Тёк лавою июль, конём Шагала,
движенье ртутного столба пугало
трава под ступнями изнемогала,
под белой узостью прохладных ступней…
Желтел над лесом эпикриз еловым зубьям.
С берёзы, с шорохом на воду - струпья.
В пруду, по виду, как чаинки в чае,
воде безмерно этим докучая,
семян чешуйчатых, отцветших в мае,
что меж листвы болтались, и покуда
не пересохли, и - на скудость пруда…
В колоде начатой, июль – Иуда,
кто не засох до середины, каждый:
и жук, и птица, половина граждан,
уже устали так страдать от жажды,
казалось поманите пальцем,
крылом ли, лапой, хвостиком и жальцем,
пошли б просить Июль: «Помилуй! Сжалься!»