Здравствуйте, уважаемые друзья. В данной прозаической миниатюре автор затрагивает одну из глобальных проблем поколения, которая, надеюсь, не вызовет равнодушие у представителей современного гражданского общества. Проблема связана, прежде всего с ценностными ориентирами людей и необходимостью оздоровления единого сердца народа, состоящего из крохотных сердечек (нас).
Билось сердце, сердце билось,
Сердце, что из всех сердец
Монотонностью разбилось,
Поколению - конец?
Сегодня сердце поколения работает, как исправные часы, реагируя на окружающую реальность монотонным и равнодушным биением. Оно вполне здорово? - не думаю, но по-моему в нем поселилась сгоревшая осень с жухлой листвой, а еще раздирающий сердечную мякоть до рубцов - беззвучный смех. Смех маленьких обугленных людских сердечек. Смех, в котором на волнах Мироздания дрейфует не сердечная Аврора, а только лишь лодочное сердце поколения. И лишь маяк, в своем взоре собрав пучки света от крохотных сердечек, как обиженный малыш, не сдерживает своих искренних слез разочарования в народном сердце, которое, проработав без сбоев, увы, может остановиться.
Мне ничего не надо, слышишь,
Когда народ богатый нищ,
Лишь потому на ладан дышит,
Что рана каждая, как свищ.
За народным окном постепенно темнеет, глаза крохотных сердечек слипаются, и вдруг на небе появляется Нечто в форме сердца и начинает вслух читать стихи. Стихи, в которых боль отзывается громом и дождем, а ведь каждая тучка - это сердца, которые сейчас (периодически замирая от конвульсий) бьются учащенно. Ты слышишь, видишь, народ? - я представил у себя на ямочке ладони сердце поколения и, казалось, что сейчас, вырвав собственное, вставлю вместо него народное. Тишина ходила по струнам гитары, становясь громче с каждым мгновением, а неизгладимое монотонное биение сердец становилось с каждым мгновением. Нездоровье крохотных сердечек стало скрытой панацеей, которую сразу диагностировать достаточно сложно и, видя, Вы отказывались видеть. Народ...прислушавшись к каждому звуку убийственной тишины, я начал крохотным сердечком общаться с народным сердцем речами бури, дождя, грома. А в сердце поколения выглянуло солнце иллюзии, которое было холоднее, даже зачерствевшего айсберга.
Где солнце - айсберг, а не пламя,
Где лучик - это лед и мгла,
Там сердце каждое, как камень,
Там искра каждая - зола.
Я никогда не думал, что солнце может стать таким холодным, как сердце нынешнего поколения, проходящее канатоходцем по-над бездной естества. Наверно, потому так дождь правдив, что, ударив голову каждой тучи об землю, извилины работают, пузырясь в лужах, то помедленней, то побыстрей, дефилируя на грани жизни и смерти. А, может, дождевые пузырьки - это отражение крохотных сердечек, которые с каждым мгновением разбиваются все отчетливей и интенсивнее, а действуют подобно кораблям на просторах безбрежного жизненного моря (моря слез и счастливых надежд). Выйдя из дома на народную улицу, я увидел, как неподалеку от меня идет босой парень, не боясь простыть под холодным дождем. Народная толпа, увлеченная модными трендами, кичилась новой обувью с обугленными сердцами. У обуви тоже есть сердце первоначального автора, а, может, было, пока люди не зашили его деньгами, равнодушием и обыденным взором глаз, бессмысленно искрящимся под дождем. Иронический смех, обращенный к парню, переполнил народную толпу, и она хором крикнула: "босяк". Смотрите, ему нечего обуть, но, несмотря на все обиды и укоризны, парень шел вперед и каждая дождевая слезинка, коснувшись его ступни, отзывалась чьим-либо крохотным сердечком. Парень видел и чувствовал, как представители народной толпы разбивают сердце одной пары обуви за другой. Он видел, как народ, насыщенный материальными излишествами, гибнет, богатея, гибнет сердцами, стертыми до дыр животными инстинктами. Деньги сыграли на творческих струнах, как отъявленный дилетант правосудия в лице народа, а босой парень под проливным дождем стучался в глухие двери людских сердец, которые выстукивали марши победы в похоронном стиле, сами того не замечая. Свои чувства они, как будто завернув в папиросную бумагу, выкурили сигариллами, а табачный дым, незаметно выедая кусочки неба, оставлял проплешины в тучном царстве. Несмело показался лучик, за ним - солнце, обманчиво гревшее крохотные сердечки и чьи-то влюбленные руки с сомнительными пальцами верности. Казалось, ничто не могло помешать остановке народного сердца, но вдруг, босому парню, как вдохновение неба, встретилась босая девушка, крохотное сердце которой отличалось красотой, а не красивостью. Выдержав паузу нового знакомства, тучки, сцепившись воздушными руками, сморщили бровки, и снова на струнах народного сердца заиграл дождь, отражая монотонное биение крохотных людских сердечек, влюбившихся, но не полюбивших друг друга.
Меняют обувь, как перчатки,
Меняют точно так сердца,
Вкушая плод из яда сладкий,
Народ, себе не восклицай.
Еще один день пошел "ко дну", как корабль, потерявший всяческие надежды на поиск маяка, а прохожие эффектно цокали каблучками, показывая искусственные силиконовые губы и все то искусственное, чем жила красивость. Невидимый туман сегодня, как будто символ поколения. Он был практически в каждом шарике глаз, запрыгавших попрыгунчиками возле несметной роскоши и продав себя за этот несметный бесценок. Ах, как соблазнителен туман, который подобен райскому змию, обхитрившему первых людей Земли. Материальный наркотик, от которого частично смогли отказаться единицы из миллиардов. Поэтому, наркотик начал действовать незаметно, но беспощадно, истребляя все то, что априори бесценно. Запах красивости, как табачный дым, проникая в легкие и крохотные сердца, провоцировал на новые подвиги одного, второго, третьего безличного лица, впоследствии покусившись на поколение. Сердце поколения, окровавленное невидимыми крохотными шрамами, еще стучало, оставляя время каждому сердечку для того, чтобы попытаться искоренить равнодушие, эгоизм и ненависть людей по отношению друг к другу. Я видел тех любящих невооруженным глазом. Глазом, который насыщен чувствительными рецепторами поколения. Как и в прошлый раз, когда встретились любящие люди, шел дождь. Однако сейчас эта пара напоминала раненых лебедей, которые все отдали ради любви и во имя нее, а не жили ради собственных удовольствий. Раненые лебеди летают лучше самых искусных и гордых птиц, потому что их сердечная симфоническая гармония звучит в унисон музыки Вселенной, которую надо слышать. Смотря на полученные увечья от безумного поколения, казалось, что пара белых людских лебедей несет не только свой крест, но и крест всего поколения, чувствуя беду спокойного народного сердца. От людской жестокости пульс каждой крохотной тучки учащался, и казалось, что народное сердце, выпрыгнув из объятий Преисподней, навсегда разобьется на крохотные осколки, об которые станут резать босые ноги людские лебеди. Пули, камни, словесные издевки вместо хлеба внимания бросали надменные люди в лебедей, но больше ранили друг друга, подобно самоубийцам, не познавшим ни одного из законов Вселенной. И каждый камень, и каждая пуля, задевшие крылья людских белых лебедей, постепенной нарастающей мучительной болью отзывались на народных обидчиках. Богатая и внешне великолепная жизнь поколения превратилась в существование ради самого существования, а не ради любви.
Любовь распять, хотя и можно,
Влюбленный в золото народ,
Но, если ты, народ–безбожник,
То не идти сейчас вперед.
Я никогда не сомневался в силе народа, прошедшего огонь, холод, окопы и все непреодолимые препятствия, но никогда бы не смог предположить, что камин, сытость и ровные дороги без терний смогут настолько развратить народ, что, даже вездесущие тараканы перестанут взаимодействовать с ним, что, даже родная природа, которая всегда отличалась изяществом перед нынешним Поколением, предстанет в сером цвете. Цвете, наполненном безыдейностью, безумной демократией и безысходностью пути в информационную реальность, построенную на кибермонстрах. Крики «ау» былого вызвали неодобрение у настоящего перед консерватизмом и были разорваны в клочья, как облака, изрешеченные пулями иллюзорного солнца. Народ подобно коту катается в солнечном "масле" и ест ядовитый денежный "винегрет", давясь от сухомятки, а все для того, чтобы меньше досталось другим. Я был свидетелем разговора трех времен, которые не могли найти компромисса в этой жизни. Народ, слыша звон, не знал где он, вмешиваясь в дискуссию и назвав "компромиссом" бескомпромиссность настоящего по отношению к былому и грядущему. "Распни былое", "приготовь крест для распятия грядущего" - эти мысли, как навязчивые пчелы роились возле народного сердца, безжалостно жаля его, но оно оставалось пропитанным холодом и голодом, которым, казалось бы, нет конца. Люди, расправив "материальные крылья" сегодня летели в бездну. Бездну, которая была наполнена солнечной иллюзией. Крылья любящих белых лебедей, ощущая мучительную боль, едва-едва отрывались от земли, вызывая еще большее пренебрежение у гордых птиц, умевших и не умевших летать навстречу Божьей благодати. И вновь денежная ирония: "я все и всех куплю" - смертельная монотонная речь народного сердца. В это мгновение лучше бы оно остановилось совсем, но тук...тук...тук. Память, жизнь, любовь? - размечтался. Куда до любви, проросшей корнями из былого и настоящего в грядущее? Удовольствию лучше жить, существуя, мгновенно меняя оттенки и краски, оставаясь эффектным и привлекательным с пороком безобразности.
Ты навсегда, мой друг, запомни,
Что где бы ни был ты и с кем,
Не будет двух сердечных комнат,
Не будет двух любовных тем.
Солнечные иллюзии ослепили прохожих, и они ничем не отличались от кротов, рывших ямы другим. Орган зрения оставались таковыми лишь для обозначения органа чувств и не более. Парня и девушку, действительно полюбивших друг другу, прохожие сочли за бедных неудачников, не снискавших в этой жизни почета и уважения у окружающих. Богатыми людей стали делать деньги, а не сами люди становились таковыми посредством духовного совершенствования индивидуальностей в едином организме. Крохотные два сердечка, полюбившие друг друга, продолжали следовать дорогой спасения народного сердца, несмотря на все укоры, насмешки и укоризны. Просто они не такие, как все. Их биение не отличалось монотонностью, и доктор-время их то замедлял, то опять учащал, совместив былое, настоящее и грядущее. Любящие пошли против всех, хотя и были вместе со всеми. Народное сердце продолжало биться монотонно, и каждый доктор в крохотном сердечке не находил никаких симптомов болезни, поразившей целый народ. Счастье всегда было рядом с народом, но зачастую люди видели в нем удовлетворение потребностей в материальных благах, а также случайные связи мужчины и женщины, считая данный акт высшей любовью или идеалом мужественности и женственности. Пара любящих, а не влюбленных друг в друга людей, высшей ценностью считала духовное, а не материальное благосостояние. Поэтому в современных экономических условиях по сравнению с ушлыми миллионерами любящие собирали денежные крохи, но зато насыщались духовной пищей. У большинства людей были не только средства для пропитания, но и для роскоши, а чего-то все равно не хватало, потому что животные инстинкты с каждым разом становились неутолимей. Хотя монотонный стук сердечных камней сменялся учащенным темпом, но все это было солнечной иллюзией, за ширмой которой скрывался дождь и любящая пара, желающая сделать нынешнее народное сердце поколения любящим, а не влюбленным.
Пусть лучше сердце разорвется,
Пусть лучше раны не зашить,
Чем в тучках "Ливневое солнце",
И чем под этим солнцем быть.
Два крохотных сердца против целого мира крохотных сердец. Это возможно? - два крохотных сердца в пульсе народного сердца, словно две капли в безнадежном море влюбленных заблуждений. Как будто пламя солнца совсем не грело, а сжигало крохотные сердечки, уже сказавшие свое материальное слово народному сердцу, и выдавшие за безделушку любовь. "Люблю, люблю, люблю" - казалось, бесконечно могли слышать уши и сердца, веря в любовь без любви. Женственность и мужественность стали разменными монетами, сведясь к количеству сексуальных партнеров и маленьких побед, одержанных над очередной жертвой (партнером, партнершей). Каждый из них стал для другого завоевателем, а не логичным продолжением индивидуальностей для создания более совершенного образа априорного подобия Творца. Двух крохотных сердечек практически постоянно критиковали окружающие сердца за их утопичную (по современным реалиям) верность, за то, что живя и работая сегодня, они были сделаны из прошлых классических ценностей, которые действительно были таковыми, а не казались ими. Купи - продай, продай - купи. Практически все отношения свелись к банальной купле-продаже, в которой нельзя найти ничего достойного и ценного. Законы общества стали таковыми, учитывая коллективный разум и меняя его на индивидуальный. Люди словесными камнями били в спины друг друга и радовались тому, что сегодня они счастливы. К счастью, счастье оказалось недолгим, потому что истина была настолько далеко и близко от каждого крохотного сердечка, что вызывала бурю негодования относительно цены ее постижения. Каждая "правда" била другую "правду" и "правды" настолько размножались, что сложилось впечатление об их преимуществе, даже над клетками всего организма человека. Хорошо, что истина оказалась долготерпеливой и многомилостивой, и ждала своего заветного часа. Часа, когда выглянет истинное солнце после проливного дождя равнодушия народного сердца.
Она и он неинтересны,
Им интересны те, кто слеп,
Где поэтическая песня
И у любви духовный хлеб?
Если бы народное сердце могло разговаривать с крохотными сердечками, то сегодня оно бы не ответило внятно на вопрос: "зачем или для чего бьется?". Зачем совершает столько монотонных пульсаций вместо неподкупной смены ритма, обозначавшей и радость, и печаль любящих друг друга людей. Влюбленные люди брали от жизни все и даже то, что не имели права брать, мечтая остаться безнаказанными индивидуальностями. Не вкушая духовного хлеба, сделанного из первоначальных лишений и страданий во имя любви, люди ели только чувственно-пикантные деликатесы, сластившие, но не способные насытить сердца. Насколько голодны были крохотные сердечки - об этом было подлинно известно только Творцу, сияющим маяком которого оставались два любящих человека. Крохотные сердечки кораблями дрейфовали на волнах Мироздания, то в одну, то в другую сторону без всякого единого сопротивления влюбленной стихии, понемногу соблазнившей и состарившей народное сердце.
В союзе все сердца босые
С лебяжьим перышком любви,
Сердечки крохотные злые,
Когда обманчив внешний вид.
Любовь слишком мудра и жертвенна, чтобы сегодня являться отражением народа, влюбившегося в глаза красивости. Глаза, где омут сжимает в своем жестоком кулаке крохотные сердечки, разбившиеся, но продолжающие биться. Сердечки, которые бьются в беспамятстве, надеясь, что завтра на берегу жизненного моря их будут ждать босая Ассоль и романтик-Грей. Зачем народу босая Ассоль и романтик-Грей, мысленно странствующий по небесным волнам Мироздания, во имя и ради любви. Зачем два лебедя с окровавленными перьями, которые при всей схожести с другими, отличны от них, прежде всего, точкой зрения: любовь - Вселенная, а не словесная безделушка, раздаваемая направо и налево. Я стою перед толпой, застыв, как мумия, от вполне "здоровых" крохотных сердечек и, вроде бы, видящих глаз, однако невольно тлеет искра надежды, как первый снег, трусцой прыгавший по веткам и щекотавший пятки тропинок вопросом: как спасти народное сердце? У всего земного и сущего есть определенный срок. Даже самое выносливое сердце когда-то остановится, но забьется новое. Народное сердце посредством неимоверного подвига крохотных сердечек будет жить только тогда, когда любит. Только, когда пары людских белых лебедей размножатся не ради удовлетворения собственных потребностей и получения благ, а ради проявления любви жертвенностью двух индивидуальностей во имя высшей ценности народного сердца. Эта ценность неприметна с виду, но настолько значима, насколько значим дождь растрескавшейся земле, либо как луч значим беспробудной тьме. Когда не тук...тук...тук..., а тук-тук-тук, как проливной дождь, звенящий крохотным сердечкам и омывающий их от соблазнительной нечисти. Пусть лучше осколки крохотных сердечек станут колоть народное сердце, чем оно внешне будет выглядеть здоровым, находясь присмерти на кресте равнодушия. Пульс 100, 200, 300 - именно так воскресает любовь пешеходных лебедей, а, следовательно, народного сердца, у которого будет увековеченное великое будущее.