Не слышно залпов и гудков,
И сожалений горьких нет.
Скончался Вова Петухов,
Толпой не понятый поэт.
Он завалил бумагой пол
И все закашлялись в дыму!
Когда он жег сырой глагол,
Сам не врубаясь, что к чему.
Его должны в веках принять,
Залезть на пик его вершин.
Нам не измерить, не понять.
У нас в руках не тот аршин.
Он на восьмом десятке лет,
Не уходя в глухой запой.
Бубнил, что он большой поэт,
И все кивали головой.
Он лучше б, где, построил дом,
Или осины насажал…
А он клепал за томом том
И от величия визжал.
Бумага стерпит этот бред.
Но нам, куда его девать?
Увы, волшебной почты нет,
Чтоб все потомкам отослать!
Не слышно залпов и гудков.
Махнем, не чокаясь, стакан,
За то, что Вова Петухов
Был не последний графоман!
30 сен. 17 г.