Совсем недавно, гулким эхом, промчался вой тревожных труб.
Казалось, будто бы недавно, касался он девичьих губ.
Еще не смолкли отголоски тех страшных слов: «Война! Война!»
И вот она тихонько плачет, и вот она совсем одна.
Они уходят стар и молод, они уходят брат и муж,
Отец и сын, стоят рядами и не боятся зимних стуж.
Их не тревожит зной полдневный и дождь осенний проливной.
И не нарушит враг, презренный плечами сомкнутый их строй.
Они стоят за тех, что дома зажгли лампаду у икон
И чьи сердца, тревожным стуком, слились в один небесный стон.
Они стоят за тех что дома в слезах застыли у окна.
За тех, которые в тревоге давно уже лишились сна.
В углу горят неровно свечи и тихо бога молит мать,
Что-бы еще хоть раз, живого, ей сына дал он увидать.
Иль в сарафане цвета неба, с глазами синими как лед,
С мольбою, к небу обращенной, девчонка милого все ждет.
А сколько их, войной сожжённых и не вернувшихся домой,
Уж не напишут нежных строчек девчонке самой дорогой?
А сколько прерванных свиданий в бомбежках обратились в прах?
И вновь горит от расставанья в ее глазах девичий страх.