Я вряд ли в сказке был хорош!
Но — делал это — поневоле...
Так мне писалось: в высшей воле
Лишь, пишет тот, там где найдешь.
И потому, мы все, под Богом
Внимаем смыслу бытия
В движеньи быстром или строгом,
Живут в гармонии тогда
Слова и дЕла, если знаешь,
Что хочешь лучше. Задарма
В сердцах других ты не бываешь.
А, впрочем, тоже — иногда...
Так или — Иначе — простите!
Коль не пойдет, то — отложите.
Часть I
Долго-коротко-ль, пока
Вездесущая молва
Свадьбу скорую пророчит —
Кто узнать про то захочет
Прочитайте не спеша
Чем закончу сказку я...
Интерес ли, лень в страницах,
Или — глупость, убедиться
Вам оставлю. Но скажу,
Что такое наяву
Не могло бы приключиться,
Если б были бы границы
У земного бытия...
Сказка полностью моя
Вам докажет то с лихвой!
Но, читатель мой, постой...
Там уж вижу я начало!
И хоть, может, запоздало
Поспешим, друзья, туда!
Прочь, змея моя — тоска!! —
Вновь играю я словами.
Золотыми небесами
Скован я... И окрылен!
(Хоть немножко напряжен)
Это счастие! Друзья!
Вновь живу! — меня слова
В жизнь влюбиться заставляют...
Но довольно. Люди бают,
Есть леса. И в них ручьи.
И расходятся они...
А в лесах, сказать — глухих
Люди сделали прорехи.
И, как осенью орехи
Сыпет дерево, так там
Избы жмутся. Тут и там.
Люди в тех местах живут
До того, как не умрут:
Жизнь дана и надо, знать,
Хочь не хочь, а — доживать...
Все же, вам не расскажу
Больше ничего. Ей Богу!
Сам вот, прямо, не пойму
Отчего пошел в дорогу...
И зачем позвал и вас?
Лучше б хвастовство оставить!
Нет, его бы про запас...
Все надеялся уладить! —
Думал, будет вдохновенье,
Огонек блеснет в груди
И капризное мгновенье
Я поймаю за грудки...
Черта — с два! — Сказать не к ночи,
А писать уж нету мочи:
Словно быстрая метла
В голове все подмела!
Хоть бы... ну, одну соринку!
Ну, хоть бы малую пылинку
Там оставила она! —
Пусто там, как никогда.
Счас пошлю за бандуристом.
— Мальчик! Сбегай-ка за ним.
Да, не тяни. Давай-ка, быстро!
Он живет здесь нелюдим.
Но, пока старик придет.
А пока он запоет...—
Про него я расскажу!
Только что?! Я наяву
Про него совсем не знаю...
Вдруг его я заругаю.
Ненароком. Я могу.
Лучше будет — помолчу.
Вот! Молчу уж пять минут...
Бандуриста не ведут.
Где он?! Черт его дери!
Ой! Шербухнулось в груди!!
Может, это — вдохновенье?
Счас посмотрим-поглядим...
А уж перед глазами дым...
И в организме — измененье...
Да, так я остановился...
Боже мой! А не приснился
Мне ли — странный мой рассказ?!
Страшно как-то!.. Но у нас
Выбора по счастью нет:
Мне — писать, вам — видеть свет
Тот, что я пока не вижу...
Потяну еще — обижу...
Да... Так вот. В селе жила
(Сами знаете не хуже)
В том, красавица одна:
Девица искала мужа.
А как не ладь и не крути,
Не ворчи и не надейся —
Да поди его сыщи!
Не найдешь, ну хоть убейся...
Загрустила тут сполна
Маша — девица-краса.
Вянет цвет, проходят годы —
Маша наша от природы
Переборчива, ну страх!
(Не пойду за просто так:
По святой лишь по любви.)
Ну, поди ее пойми!
Вечно с бабами проблемы.
Точки, ребусы, дилеммы.
Скоро — нам, а Маше — нет
Проходил старик в сто лет.
Прорицатель-чародей...
И сказал тогда он ей:
— Где спускается гора,
Начинается долина, —
Говорил он ей. Она
Речи внемлила.— Где сила
Затаилася у вод,—
Ждет тебя упырь-урод.
Он и будет твой жених...
Упустить побойся миг! —
Собирайся-ка туда.
Счастье там твое. А я
Из селенья ухожу.—
Развернулся чародей
И пропал, куда и скрылся...
В ту же ночь в постеле ей
Странный очень сон приснился...
Что она бредет долиной.
Снег. Пурга. Течет ручей.
Не ручей — река. Низиной
Холод режет до костей.
Засвистал, забился ветер,
Закружилась круговерть.
И в тревожном сером свете
Кто-то начал громко петь...
А она бредет сквозь вьюгу —
Замело, не видно стать.
И на целую округу
Вой и песню ту слыхать!
Побежала! Нету мочи!
Треск! Сломался хрупкий лед...
И она проснуться хочет.
И не может. Устает:
Льдины скользкие хватает,
Воду пьет холодным ртом.
И под воду исчезает.
Все померкло... А потом
Открывает сини очи...
Смотрит вверх. А перед ней
Юноша стоит, хохочет...
— Кто вы? — Он уже над ней
Маску пальцами сдирает,
Кожу рвет с своей груди.
И поет! Нет-нет, он... лает!
И лицо его в крови!
Маша коротко метнулась,
Испугалась и проснулась.
Что бы значил этот сон?
Что сулит и что урочит...
Маша погадать на кон
У гадалки вещей хочет.
Долго день невзрачный длился.
Так, всему идет конец —
Вечер встал, росой умылся,
Красный над горой венец...
Где-то крикнула кукушка.
Маша смотрит, обмерла...
За околицей — старушка...
Вдруг из лаза, где дрова —
Прыг — лиса. Бежит к старухе...
Хвать! И ну ее давить.
У старухи вянут руки
Ей лисицу не отбить!..
Но девица подбежала
И лисица убежала...
Распростерлась ниц старуха.
Стынет жизнь в пустых глазах.
Простонала тихо, глухо,
Сверток белый Маше дав.
— Кто вы, бабушка? Лисица
Вновь сюда не возвратится!
— Расскажу я... жаба... бить...
Там живет... игрушка... выть...—
Бабка что-то отвечает.
Встать ей дева помогает.
И ведет ее в свой дом,
В тот, где снился странный сон.
Маша случаем томится —
Он ей явно помешал
У гадалки появиться:
Разгадать, что Бог ей дал.
Делать нечего. Старуха
Чуть жива — не чует ног.
И ведет ее под руку
Девка в дом. Чуть на порог...
Бабка вдруг перекрестилась,
Подкосилась. Замерла...
Голова ее свалилась
И старуха умерла.
Изменилась Маша ликом.
Побежала со двора.
И соседей громким криком
На подмогу призвала.
Делать что? И кто такая,
Оглядев, не узнавая,
Яму вырыв, опустили...
(В тот же вечер схоронили)
Разобрали до конца
(Помогли, насколько можно)
Злополучные дрова.
Посмотрели осторожно,
Но гнезда там не нашли
Как ни рылись, ни искали.
Попрощались и ушли,
Словно вовсе не бывали.
Ночь глубокая нашла —
Звезды в небе засверкали.
Машу звуки напугали
И к соседям спать пошла.
День уж, после, не решалась
Маша счастие узнать.
В третий — мужества набралась
И ушла опять гадать.
Вот он дом большой, гадалки —
Цепью бьет огромный пес.
От хозяйки, длинной палки
Лезет в будку. Черный нос
Скаля клык, приподнимает,
Недоверчиво рычит.
А гадалка обнимает
Машу. В дом идти велит.
Задержавшись, повозилась —
Ненадолго отошла —
Тут же, впрочем, появилась,
Вылив воду из ведра:
— Ну? Чего же не заходишь?
Заходи! Давай сюда...
Вот... Садись. Сомненье множишь...
А ведь давно ко мне пора...
Знаю я, твои печали
Ждут тебя уж тут как тут.
И обойдут тебя едва ли...
Дай мне руку... Обойдут!
Эта линия — вот видишь...—
Жить ты будешь много лет,
Если, впрочем, не обидишь
Ты его... А эта-а... Нет!
Быть не может...
— Что такое?! — дева сжалась, напряглась.
— Мысль одна меня тревожит...
Та лиса не зря гналась!
Да, ведь я и это знаю —
Все тебе сейчас скажу...
Я не первый раз гадаю
И других не признаю...—
Трет гадалка руку, гладит
И глядит в нее... Глядит...
С мыслью мысль послушно ладит.
И негромко говорит:
— С давних пор в уединеньи
У подножья белых гор,
Где ручьи, как вдохновенье,
Собираются в узор...
Чередой чернеют тучи,
Солнце спрятав на запор...
Ветры длинные тягуче
Обнажают гор покров,
Где летят снега лавиной,
Возмущая небеса.
Где спускаются на диво
С ревом дикие стада...
Есть гора, росой прикрыта —
Необычна и остра:
Из черненого гранита,
Что не стынет никогда.
Всё как есть. Но ходит время —
Надвигается луна —
Вороньем глумливым пеня
Разлетятся до утра
Горного, куски, гранита...
Дальше все туманом скрыто...
Разглядеть я не могу
Что тебя там потревожит.
Но одно тебе скажу —
Счастье там. Оно умножит
Дни твои, твои мечты...
Что к добру устремлены!
Погоди же! Выпей чаю...
И не бойся — не кусаю.
— Что вы?! — Маша в алый цвет —
Я пришла... А вы сказали...
— Что? Видение? — Нет-нет...
Как мне быть, найду едва ли!..
Ночью сон мне как-то снился:
Я иду... Метель-пурга...
Треснул лед и обломился.
И под воду я ушла.
Скрылось все. Потом — очнулась:
Лишь глазами повела —
Надо мной ОНО нагнулось!
— Что? — Сама не поняла...
Только страшно мне, гадалка...
— Что и делать — не скажу...
Я б сказала — мне не жалко!
Только делу твоему
В этом сне — прямая польза.
Но, едва ль, найду слова
Больше чтоб... А ты не бойся:
В сне — беда не велика.
Вот. На том и порешили,
Посидев еще слегка —
Чаю с пряником попили
И домой она пошла.
Дома ж девке не сидится:
То вздохнет, то кинет в дрожь,
То пойдет воды напиться,
То во всем увидит ложь...
Пальцами окно ласкает...
Поглядела вниз... И... Ах!
Сверток тот в глазах не тает,
Что покойница в руках...
Вскрикнула, как будто жало
С ядом кровь ее нашло.
Маша, было — побежала...
Но — вернулась... Все прошло.
Наклонилась. Развернула.
Мягко, бережно взяла...
Не игрушку, а — зверушку
Словно в руки приняла...
Но потом уснула крепко
Так что вовсе не была.
И не слышала как цепка
Колотила ворота...
Часть II
Что ж! Душа ее устала
Счастие свое искать —
Сколько б сердце ни страдало
Всё одно, ложится спать.
Утром снова тяжкий грохот:
Бьется кто-то по дверям —
Снова чудится ей хохот
С лаем-песней пополам...
Испугалась и проснулась:
В дверь дубовую стучат!
Маша встала и обулась,
Бросив на пол беглый взгляд.
Током бьет: — А где игрушка?..—
Вон... У стенки, под столом...
Открывает. Побирушка
Входит боком к ней и в дом.
Просит дать ей на дорогу
Денюжку... иль — пирожка...
Маша собрала. И воду
Просит выпить из ведра.
Только "бедная" ушла,
Оглядела Маша хату,
Нет игрушки той мохнатой,
И воровки след простыл...
Побежала за бродяжкой,
Прям у леса нагнала.
И в упорной схватке тяжкой
Палку нищенка взяла —
Била-била... Маша камень
Придорожный подняла,
Метя в голову. И наземь
Побирушка прилягла...
В тот же день засобиралась:
Двери, ставни заперла,
Помолилась, попрощалась,
Поклонилась и пошла...
По дороге, по родной.
За деревню быстро вышла.
Там, тропинкою большой
Шла, пока она не вышла.
Дальше — хуже. Тонкой ниткой
В лес глухой вели следы,
Что опасною визиткой
Протоптали кабаны.
Маша шла. А лес сгущался
Ниже все. "Наверняка, —
Думала она,— достался
Мне один лишь путь — туда!" —
Но с тропинки не сходила,
Той, что рыли кабаны.
Всё одно! Одна могила
От клыков и от беды!
Темень к вечеру спустила
Долу, лес и все вокруг.
Дева веток намостила.
Выплыл в воздух белый круг...
Всё! Темно — дождалась ночи!
Хоть молчи, или зови
До исхрипу, что есть мочи —
Докричишься лишь беды.
Лучше Маша не нашла,
Чем скорее сном забыться:
Коль повеситься — судьба,
Так тому — не утопиться.
Спится Маше крепко-крепко...
Полночь скоро. Тихий звук:
Под совой качнулась ветка,
Запищала мышь от мук...
Появился легкий ветер:
Вдруг внезапно налетел.
И порывом дрожь отметил —
Листья нежно оглядел.
Задержался у осины,
Девке потрепал платок.
И заметив у низины
Золотистый ручеек,
Враз туда переметнулся,
Хлопнув множеством ветвей.
Зашептался и задулся
Там уже, как чародей.
Прожужжала сонно мушка
В паутине паука...
Из котомочки игрушка...
Выпала и замерла —
Полежала. Посмотрела
Маше в спящие глаза...
Зарычала, захрипела...
И возиться начала!
Полночь. Всё! Луна блистает,
Светят звезды — не гляди!
И на них игрушка лает!
И манят ее они...
Маша спит уже едва ли!
Голос чудится сквозь сон...
Встала: — Ах!!
— Меня узнали?..
Смотрит близко...— Это ОН!! —
Маша падает, немая,
Вмиг сознанье упустив...
И упырь, ее хватая —
Положил, не уронив.
Всё смотрел, пока займутся
Блеском томные глаза.
Прошептал: — Тебе зачтутся
Богом честь и доброта!..
Жили мы в лесах глухих
Что разводятся ручьями.
Горы льда. И вот — они
Беды нам и накликали...
Реки бурно разливались
Уносили, что дал Бог.
Всем народом исстрадались
И просили, чтоб — помог.
И вода тогда приносит
Горе людям. Люди косят
А она уж на полях.
С кладбища смывает прах,
Топит скот, уносит кров,
Сносит земляной покров,
Обнажает урожай...
Дело в том, что этот край
Был укрыт от непогоды.
Ведь не всё же горе — вОды...
Это лучше, чем — вон там:
У далекого села
Ветер буйный бьет стада,
Сносит крыши их домов —
Словно сонмище воров
Раскидает по земле
Все, что нажили оне...
А уйти... Куда?! Не знают.
А еще, старухи бают,
Что лежит одно село...
(Где-то здесь, недалеко).
И река там есть, и поле,
И луга — одно раздолье.
Солнце ласковое светит,
Нежный ветерок приветит —
Все на радость им дано!
Но и там — нехорошо...:
Наползет, вдруг, темнота.
Словно пчелы у улья
Облака тотчас сгустятся...
(Не дай Бог там оказаться).
Побежит с небес вода...
Стукнет черная гроза...
Ветер дунет ледяной!
Рев зловещий, неземной
Неизменно принесет —
Землю сильно затрясет:
Все смешается тогда —
Доски, люди. И стада
Разбегаются на волю!
Разметает ветер поле...
(Грозная природа-мать
Тоже может убивать).
И тяжелый град потом
Уцелевший чудом дом
Барабаном добивает...—
Тоже тот народ страдает!
Ведь не только, что нажито —
Много в той земле побито...
Так бывает в десять лет
Раз иль два — мне дела нет.
Наша ж участь не менялась:
Через год, иль точно — два,
Снова речка наполнялась
Чьи-то жизни унося!
Долго думали-решали
Как нам жить — как дальше быть...
Жребий кинули: гадали,
Кто пойдет судьбу молить.
Встал один и не вернулся.
И второго канул след...
Третий жребий обернулся
Мне. По молодости лет
Мне сначала отказали,
Не поверив, и ропча.
Но, подумав, в том узнали
Высший зов, так понял я.
Долго шел я понизиной —
Дни и ночи коротал.
Снег и ветер... И лавиной
С градом дождь меня терзал!
Так добрел я до поляны.
На поляне той — цветы.
Там заснул. Заход багряный
Лаской тешил до зари:
На поляне,— света речи...
Сказка эта — наяву.
Птицы дикие щебечут
Вольно. Гордые, в зарю
Наявляют место звери...
Сад пускает дивный плод...
И запахивает двери
Для несчастий и невзгод
Память. Сердце обреченно
Начинает то любить,
Что судьбою благосклонно
Мог лишь случай подарить...
Так прожил я там, не помню
Сколько сладких-сладких дней...
Но однажды взгляд часовню
Уловил мой. А над ней
Змейкою дымок клубится,
Я пошел туда... И что ж?
Свет оттуда серебрится:
Дверь открыта — всякий вхож.
Я зашел. Вверху вороны...
Человек внутри сидел.
И на стенах — ни иконы
Углядеть я не сумел.
Стены черные от сажи —
Неземная чернота:
Свет мозаикой стены мажет
Через три больших окна...
Чудно все. Остановился.
Так стоял — не ставил след.
Человек внутри молился...
Оказалось после — нет!
Я не знал тогда. Играли
В прятки с мыслями слова:
Понял все еще едва ли
То, что мне грозит беда...
Сколько длилось наважденье —
Не сумею рассказать,
Только — тягостное пенье:
Человек стал напевать!
Поначалу не заметил
В тихой песне — ничего,
А потом, душою светел,
Смыслу черному ее
Внял... И вот, что я услышал...
песня черного человека
Ходят-ходят, выползают
Дни из скарба бытия!
Ясной стрелкой отмечают
Война, волка и — меня...
Пусть летят мечтою длинной
Песни серой череды.
И покажутся овчиной
Люди, страны и миры!
Что туда — сюда вернется.
До гробины — верный ваш:
Лунный свет едва прольется
И очнутся сотни страж.
Побегут в леса-долины.
Понаведаются к вам:
В ваши избы и домины,
В ваши — "с горем пополам".
Не летать уж черноокой —
Не прольется больше свет!
ЕЙ, доселе одинокой,
Будут кости на обед!
Не дождаться у лучины —
Не наведаться к огню:
До чумной своей кончины
Друга-дружку перебью!
Стынет жизнь — проходят годы.
Начато уже с природы...
Перекинется на все
Слово вещее мое!
Не нарадуюсь, не каюсь!
Я стараюсь... Я стараюсь...
Помогите... Помогите...
Мне надежду не губите! —
С ней сильнее буду я...
Лейся песня не моя...
Лейся песенка твоя...
Лейся песенка твоя...
С интересом повернулся,
Оглядел. Подался вспять.
Раз... И волком обернулся!
Я — бегом. Он — догонять...
Страх нашел — нахлынул валом:
За деревьями упал.
Слышу только — подбежал он!
И сознанье потерял...
Оклемался через сутки —
Жар в груди. Бросает в дрожь...
Как пред смертью: незабудки...
Косит их кровавый нож!
Силы взял, повел глазами...
Вижу — бабушка стоит
И невнятными губами
Надо мною ворожит.
Пить дала. Сухие травы
Сверху до низу кладет.
Легче мне — не стало лавы.
И рука уже как лед.
Так она меня лечила...
Лишь потом мне говорит:
— Коль не я — тебе б могила,
Но и счас в тебе не спит
То, что жизни отбирает...
В том, что ваш народ страдает —
Здесь причина, наяву!
Вот, что я тебе скажу —
Только ты способен сладить
С бабой Жабой Лопутой!
От себя беду отвадить,
Подарив земле покой...
Баба Жаба — всем помеха —
Чернодевица морей...
Всякой нечисти — потеха
И наставник упырей...
Все, кто — дрянь, не вышел рожей —
Всякий Жабу признаЁт!
Леший, Оборотень тоже...
И Седой их — главный черт...
А живет она в горе,
Что гранитом в леднике.
Как ей в той горе пропасть,
Я не знаю. Не дал власть
Мне на то всевышний боле.
И лежать мне скоро в поле...—
Знаю я, что смерть пришла:
Отворяй ей ворота...
Жаба злобная бывает
Кем захочет слыть легко.
Превращаясь, умирает...
Камнем... живностью... во всё...
Кем захочет, сразу станет.
Лишь она договорила —
Жар объял всего меня:
Волчья шерсть меня покрыла,
Превративши в упыря!..
Зарычал, хватая очи:
— Лучше б рок меня убил!!
И старуху до полночи
Мне помочь в слезах молил.
Снова бабка ворожила —
Лишь в игрушку превратила...
Но приходит час... тогда
Превращаюсь в волка я!
Эта вещая старуха
Кто? Не знаю. Но — беда:
Дальше жить мне — только мука!!
— Я давно ищу тебя...—
Маша ласково сказала —
Жизни нет мне, не любя!
Вместе легче, для начала.
Дальше что? — пождем пока...—
Утром он поворотился
И обратно превратился.
Словно сказкой, диво-день,
Вскоре Маше повстречался:
Солнцем воздух укачался
Скоротив донельзя тень...
Там дорога не виляла —
Вниз с крутой горы пошла:
Дева песню напевала,
Снизу пенилась река.
По дороге вниз спустилась —
Оказалась у воды.
Попила ее. Умылась
И хотела уж идти,
Но решила задержаться —
Платье вниз... Искрой река
Манит Машу искупаться,
И в нее она вошла.
Глубже вся... До дна касаться
Уж не может — поплыла!
Весело одной плескаться!
Но холодная рука
За ногу ее схватила...
Маша в крик! Забилась зря —
Тянет вниз чужая сила!
Скрылась в волнах голова...
Еле к берегу прибилась,
Вышла. Медленно пошла —
Одинокая, забылась
У высокого дубка.
Спала крепко и не знала
Как крутнулася вода...
И упало покрывало:
Туча серая легла.
Вышла баба Жаба. Ветер
Дергал бабу ту — приветил.
ЧАСТЬ III
К Маше Жаба подошла —
Солнце низко опустилось...
Бабы Жабы голова
Вдруг забилась, заершилась.
Изогнулась Жаба низко,
Ветер капли подхватил
Завертел их быстро-быстро
И дугою — заломил!
Солнце тучею закрылось —
Серой высветилась мгла
И на небе появилась...
Чудо РАДУГА-ДУГА:
Все оттенки неземные
Цвета серости и тьмы:
Выше тучи — ниже скрыли!
И не стало красоты...
Оловянные деревья
Над рекой — как привиденья.
Река свой бег остановила
Жаба в Машу взгляд свой впила...
Навострилася, присела,
Лая-квакая, пропела,
Напустив на тело дрожь —
Сверху прыгнула... И что ж!
Головою закрутила:
Ртом корявым повозила...
Маша струпьями пошла...
Баба Жаба замерла,
Взяла лапами кольцо —
Положила на лицо,
Что-то треснуло подряд...
Баба Жаба наугад
Задом пятилась, пока
Вся под воду не ушла...
Постепенно встало солнце:
Заиграло. На траве
Обозначилось оконце,
Оставаясь на воде...
Птицы быстро залетали,
Травы враз зашелестали.
И веселый ветерок
Маше выхватил платок.
Подхватил его на волю:
По траве, во чисто поле,
Задувая, уволок.
(Словно черный, страшный рок
Маше откуда ль достался)
Волос пышный враз свалялся
И упал с нее. Успел:
За платочком улетел...
И открылася картина:
Маша спит. Дурное диво —
На ее теперь лицо
Не посмотрит уж никто!..
Маша бледная проснулась,
Потянулася, обулась,
Тихо подошла к воде
(Тут-то быть ее беде)
Выбрала посуше место:
Собиралась уж — умыться...
Посмотрела... Встала резко:
Что такое! Может, снится...
Снова глянула! Легла
И заплакала она...
В слезах — беде не утопиться,
С слезами можно лишь молиться:
Недолго Маше горевалось
Скорее — если — собиралось.
Скажите мне: раз есть беда,
То и причина ей — должна!
По этой-то она причине
Ушла искать конца "малине!"...
... В округе стая воронья
Как будто ждала урожая.
Гора там высилась немая,
Что потрошила облака.
В "горе-малине" мирковали
Мордатый невидаль-урод,
Злодей-покойник Карнавале,
Седой — заглавный самый черт,
Короста, Жопа, Баба Жаба,
Гуляка, Смерть — лихая баба,
Лопарь поганый, Грязный рот,
Ну и другой еще "народ"...
Мордатый говорил такое:
— Вот — Я! Я — племя молодое!
А значит, морда у меня...
Не то что, Жопа, у тебя!
Другим — такую ж точно надо!
И это будет нам — награда!
Когда такие же — у всех
Людей пребудут поголовно —
Людей кто поменяет словно!
Кривую рожу — каждый — бей!
Седой сказал: — Ты всех наглей!
Гляди! Другие слова просят...
Вот Смерть... Без рожи, хочешь — скосит.
Полегче надо как-нибудь:
Другой-нито — вернее путь!
Короста! Хочешь — говори!
— Вопросов я поставлю — три!
Один... Доколь еще Короста
В тени скрываться будет просто?!
И где твои... где рычаги?!
Что мне, Седой, доверил ты?
Ты говорил — мне воли мало...
Ее всегда мне не хватало!
Короста выведет людей...
Еще не всех взяла! Ей-ей!
Божусь кем хошь! Хотя бы — Жопой!
Ты говорил — весь мир я лопай!
А что я вижу наяву?!
Презренье! Гни меня в дугу!
Создай условья для работы!
Законы... или там... чего ты...
Надумал... Мор гони активный!
Иначе — не Седой, а — Мирный
Мы прозвище тебе дадим...
— Дурак! Короста-нелюдим!
Вот ты и воешь, как... болван.
А ты во весь-ка рост-ка стань,
Да не плетись, а — побеги!..
— Седой! Ты ж знаешь — нет ноги...
— Да-да... Забыл уж... Старый стал.
Ну покажи им свой оскал...
Иль устраши уж... как нибудь!
Собой Короста — ЛУЧШЕ будь!
А уж потом, ко мне вертайся!
Ну все! Заткнись! Упырь, смотайся
Еще за бочкою вина.
А то — трезвеет голова!
Да... Что там дальше? Геморрой,
Так скучно стало — песню спой!
— Сейчас я вам, друзья, спою!
— Да не тяни!
— Да-да! Пою...
песня геморроя
А как во всех закоулках сходу
Да не сидится на месте народу!
Не заходится нынче в кабак —
ЗакишЕчный ощерился тра-акт...
— А какой ты, однако, пошлый!..
— Я не пошлый — не пошлый. Я дошлый!
— Ты еще поспорь-ка, зараза!
Не поможет и Дьявола маза...
Да. Давай, баба Жаба, что там...
Приготовиться после — Ягам.
— Я, ква-ква, ква-ква-ква... отыскала
Я нахалку, ква-ква, и — нахала...
— Хватит-хватит! Пока покемарь!
Научись говорить лучше, тварь...
Давай, начинай-ка, Яга...
— Убежала куда-то изба!
И найти-то с сестрою — не можем.
И куда?! На Восток, предположим...
Так ведь, были там! Гнались за нею!
И теперь, мы с сестрой, гонорею
Получили одну на двоих.
— От кого? — А какой-то псих!
Говорил, что зовут — Кабанок,
Он лежал там, без рук и без ног...
— И вы позарились! Старые лярвы!
— Да ты не сердись! Не у каждого лавры...
— Зараза дороже вам — отчей избы!
На всё приложили... Вам всё до...
— А мы давно уж... Никто к нам не ходит.
Вот мы и решили: нам этот подходит.
Мы долго себя с Кабанком потешали!
Так долго, что избы следы потеряли...
Прости нас, Седой! И избавь от позора...
— Ну ладно! Прощаю вас. Вот ведь умора:
Совсем без меня развели... детский сад!
Дождались ужо... приключений на зад!
Какие, однако, вы... Вот ведь не думал!
Лопарь, говори! Что ты нынче задумал.
— Удумал я вот что... Я думаю, надо
Людей посгонять, да в одно-то то стадо!
Пусть стадо пасется себе на лугу
И будет у нас, у чертей, на слуху!
И если что будет у стада не так...
— Ну, хватит, Лопарь, говорить про бардак.
Давай, Грязный рот... начинай! Соберись
Да стой! Не дыши на меня! — Отвернись.
— Вот ты говоришь мне: "а ну — не дыши..."
А сам запретил мне...
— Молчать, упыри!
Что? Что запретил я тебе, гнилозуб?
(тихо)
Однако противный ты... ходишь как труп.
(громко)
Вот тихо уже... Грязный рот, начинай!
— Вот ты говорил мне — на свет выползай...
А люди увидят меня и бегут!
А ночью хватать их, твои ж не дают...
— Да, ночью, кого ты, упырь, напугаешь?!
— Напрасно, Седой, ты меня обижаешь!
Мне ночью работать — сам Дьявол велел.
— Когда ты, роток, у него преуспел?
Чрез голову прыгать...— Сам знаю, что грех.
— Законов.. что — нет?! — Но закон не для
всех...
— Закон для тебя, не боись, я найду!
Иди — не воняй! — Все. Уже ухожу!
— Хотя... подожди! Мне недавно сказали:
Тебя возле церкви, на пасху видали...
— Но...— Что — но?! — Я хотел...— Говори!
— А там... возле церкви, искал я... грибы...
— Вот так-так-так... Значит так, Грязный рот —
Теперь будешь там... где... попроще народ!
— А что? Есть тенденции? — Цыть, говорю!
Пшел вон! Гнилозуб. И учти..— Я учту...
— Мы — сила нечистая, значит, пока
У каждого совесть, из нас, не чиста!
А если же кто-то другого не хочет...
Ну, все — перерыв полчаса. До полночи.
...Итак, все собрались, я вижу...
Счас слово дам всем. Никого не обижу.
Вот Жопа хочет. Говори.
— Уже просила раза три,
А ты, Седой, все не уважишь.
— Гнилой! Когда ты Жопу смажешь!
Скрипит, как старая ворона...
— Седой, нельзя ли без жаргона?
Поиздержалась я в дороге:
Болят бока, распухли ноги.
Меня теперь там избегают —
Гоняют, бьют и оскорбляют —
Совсем свихнутые пошли!
Седой, не верится — пошли!
Тебе я это докажу.
А скажешь, если — ублажу...
— Гляжусь в тебя... Совсем плохая!
Умом поехала. Седая...
И блохи прыгают. Ты где
Их набралась? Да ты в гавне!
Пшла прочь! Совсем уж надоела.
— Я что еще сказать хотела...
— Ну что еще...— Седой! Прошу...
— Ну, говори! — Нет... Не могу.
— Коль скажешь — говори! А нет...
— Прошу отдельный кабинет.
А то — пинают все подряд!
Сидит на гаде нынче гад...
— Ну хорошо. Отдельный будет.
— Спасибо! Жопа не забудет.
— Фу-ух! С Жопой кончили. А вот
Здесь слово просит Обормот...
— Бур-бур. Мур-мур. А ля корды.
— Не понял. Внятней говори!
— Я говорю: забить бы рот
Всем людям. Каждый пусть жует.
Тогда — вреда не оберешься!
От жира, глядь — и подерешься!
Намутят воду, кто — богаче,
А в той воде, худой — незрячий.
В войну кто в детстве не играл,
В объятьях жирных бабки спал:
Вот те — намутят, убегут.
А остальные — перебьют
Друг друга. То-то здесь — забавы...
— Да, Обормот! Ты — сам Лукавый!
Хорош! Возьму на карандаш.
Заявку — после мне подашь.
Теперь — пусть скажет Вурдалаш...
— Ну, что сказать... Вот предположим
Мы людям тем еще поможем,
Что сами ж им подпортим кровь!
Привьем к тому свою любовь:
Пусть там за подвиг, то почтут!
— Короче — ясно! Не помрут.
— Седой! Напрасно так считаешь.
От нервов — быстро умираешь!
Там — рак... сердечушко... инсульт...
А рычаги — у нас. И пульт.
— Ну ладно. Понял. Тоже мне
Заявку сделаешь к среде...
Кто здесь еще не показался,
Заранее не записался —
Прошу скорее. Не стесняйтесь.
Здесь жарко очень... Раздевайтесь.
Есть мысль-идея так сказать:
С чертовками погарцевать,
Как только кончится собранье!
Потом — шампанского вливанье,
А после — в сауну пойдем...
А после — приглашаю в дом
Незабываемых свиданий —
Открылся здесь... Готовьте мани.
Бесовки... Ох, как хороши!
— Седой! Не надо! Не смеши!
Ты в прошлый раз нам обещал,
Собрал лишь деньги и пропал...
И мы, сколь много было нас,
Друг другу били морды в грязь!
С несправедливого обмана
Поупивалися дурмана
И ну — друзей своих месить...
— Довольно! Будет наводить!
Еще кто скажет слово нам?
Давай. На очереди — Хам.
— Я всем скажу! Врать не умею:
Недавно Яги гонорею
В кружок наш мирный привнесли...
Сегодня — Лося унесли...
А мы не знали: что-откуда!
Теперь мы все больны!!
(Яги)
— Иуда!
Ты что тут... выходился зря —
Болели вы уж — до меня!
— И знать ничо я не желаю...
Итак не сладко, что хвораю...
— Седой! Скажи...
(Седой)
— Ну вот, друзья,
Я так скажу... Вы это зря!
Я говорил: не надо их!
А вы... Там — каждый, за троих...
Обидно мне за наших дам...
Молчать! Судить я их не дам!
К тому же — бабушки они...
Хотели лучше...
— Не свисти!
Через Яги я гонорею,
Увидишь — скоро занемею.
Положено предупреждать!
— Ну все уже! Хорош вонять!
Ты излагай — по существу...
Иначе — слово отыму.
— Короче. Предлагаю, братцы
Такое... Вот. Быстрее, вкратце
Отвечу очень лаконично:
Людей, ругаться бы цинично
Скорее бы, да научить,
Они и вымрут, может быть...
— Понятен, Хам, твой разговор...
Он после Вурдалаша — сор.
Садись. И больше — не вставай.
Лишь воду мутишь, разгильдяй.
Откройте, черти, лучше уши —
Регламент чтобы не нарушить,
Пора послать наверх посла...
Пускай идет. Пустить осла.
Все ль у горы пока в порядке?
Смотри, осел, не трогай грядки!
И поскорее приходи.
А кто идет к нам — приведи.
Ну, а пока не танцевали,
Теперь нам скажет — Карнавале.
— Скажу-скажу! Я не угодник.
Из вас все знают: я покойник.
И что могу еще сказать...
Людишки любят воевать...
Причин на то — довольно много:
Не так глядят, кому дорогу
Полуслучайно перейдут...
Неважно, где-кого прибьют...
За деньги, женщин, за вино,
За оскорбление, назло...
Кого же — просто так умочат,
Кого — за то, что много хочет...
Нам, братцы, важно то понять,
Что люди — любят убивать!
И мы должны лишь им помочь
Природы скромность превозмочь,
Или — минутное смятенье.
Кому — добавить лишь уменья
(В ком сила и желанье есть)
Причин на то — не перечесть!
Давайте силы им умножим!
Да на умение помножим!
Тогда ЗА МЕСЯЦ — не за пять,
Земля уснет. И будет спать!
И — МЫ — здесь править будем бал!!
Умножит силы наши — вал —
Природный, к этому, магнит...
И мы придем! Ведь в нас не спит
Сам Дьявол! Будем до утра
За то мы пить! Пришла пора!
— Неплохо тоже говоришь...
В часовню сходишь. Там — малыш...
Мой сын меньшой... Вот пацаны!
Его — сюда ты приведи!
Да не сейчас. Не суетись.
Сейчас мы будем пить. Очнись
Вся нечисть! Снова к нам пришла
В подарок — полная луна...
Пора, пожалуй...
(все)
— Пора!!!
Часть IV
Сначала Маша шла и берег
Касался ласково воды.
Шла по теченью без истерик,
Не чуя ног и ни души.
Она хотела замуж. Что же?
Теперь все рухнуло, похоже...
И шла она так долго... Шла
Пока не кончилась вода...
Какое чудо — удивилась:
Река,— как в землю провалилась.
Вот это — точно уж — нечисто!
Девчонка осмотрелась быстро:
Ну точно реку кто спустил!
Прошла чуть дальше. И могил
Заметив холмики, вернулась:
— Я отомщу вам всем! — Нагнулась,
С землицы — крестик подняла.
— А он... ведь мой! Не поняла!—
Но догадалась: он упал...
С чего бы это? Нарастал
В душе у Маши страх. Решимость
Была еще. Она спустилась
С холма, где кончилась вода.
Вверх по течению пошла.
Шла снова долго в лес густой
(В предгорьях лавы ледяной)
В изгибах берега реки
Теплее стало. И цветы
Ей появляться стали — чаще.
Прошла тот лес еловый... Чащу...
И оказалась на поляне...
Сияло солнце. Тут и там
Росли цветы. Восход багряный
Вливался в душу, пополам
Раздав свой яркий свет природе.
А по поляне — звери ходят
Красы глубокой, неземной!
И птицы, трелью огневой
Сладчайше-гибельно стрекочут...
Как будто крыльями пророчат...
Уселась Маша на поляне.
Затем легла на траву. Сами
К ней подлетели чудо-птицы
И убаюкали девицу...
Ей снился дом. Родные очи
Отца покойного... И мать...
Молитву мама ей уж хочет —
Никак не может прочитать...
И Маша силится услышать!
Сама губами шевелит...
Но глубже сон... Все глубже дышит.
И тьма... И все ее бежит.
...Шло время. Время очень скоро
Переросло в ее печаль.
Ей не с кем было молвить слова:
Игрушка спала. Маше жаль:
Впустую, хоть и незаметно
Текла секундная река.
А на поляне этой — лето.
Тогда-то Маша поняла,
Что только в доброй силе страсти
Живут и дышат те цветы.
И что все Машины напасти —
От недостатка красоты.
Что все родится — от живого,
Что зло и ложь — всегда одно.
Что лечит раны — только слово,
Что с делом вместе — заодно.
Что не бывает правосудья!
И прав лишь высший — Божий суд.
И что смирение — орудье
В руках у зла. Что зло и блуд
Терзают тонкое смиренье.
Пытают душу, вопреки
Тому, что это утвержденье —
Рождает — кротости плоды.
И это хорошо лишь в месте,
Где нету тьмы и где позор
Не порождает жажды мести!
Там где добро — плетет узор!
А где?! Скажите бедной Маше,
Есть место чистое, без слез —
Там где — добро и, полной чашей,
Любовь без страха и угроз?!
То место с трепетом укрыто
От глаз людских! Но где тот взор,
Что пеленою непокрытых
Сияньем глаз, решит ей спор?! —
Не знала Маша. Оставаться
Ей голос сердца не велел.
И как ни мил тот край, расстаться
Пришлось и с ним. Не насовсем...
Сначала Маше попадались
В пути лишь травы да цветы...
Потом в низине показались
Холодным светом — ледники.
Потом — деревья. Словно роща
Рождала звуки соловья.
Потом — часовенка, что точно
Дымком струилась из окна...
К часовне Маша — следом стала:
Как только тотчас подошла —
Вмиг роща эта —замолчала...
У входа Маша замерла.
Внутри — черно! Слепые окна
Пускали еле — тусклый свет...
Блестят на стенах слезы — мокро.
И стены те — черны от бед.
А на полу — на четвереньках
Молился черный человек...
У входа, прямо на ступеньках,
Таскали вороны обед...
Вдруг человек остановился,
Напрягся, медленно осел,
Внезапно в волка превратился
На Машу глянув, захрипел:
— Теперь — конец! Сейчас поставлю
Я, спешно, точку. И везде
Себя тем именно прославлю!
Добро, я трепетать заставлю!
И все придет тогда ко мне!!
Как только с места он рванулся,—
Из торбы Машиной опять
Упырь упал. И обернулся...
И зверем бросился спасать!
В часовне схватка завязалась —
Два волка дрались. Жизнь и смерть
За ними следом увязались
В глаза им пристально смотреть...
Тут Маша двери растворила:
В бесовню хлынул яркий свет —
Бесовня вздрогнула-завыла.
Забился черный человек...
Крутнулся раз, второй и третий...
Ужом прикинулся и вот
В неясном, полумрачном свете
Ползет он к щели, в черный ход.
Блеснул чешуйкой полутемной
Изгибом тела своего
И скрылся в щели той укромной,
И камень привалил его.
В сию секунду что-то сильно
Часовню бегло затрясло.
И оказались на могильном
Кладбище нищенском его.
Кресты... Кресты, что покосились...
Что вовсе сломлены лежат...
Могилки... В холмиках укрылись
Два одинокие зайчат.
Вокруг — кладбищенские травы
Стоят, не кошены давно.
Вороны, словно для забавы,
Клюют ту землю, как зерно.
Туман, белесой поволокой
Слегка спустился в пустыри.
И на отшибе, одиноко
Вдруг загорелись две свечи.
Их пламя сразу-незаметно
Легло чуть на бок, а затем
Тихонько, нехотя-приветно
Поплыло вдоль часовни стен...
Их обойдя всего два раза,
Спустилось медленно к земле,
Образовав мгновенно-сразу
Закат, при полною луне.
Листвой припавшею могилы
Зашелестали, обратясь
Молитвой черною, и силы
Грозой ударили их в грязь!
Поднялся смерч! Густые травы
Взлетели с комьями земли!
Кресты задвигались... Канавы
Рекою бурной потекли.
Дубы столетние склонились,
Роняя в воздух крепкий лист!
Могил пещеры обнажились
И стоном бешеным взвились.
Чрез бурю, дождь, грозу, наметил,
Как тонкой ниточкой во мгле,
Тоскливый бой часовни ветер...
И стало тихо. В тишине,
Нависшей тягостно и властно,
Вдруг прекратился ровный стук —
Но эхом долгим, неугаслом,
Последней судорогой мук.
Один другого направляя,
В часовню, плача, из могил
Прошли покойники без сил,
Немые члены напрягая...
Зашли, пошатываясь... в двери...
Подкралась Маша. Заперла.
Перекрестилась. И на деле
Бесовню мерзкую зажгла!
Оттуда повываливались груды:
Зола... Где руки-ноги — кто тут знал!
Поспешно кто-то вынес череп в блюде,
Что, улыбаясь, показал оскал!
И все через мгновение — распалось
И затянулось пепелище — в лист!
И Маше, одинокой, показалось,
Что голень вытанцовывает твист...
Опять задвигались, ощериваясь, ямы —
Все полегло немедленно туда!
Кресты, шатаясь, возвратились, бегло, в рамы
И кто-то хрипнул из земли: — Ха-ана-а...
И снова Маша оказалась на пустынном,
На поле... Нет! Скорее — пустыри!
И чередою, в промежутке длинном
Во мгле, летели мимо журавли...
И возвратились к ледникам напрасно —
И вновь ее долина приняла...
Там пели птицы над зарею, ясно!
Недалеко — ей бросилась — гора...
Она стояла близко... Очень близко!
Вдруг разорвалась тысячью камней,
Что полетели — поначалу низко
И взвились, захрипев на сто речей!
И разлетелись вороны по свету,
Чтобы слететься к вечеру опять...
Кто гадил по вороньему совету,
Кто бил поклоны, подаваясь вспять...
Короче — время их — не потеряло:
Ни днем, ни ночью,— а спасенья нет!
И кто и как их всё не прогоняло,—
Они, как мухи, двигались на свет!
Но Маша — ничему не удивлялась:
Напомнила себе — гаданья суть
И гору ждать,— терпения набралась,
Решив покончить с нею — как-нибудь...
...Довольно скоро все узнали
Про эти Машины дела —
В горе недолго тосковали —
Таких Бесовен — не одна!
Хотели что-то сделать с Машей:
Решали, как же наказать?
Терпения — не терпит чаша:
Злу — не пристало погибать.
Решали, думали, гадали —
Как быть с добром? Что делать с им?
А под конец, под самый, взяли
И Жабу — отдали двоим...
Не все — злодейству ворковать!
Не все — ему! Про то узнать
Из этой сказки — точно можно!
Мне вряд ли все предусмотреть!
(Кому-то, может быть, несложно
Красиво-интересно петь)
Про то, как быстро утверждаясь,
Смеется вечное добро,
Про то, змеей как извиваясь,
Ему мешает в этом зло...
Пожалуй бы, и — закруглиться!
Но, что так интересно знать
Про то, что, если повозиться,
Мне стоит, малость, рассказать:
Как черти бабу Жабу били,
Что — чуть не до смерти забили...
Что баба Жаба, как могла,—
Просила, квакала, звала —
Но,— так без помощи осталась —
Чертей до сердца — не дозвалась!
Еще бы!! Надо быть умней
При тонком выборе друзей!..
И что еще... Вам так скажу я:
У каждого из нас — своя,
Что к сердцу приросла, миркуя,
Как сажа — черная гора...
И потому, так часто, люди...
А впрочем, вряд ли я скажу
Вам что-то новое... Пусть будет
Сегодня так. Счас допишу...
Потом решили гору эту:
Седой продулся в пух и прах...
И по нечистому совету,
Ее раздали всем — за так...
И вскоре, вовсе невозможно
Там ничего предусмотреть!
И нечистота вся — не ложно,
Успела вовсе взматереть.
Вот так дела! Так что ж такое!!
Что за момент ей пищу дал?
Так — все, что льнет к добру живое —
Злу помогает, наугад?!
Вот парадоксы! Вот так диво!
Открытье, вовсе, для меня!
Так все закручено, игриво,
Что — впредь — не ведомо, что зря?
Вот это есть и жизнь, пожалуй...
Все просчитал бы — наперед,
Да вот беда! Где — яд, где — жало,
Теперь сам черт не разберет!
Так будет всем теперь наука!
(Пишу, ей Богу, наугад:
Мне все трудней — подходит скука —
Что начал сказку — сам не рад!)
Пора бы, братцы, честь узнать бы!
Начать другое, что-нибудь...
Из этого ж сюжета — свадьбу,
Хоть, вытянуть бы, как-нибудь!
Да вот никак остановиться
Я, хоть убейте, не могу:
Все не могу никак проститься!
И думать — тоже — не могу!
Что делать? Времени немного
Мне у читателя драгого —
Хоть снисхождения просить!
(Зачем я кофе стал бы пить —
Если б скорей хотел проститься!
Читатель! Лучше убедиться,
Как нужен нам обоим вздор,
Что я несу сейчас... Позор!)
Итак, заранее прощенья
Читателей я исспросив —
(Тем погашая раздраженье)
Обещанный давно мотив —
Узнать, чем кончу сказку я —
Счас расшифрую вам, друзья.
Коль не подмажешь — не поедешь!
Коль не соврешь — не подвезешь!
Да делать нечего!
Ну что ж...
Муза, милая моя!..
Свидимся ль когда? Едва ли...
Радость мне с тобой! А — дале...
Что? Разлука? Не вернешь...
Сам гадаю! Что случилось?..
С грязной жизни... С бытия?
Ты в меня на миг влюбилась,
Поиграла и ушла...
В жизни что-то остается.
В смерти — нет! Но лишь тогда
Если счастье улыбнется...
День прожитый без тебя —
Прожит? Вряд ли... Но ушла ты!
Как закончу?! — труден путь!
Ну, а дни... Не дни — солдаты!
Ночи? Ночью — не уснуть...
Ты ушла, забрав с собою
Смысл души! И без тебя
Бесполезной чередою
Снова станет жизнь моя.
Делать что? Не волноваться —
Беспокойство укачать,
Не упасть — не убиваться...
Сказку как-нибудь кончать...
Грустно... Грустно мне, ей Богу!
Хоть чуть-чуть еще — в дорогу...
Читатель, верно, ждет тут схватки —
Живой, насыщенной борьбы!
Но наша жизнь полна загадки!
И, тут уж, друг,— меня прости...
Все было так: Девчонка встала,
А рядом — Черная гора!
И снега жгут пурга свивала...
И сквозь пургу она пошла...
Открылась бездна... А над нею,
Как шпиль небесный и остра,
Простерлась, страх-унынье сея —
Как сажа, мрачная гора!
Над ней сгущался хаос черный!
Смутивши небо, в этот дым,
Зловещим криком, вран огромный,
Проклятья вечные вершил!
Достала Маша крестик — белым:
Молитву мамину прочла,
Что разлетелась небом целым —
И вся "малина" померла.
На свадьбе были щи да каша,
Да чарка горького вина!
И Маша юная — не наша,
А, верно — мужнина жена!
И я там был —
Не говорил.
10 ноября 1994 г.—28 апреля 1995 г.