокнота...
(Москва)
Любовь по Брайлю...
Мы не встретимся вновь – недействительна в прошлое виза,
Не пропустит таможня – я стал навсегда не въездным.
Взмыть бы вверх в облака, оттолкнувшись от кромки карниза,
И вернуться в то время, когда был тобою любим.
Жаль, на крылья надежды исчерпан остаток ресурса.
Мне отчаянья дрожь из немеющих рук не прогнать,
Так на Форексе трейдер дрожит при падении курса,
Понимая – назад невозможно и пункт отыграть.
Прошлых лет алгоритм изменился и кажется странным.
То, что было насущным и важным, упало в цене.
Между нами пустыня тоски и разлук океаны,
Беспризорные строчки про нежность в ночной тишине.
Между нами три тысячи миль и бессонная вечность,
А в груди – театральной Голгофы открытый сезон.
Может, вывернуть руль и не глядя помчаться по встречной,
Если точно известно, что жить без тебя не резон?
Отрекаясь от пошлости серых, замызганных буден,
Разорвав утверждённого «завтра» скучнейший чертёж,
Не рассудку доверюсь, а искрой мелькнувшей причуде –
Ты услышишь меня и однажды неслышно войдёшь.
Закрываю глаза и роман наш по точкам читаю.
Первым льдом ноября мне на сердце наколот сюжет.
Я болею тобой и о встрече повторной мечтаю,
В послесловье ищу многоточье, которого нет.
(Москва)
Рейс Royal Air Maroc 221...
Рейс прямой в неизвестность, четыре часа до посадки.
Старый мир до размера строки стихотворной ужат.
На балансе души бесконечность сомнений в остатке
И три сотни полночных тревог, возведённых в квадрат.
От любви не сбежать и не спрятаться в старом альбоме
Фотографий, где жизнь – это кадры немых мизансцен.
Наступает момент, осознавший свою переломность,
И приходит надежда, заставив подняться с колен.
Ты в душе, как ожог... Время-доктор разводит руками.
Лунным бликом скольжу, чтоб ненужные мысли прогнать,
И шепчу в сотый раз иссушёнными жаждой губами:
«Подожди, не спеши наш ноябрь и меня забывать!»
Как котёнок в груди, шевельнулась продрогшая нежность,
И волной разлилось ожиданье, что чудо грядёт,
Руки вспомнят ладони, в которых усну безмятежно,
И секунды начнут новой жизни неспешный отсчёт.
Торопясь за мечтой, разорву нетерпения ворот,
Ставку сделав на соло последней, сохранной струны,
И вернусь во вчера, в миражом возникающий город,
Где мы были когда-то друг в друга с тобой влюблены.
В этом городе вечность на стенах оставила росчерк,
И хранят мостовые следы Карфагенских подошв,
Там до счастья дорогу нашёл осторожно (на ощупь).
Рейс Москва-Касабланка...Надеюсь – ты помнишь и ждёшь?
(Шереметьево)
Задержка рейса...
Рейс отложен на сутки. Причина в нелётной погоде.
«Вооking.соm» в «Holiday Inn Express» предлагает ночлег.
До утра неприкаянность встала дежурной на входе.
Форс-мажор... Новый день начинает с фальстарта забег.
Стёкла Гудвина вдребезги! Истина режет ладони –
Мне на встречу с тобой и полшанса из тысячи нет.
«Абонент недоступен», – бесстрастный рефрен в телефоне,
Словно молот кузнечный, надежде ломает хребет.
Я в бокале с вином утоплю ожидания горечь.
Пара фраз ни о чём – это всё, что предложит бармен.
Очень жаль, что погоды прогноз невозможно оспорить,
А привычный «авось» – не имеющий вес аргумент.
Бесполезно молиться пророкам, Аллаху и Будде.
Без тебя я молчу, как молчит у гитары струна:
Не коснёшься её – чудных звуков и песен не будет,
На земле за холодной зимой не наступит весна.
На судьбы перекрёстке случайно с тобой разминулись,
И застыли сердца, будто стрелки разбитых часов.
Боль разлуки растаяв мороженным в гомоне улиц,
Возвращается эхом продрогшим спешащих шагов.
Пересилив себя, безнадёжье за скобки поставив,
Не считая купюр, расплачусь за предъявленный счёт,
Небеса попрошу: «В нарушенье неписаных правил
Пусть Верховный диспетчер одобрит команду на взлёт!»
(Holiday Inn Express Москва - Аэропорт Шереметьево)
Двести двадцать шагов...
Город твой под крылом... Всё вернулось «на круги своя»,
И на оклик пропавшее эхо опять отвечает.
Турбулентность. Разбита безбожно небес колея.
Страх – «к тебе не успею» – на шее ладони сжимает.
Мне бы жизнь отмотать, словно плёнку в кассете, назад
И, как встарь, за плечами поникшие крылья расправить.
Но, увы, не найти в зазеркалье закопанный клад.
Жизнь – не сказка, и в ней исключений не будет из правил.
Я нарушил запрет: обещанье тебя позабыть,
Никогда не звонить, не отыскивать повод для встречи
И за тенью прошедшей любви по пятам не ходить.
Только доводам разума сердце больное перечит.
На губах от твоих поцелуев остался ожог,
В послевкусье разлуки – степная, полынная горечь.
Одиночество вновь поднимает на воздух налог,
И хриплю, задыхаясь, ведь чувства не скроешь в оффшоре.
Я не знаю тех слов, что ты скажешь, увидев меня.
Лёд растает в глазах? Не останется взор равнодушен?
Разлетится ль на сотню осколков обиды броня,
Иль фальшивая нота тональность аккорда нарушит?
Боль дрожит мотыльком на холодных, бесстрастных весах.
Ожидание взвесить – мерила аптечного мало!
Силуэт твой в фойе промелькнул... Исчезает мой страх,
Двести двадцать шагов до тебя и до счастья осталось.
(Aeroport Casablanca Mohammed V).
P.s.
Нас с тобой разделили широты на Север и Юг,
В наших душах судьбою прочерчен экватор незримый.
Не бывает любви без счастливых мгновений, разлук,
Но забыть невозможно про ту, что шептала: «Любимый!»
11.2016 – 10.2017 (Москва – Марокко)