Опустилась ночь на подлунный мир — и погасли окна во всех домах. Лишь в одной из полупустых квартир до сих пор не гаснет щемящий страх.
На губах упрямого старика засыхает коркой живая боль:
— Принеси мне... лунного молока! Не позволь мне выгореть, не позволь!
Подмастерье возится рядом с ним, но куда уж мальчику тут помочь. Да и мир отчаянно нелюдим в те часы, когда наступает ночь. Не придет сосед на внезапный крик, не примчится врач на последний зов, а Луна, мальчишка и тот старик превратятся в образы чьих-то снов.
Но старик не верит в такой исход:
— Доктора меня уже не спасут... Ты спроси у неба молочных вод и наполни ими любой сосуд!
— Успокойтесь, мастер, да Вы в бреду! Мне и так приходится нелегко. Я при всем желании не найду никакое лунное молоко! Мне гораздо легче позвать врача или даже справиться самому, чем сейчас отправиться сгоряча за каким-то снадобьем на Луну… Подождите, мастер! Не надо, нет!
Но старик устало закрыл глаза, не успев помощнику дать ответ, да и в целом многого не сказав.
Подмастерье ищет мятежный пульс — и находит. Благо еще живой!
— Вы держитесь, мастер! Сейчас вернусь.
Он бежит по сумрачной мостовой, а на темном небе висит Луна и лукаво щурится свысока.
— Вот кувшин! Скорее налей сполна своего небесного молока!
Но молчит Луна, и молчат дома, утопая в вязком полночном сне.
— Отчего ты к просьбе моей нема? Ведь никто другой не поможет мне! Ты висишь на небе который век — неужели там говорят всерьез, что один-единственный человек не достоин пары волшебных слез? Мой великий мастер, мой добрый друг умирает дома, лишенный сил! И поверь мне, он избавлял от мук даже тех, кто молча его просил! Ну подай хотя бы какой-то знак — будто дел на небе невпроворот! Что же будет… Боже, какой дурак! Забросал словами небесный свод… Попросил у неба молочных рек, а на деле мог бы позвать врача!
Он идет обратно, и мягкий снег босиком бежит по его плечам. Подмастерье ловит его рукой и сжимает маленьким кулаком… Только снег становится не водой, а течет меж пальцами молоком!
И Луна смеется от всей души, наблюдая из-под прикрытых век, как мальчишка держит в руках кувшин и упрямо ловит пушистый снег.
Он кричит больному: «Принес, принес!», поднося напиток к его губам. И старик очнулся от мира грез, вытирая пот рукавом со лба.
— Это правда, мастер! Луна не врет — вот Вы снова живы и полны сил! Я отдал бы снегу хоть целый год и для всех несчастных его б носил…
— Подожди, приятель, да что с тобой? Ты о чем, малыш, о каких снегах? И скажи мне, право, какой судьбой я опять стою на своих на ногах?
И мальчишка все рассказал ему про свои полночные чудеса, про снега и ласковую Луну. И на это мастер ему сказал:
— Ты смотри! Казалось бы, слаб и мал — а душа сильней, чем у старика. Ведь до этой ночи наш мир не знал никакого лунного молока.