Рэндал, она одного боится — проснуться, а нас тут нет, а мы все сбежали,
И некого больше лечить, пугать крахмальным халатом, шприцами жалить.
На прошлой неделе я видел таксиста в окно, он привез старушку.
И я позавидовал.
Крепко завидовал.
Он сел и уехал. Домой, на диван к подружке.
А бабка — осталась.
А я завидовал.
Страшно завидовал.
Когда-то и я волочился за девками, знаю, не веришь, Мак, но я слыл гулякой.
Я в январе одевался в белое, не пил из мелких стаканов.
Я каждый раз ей крикнуть хочу: «Сволочь! Не трогай Мака!».
Но я сижу молча, вдыхаю пыль и запах больных стариканов.
Рэндал, за честь я почту вариться с тобою в адовой жиже
в одном котле!
Ты с медсестрой не встречайся взглядом — ей дай лишь повод.
Один из парней в том месяце все зубоскалил, смотрел бесстыже,
А у нее в руках был чехол больничный, а в том чехле
Тоненький и оттого смертоносный электропровод.
На этом ковчеге мест уже нет, Макмерфи, спасайся,
Знаешь, на воле я был вождем не только по званью.
Медсестра Рэдчед крепкой рукой держит нас за яйца,
Мы стянуты бабой — и белой рубашки тканью.
Я видел кукушкины гнезда, Рэндал, в них нет птенцов,
Все бесприютными пасынками прячутся по оврагам.
Ты посмотри на нас, Мак, у нас, у живых — глаза мертвецов.
Забыли о боге, о женщинах, обо всем. А Рэдчед и рада.
Дьявол нам дал этот ад не в урок, а чтобы потешиться вдоволь.
Дьявол в белейшем халате и с аккуратной прической.
Рэндал, на воле оплакали нас и замуж пошли наши вдовы.
Рэндал, в больничном карцере пол не такой уж жесткий.
Я больше других не спасаю, Рэндал, забей и ты.
Ведь, вероятней всего, ты не увидишься с ними,
Когда на твоей башке закрепит Рэтчед болты
И улыбнется сверху тебе губами сухими.
Рэндал, я помогу тебе, я силен как бык,
Тот умывальник в углу, он держится ненадежно.
Рэндал, меня не сломать. Я — индеец!
Мужик!
И ты мужик.
И нам на волю — можно.