В «сто тринадцатой» Натаха —
На Христово Рождество
Взбеленилася деваха
Ни с того и ни с сего.
То ль соскучилась по маме,
То ли крыша потекла —
Взобралась на стол с ногами
И разделась догола.
Вся охрана посбежалась
И столпилась у глазка.
А Натаха распалялась
На забаву всем ЗК.
Танцевала, да так ловко,
Что старшой ей стал дерзить:
— Эй, — орёт, — а ну, верёвка,
Хватит булками крутить!
Нет спросить бы, что случилось —
Ну, ни сердца, ни души!
Тут и ключница явилась
Местный в юбке «Чан Кайши».
Рот скривила, хмурит брови:
Мол-де не на что смотреть —
Клок волос, полкружки крови
И костей мешок на треть.
И кричит: — Одень рубаху!
Не позорь тюрьму, а то…
А в ответ: — Пошла ты…
Не одену ни за что.
Разошлася, ну умора —
Пяткой по столу лупя:
— Вызывайте прокурора,
Я сегодня вне себя!
Тут сосед наш, Сенька Пряник —
Прощелыга, плут и вор:
— Выводи, — кричит, — начальник,
Я ей буду прокурор!
Но и вору был стоп в гору,
Средь жулья начался спор:
— Так какого ж прокурора,
Если вор не прокурор?
Вся тюрьма взялась за чашки,
Стук да грохот, вой да плач.
Буц-команда рвёт подтяжки,
Во главе дежурный врач.
— Вон они! Держись, неволя,
Лезь под нары, стос гаси…
— Кто тут властью недоволен?!
— Ну, ага — ещё спроси.
Наконец-то будет страху!
Глухо щёлкает запор.
И несчастную Натаху
Волокут на коридор.
Рвётся девка, стонет: «Больно!»
И в глаза плюёт врачу:
— Я не властью недовольна —
Я морожено хочу!
Врач был дока, тёртый, ушлый,
Не таких видал за жизнь.
В общем, дальше было скучно —
Посмеялись, разошлись.
Эх, тюрьма! То ль разрыдаться,
То ль повеситься с тоски —
Никого сегодня в карцер,
Никого под молотки.
1989