Таинственное исчезновение. Из цикла рассказов Спро

Евстафьева Татьяна
      
   
  Люблю рассматривать чёрно-белые фотографии в старом семейном альбоме.  Они аккуратно наклеены на большие картонные страницы.  Позы людей до смешного застывшие и фон часто одинаковый.  А вот на этой - не так…  Я с волнением вспоминаю событие дня, с которым связана эта фотография.  Сейчас постараюсь разукрасить и оживить её.
    Мне здесь года четыре-пять…  Бантик на одной из косичек развязался, и синяя атласная ленточка повисла змейкой по байковому платьицу в красно-синюю шахматку. Я с интересом разглядываю мужчину, сидящего у радиолы...
                ---"---
    В наш городок в горной долине грозы приходили неожиданно, мгновенно накрывая небо сплошь тяжёлыми чёрными тучами, превращая полдень в ночь.
    Вот и тогда темнота вдруг поглотила яркое летнее солнце, заискрила молниями, загрохотала!..  Зашумел дождь, полился по окну обильными ручьями.
    А в комнате от абрикосового шёлка абажура по-праздничному светло и уютно.  Мама в цветастом крепдешиновом платье расставляет на столе столовый сервиз, протирая каждый предмет, наброшенным на плечо длинным – до самого подола, кухонным полотенцем, и прикладывает к тарелкам по, сложенной треугольником, батистовой салфетке.
    Папа на краю стола колдует над фотоаппаратом.
    Стук в двери…  Он подскакивает и, не выпуская камеры из рук, бежит открывать.  Из прихожей доносятся восторженные приветствия.  Через минуту с папой в комнату проходит статный мужчина в светлых брюках и шведке. Он смущённо оглядывается на следы от промокших носков, и весело улыбается.  Да так, что от этой улыбки подскакивает моя детская душонка.
    Мама с радостью выдвигает для гостя стул.  А он выбрасывает вперёд руку, будто высвобождает часы из-под невидимого манжета и вопросительно кивает на приёмник, мол: «Можно включить?»
    Большая полированная радиола красуется на этажерке с пластинками.  Этажерка, как барышня - в белых «Ришелье» и короткой кружевной накидке в помпончиках из бордовых бархатных нитей.
    Незнакомец кивает на это сооружение и издаёт одобрительное «Гмы!!!».  Сейчас я думаю, что это «Гмы!!!» относилось к большому количеству пластинок. Он присаживается на табурет, и поставив локоть на колено, кулаком подпирает подбородок.  Другой рукой крутит ручку радиоприёмника – пытается поймать нужную волну.  Но из радио только шипение и скрежет.  Наконец прорвался голос диктора: «…двенадцать часов.  Вы слушаете последние известия».
    Я неотрывно, как заворожённая смотрю на гостя, в надежде снова поймать обворожительную улыбку.  А он серьёзен и сосредоточен.  Крупные черты, выразительные глаза…. Такой необычный, нездешний...  Папа подхватывает меня под мышки и переставляет подальше.  Но я, как гвоздик к магниту, незаметно для себя, снова оказываюсь рядом.  Мужчина подмигивает мне, и опять прилипает к радио.
   А голос диктора прерывается, хрипит, шуршит, порой и вовсе замолкает.  Тогда гость, пытаясь лучше расслышать, плотнее прижимает ухо к динамику.
    Вдруг ослепляющая молния разрезает чёрное небо.  Оно взрывается с жутким грохотом, кажется, прямо в комнате, сотрясая наш дом и всю землю.  Я содрогаюсь, зажмуриваю глаза, зажимаю ладошками уши... Гром уходит грозно, раскатисто...  Мне бы к маме - прижаться, спрятаться под полотенце!..  Но я не двигаюсь с места - стыжусь гостя.
    Радио теперь вовсе молчит, подчёркивая полную тишину.
    Папа, смачно выругав грозу, торжественно окликает: «Прошу к столу!».  На столе в глубоком блюде с золотистой каёмкой уже исходят ароматным паром мамины пельмени.
    Но мужчина будто не слышит – все еще прижимается к динамику.  Мама тоже зовёт: «Ну, давайте, пока горячие!».  Потом недоуменно смотрит на гостя, сбрасывает на стул полотенце и, вдруг, быстро уводит меня.
    …Вернулась я, когда за распахнутым окном уже весело голосили птицы.  В залитой солнцем комнате никого нет.  Пустой стол аккуратно накрыт скатертью.  Все как обычно. Но я неосознанно ищу ответ на еще не сформировавшийся вопрос, и, кажется, нахожу... - в том месте, где сидел незнакомец, в полу появилось маленькое ярко-чёрное углубление.
   Внутри меня что-то ухнуло, и я, прокручивая картину грозы, жду, когда оно вернется, и оно возвращается, волоча за собой мелко дрожащий ужас.
                ----"----
    К маме я приходила не слишком часто.  Она старенькая, но со светлой головой, доставала альбом, присаживалась у боковины дивана, в надежде, что я вместо спешной помощи по хозяйству, просто посижу рядом.  Расспросить бы тогда об этом, так заинтересовавшем меня в детстве, человеке и о его таинственном исчезновении.