Ироническая фантазия.
Часть 1. Печень начинает и выигрывает.
Пен Чен Ир вывернул из спальни, ходко затрусил по коридору, ворча в усы:
- Укотофеила, добрая фея! А теперь – ноль внимания, фунт презрения!
Добрая фея, она же мама, она же – единственная и неповторимая в минуты наивысшей приязни, сидела за компьютером. И добро бы, таращилась на столбцы своих или чужих словес, гордо именуемых – стихи. На худой конец, по мылу трещала бы.
Так нет, копошилась в поисковике, перелистывала бессчётное число раз какие-то серые скучные тексты. Малопонятные и совершенно непривлекательные, без единой картинки. И даже ухом не повела, когда Он вступил в комнату. Головы не повернула, когда Он взглядом прожигал ей спину в месте, отчего-то названном кошачьим.
Сглазил её кто-то, не иначе!
- Вот тебе и печень, Пен Чен! – зарифмовал безрадостный конец пути озадаченный странник. Ярко-синяя, формой похожая на черепашку плошка, пуста. А тигровый крупный красавец-трехлеток, верой и правдой служивший этому дому, выходит, вообще никому не нужен!
Пен Чен Ир задрал вверх крупногабаритную голову и басовито взвыл. Совершенно по-собачьи получилось, чему от тоже абсолютно не обрадовался.
- Да кто это у нас такой громкий, да кто же такой обиженный? - ласково проговорила мама, незамедлительно появившись на кухне после столь внушительного зоосоло. Наклонилась, пытаясь погладить ревуна, но тот предупреждающе заворчал. Приподняв губу, выпятил приличных размеров клык. Встопорщились усищи, вздыбилась шерсть на загривке.
- Мордастые страсти! - резюмировала мама, доставая из объёмистого картонного пакета, висящего на ручке двери, нарядную пачку готового кошачьего корма.
- И эти прелести кабалейной лавки ты сейчас проглотишь сама! - завопил раздражённый котяра. Присовокупив для полноты картины бьющийся в конвульсиях нервный хвост.
- Хватит буянить, Пенчик! - умиротворяюще, будто бы мяукнув, проворковала мама. Доверив плошке добрую порцию консервированной печени из расписного пакетика, вполне настоящей, привлекательной. Но не субботней – свежайшей, заботливо купленной для Него ранним утром на рынке.
От возмущения кот тотчас прекратил бурную хвостовую деятельность.
- Сглазил тебя кто-то, не иначе! - усмехнулась кормилица. И попросила, тоном уже не заискивающим, а скорее, требовательным:
- Будь человеком, Чен Ир!
И опять попыталась погладить. И опять огрызнулся упрямец, отправившись в угол за холодильник. Сел там, демонстративно отвернувшись к стене.
Но присовокупление частички любимого имени к собственно – кошачьему сыграло не последнюю роль. Хвост угомонился окончательно, уши навострились локаторами.
- Чен Ир, Пен Чен, Пенчик… Так и до птенчика Чик-Чирика докатиться недолго!» - бубнил из давно и прочно облюбованного для протестных дел угла строптивец (достань-ка, попробуй!).
- И вообще…, - продолжая досадливую бубнёжку, – Вообще, что за уменьшалки такие для взрослого, великолепного, полного достоинства и м-м-м… гм-гм… мощи кототигра?!
Но тут подсуетилась кошачья память, подсунув ворох наиприятнейших воспоминаний. За исключением одного, правда.
«Да любит она тебя, любит! Души не чает!» – частили воспоминания, перекрывая долгоиграющую протестную закваску. «И Котик тоже, и бабушка с дедушкой. Даже Сороколетов, насквозь пропитанный спиртным и опасностью, и тот…»
И кот поплыл на крутой приятной волне, даже перестав думать о самом плохом, лишившем его той самой гм-гм… мощи.
Вот мама выхватывает его, хилого блохастого худышку, из-под колёс маршрутки. Он уже и не вспомнит, зачем приковылял тогда из родного подвала на остановку, зачем у колеса уселся. А как схватили, принесли домой, лечили, кормили, купали – заботились, одним словом, прекрасно помнит!
Помнит и за что нарекли странным для приходящих гостей именем.
- Он что, кореец у вас?
- ???
- Вроде бы, не слыхали, что есть особая порода такая! Да и глаза у него не узкие, большие, типично кошачьи. Жёлтые только. Ну, разве что на тигра похож…
- Да нет, не кореец он, просто печёнку безумно любит! И на тигра похож…
Мысленно проиграв всё в той же вездесущей памяти этот вечный диалог, Пен Чен Ир ещё и головой затряс утвердительно:
- Любит печёнку, ещё как любит! Только сегодня облом приключился у poor* котика.
Тогда, в день боевого крещения, он тоже сидел в углу, но в засаде. Только не за холодильником, за печкой. И мощь при нём пребывала, безо всяких нынешних «гм-гм» - маленькая, ребячливая, но всё-таки, всё-таки! Услышал, что зашла на огонёк одна из маминых подруг. С большущим продуктовым пакетом. Который и оставила неосмотрительно в прихожей. А там – она! Багрово-коричневая, сочная, ароматная!
В честь этой «одной, но пламенной» страсти и получил бывший беспризорник вызывающие вопросы имя. Ну, и ещё немножко в честь спасительницы…
- Пенчен, пен-чен-н-н, р-р-р, - рычал он, мелкотня, намертво вцепившись в свёрток с нею, вожделенной.
- Ира, Ирка! – взвизгивала перепуганная подруга, мельтеша возле малолетнего мародёра и поруганного добра своего. – Забери его, немедленно! Это не котёнок, это тигр какой-то! Всю печень мне когтями перепортит!
Больно нужна кому-то её истеричная печёнка!
Разъярённого горе-гурмана подняли за шкирку. Вместе с добычей, буквально прикипевшей к когтям…
- … И ты же понимаешь, Тигруша… - козырное прозвище заставило потенциального мемуариста отбросить клочки воспоминаний, прислушаться и даже вступить в диалог. Оказывается, мама всё ещё разговаривала с холодильником, скрывавшим и кота, и благодатный угол.
- …Понимаешь, что я и так верчусь белкой в колесе. Дедушка в инфекционке, скоро неделю, а назначенное лечение не помогает…
- К бабке надо, к бабке! – рявкнул из угла полосатый «диагност». – И поживее, сколько говорить можно!
- Вот и бабушка настаивает. И, представь себе, лечащий врач тоже! Только где найти эту бабку? Настоящую, не шарлатанку!
Кот сочувствующе проурчал, продолжая выслушивать мамины неурядицы.
- Ленка Пенцева, подружка, ты знаешь… В честь её отбитой печёнки тебя и назвали, обещала дать телефон и адрес одной стоящей знахарки. А сама взяла и на юг укатила, забыла, как и частенько, скинуть координаты.
- Афер-р-р- ристка! - припечатал Тигруша.
- И преспокойно плещется в море, ни на звонки, ни на сообщения не отвечает.
- В-р-р-р-ушка!
Пен Чен Ир буркнул последнее, не скрывая неприязни к этой маминой подруге. Печёнки пожалела бедному котёнку, жмотиха! От усердия в провозглашении приговора даже усатую голову из-за холодильника высунул.
- Бабушка засела на даче, с помидорами воюет. О помощи просит. Хотя бы крышки для консервации привезти, банки вымыть да соковыжималку настроить, она с техникой не в ладах. Хотя бы Котика… А Котик наш, Тигруля…
Хитрец, окрылённый двойной вариацией на тему любимого прозвища, выволок из угла остальное объёмистое тело.
- А Котик совсем от рук отбилась!
- И от лап тоже, мама! – басом подтвердил горчащую правду Тигруля. Выразительное же «мама» больше походило на «мао» (Он что, китаец у вас? Бывали и такие продвинутые пытнолюбцы, бывали!).
Мама ощутимо понизила голос, не до шёпота, конечно, но коту пришлось навострить уши – большие, с кисточками на кончиках.
- На уме одни тусовки да танцульки – дома не застать, помощи не дождаться! А следующий год – выпускной, к поступлению нужно готовиться…
Пен Чен Ир понимающе кивнул лобастой головой – ещё как нужно!
И подумал про себя, не сдавать же «сестрёнку» с потрохами: «Ох, мама, знала бы ты, во сколько она вчера домой явилась! Да какое вчера – сегодня, почти в шесть утра! Пока вы с бабушкой на даче малину на зиму заготавливали».
А мама уже шептала, чем вызвала бурный протест – собеседник затряс головой и фыркнул:
- Её и пушками не разбудишь, дрыхнет без задних ног!
- И подумай, Тигрик, вбила себе в голову - татуировку сделать! Я случайно услышала их с подругой разговор. С Юлей Литвишко, ты её тоже не жалуешь.
- Точно, не жалую! Язык, как помело, кривляка гонористая!
Почти исчерпав утреннее недовольство, Пен Чен Ир придвинулся вплотную к маминым ногам.
- Увальнем меня обзывает! – добавил обиженно.
Теперь уже трижды повторенное заветное имя настроило кота на сговорчивый лад. Сейчас и печень из пакетика проглотит в один присест, и Котиковы проделки рассекретит - мама, не горюй!
Но мама вздохнула, с какой-то ноткой обречённости, что совершенно не понравилось агенту под прикрытием Тигруле. И бесцветным, скрывающим обиду тоном, сказала:
- Мало того, что родители про машину не знают, так похлеще историйка приключилась: Сороколетов участвовал в каких-то ночных гонках по городу…
Пен Чен Ир взволнованно хмыкнул.
- Под градусом, естественно. Вылетел на обочину, ногу сломал, байк чужой изувечил…
- Легко обделался! Бережёт его кто-то там, наверху!
Негодующий кот, громко замяукав, боднул мамину ногу, ласково погладив другую длинным полосатым хвостом.
Мама, рассеянно проведя рукой по спине утешителя, продолжала:
- Рано утром, я как раз с дачи ехала, маму еле уговорила не провожать…
- Конечно, тебя ведь ждал на остановке личный водитель на раритетном «Икарусе» с богатым социалистическим прошлым! - комментарий явно был призван хотя бы чуть-чуть развеселить маму. Её родители не знали до сих пор, что этот брёх и бездельник (в сущности, ни разу не обидевший меня, и не мужская солидарность тут замешана!), этот прощалыга (бабушкин перл!) семейную машину на байк поменять умудрился. Который, скорее всего, и расколошматил всмятку.
Тигр - опасный, хитрый, полный решимости и энергии, сейчас кружил возле маминых ног. Защитить, уберечь семью от этого вечного несчастья, теперь костыляющего в гипсе!
Мама, потрепав защитника по разгорячившимся кисточным ушам, продолжала рассказ:
- Мила звонила, сестра Юркина. Она-то мне и поведала о случившемся. Попросила помочь –
продукты купить, еду приготовить, к врачу свозить. На чём только?!
- На себе, нелюбимой!
Пен Чен Ир сидел, тесно прижавшись к обожаемой ноге. Мама тоже присела на кухонный табурет, словно устав от долгоиграющих перипетий с бывшим мужем.
- Свекрови со свёкром говорить о происшедшем не хотят. Нервы, сердце, всё такое…
- Ещё бы! Как раз в нашей семье эти субпродукты вообще не водятся! Нас, бессердечных, можно по полной программе грузить!
- Крёстный Котика в командировке…
Ага, только этого крёстного батьки, одинакового с лица с основным, Сороколетова – 2, и не хватало! Брат- близнец, младше бывшего маминого мужа на каких-то двадцать минут, до сих пор ни разу не женат, в сорок один-то год! Добро бы – с мощью непруха, гм-гм тот самый, так нет! На маму всегда пялится, а взгляды эти красноречивее некуда!
- Приедет, поможет, а пока…
- А сама, а племянники?
Кот вопросительно уставился жёлтыми глазищами прямо в родные, зелёно-карие.
- В Анапу уезжают, всем семейством, на две недели. В час дня автобус, путёвки давно куплены, не отменять же! Упаковаться, собраться, то да сё…
- А то, отдохнуть – святое дело! Пусть другие расхлёбывают и разрываются!
Ворча, Пен Чен Ир придвигался к плошке с печенью ближе и ближе. Но для пущего озорства поскрёб передними лапами пол возле неё, сделав вид, что зарывает недостойную тигриного величества пищу из магазина.
- Хватит капризничать и дуться, дружочек! Ешь лучше, вкусно ведь пахнет. Да и ты проголодался, выслушивая мои страдания.
Мама поднялась, наклонившись, пробежала пальцами по кошачьей спине, будто бы полоски пересчитывая. Подтолкнула дружочка к плошке. И, уже выходя из кухни, закончила утро откровений:
- Пойду собираться в путь, Тигруша! Сначала к дедушке в больницу, потом к нашему безбашенному гонщику со спонсорской помощью. А когда Котик соизволит проснуться, ткни её носом в записочку, сейчас на холодильник и наклею. Пусть обязательно позавтракает, мы вчера с бабушкой много чего наготовили, в расчёте на грядущий мой день рождения. И тебя угостит! Но только после того, как ты, дружок, тоже позавтракаешь наконец.
- Замётано! – согласовал наказ кот, мурчаще присовокупив к сказанному привычный в обиходе носотыкательный слоган:
Я спросил у кисеня,
Где моя сосисина?
Хихикнув заговорщицки, мама послала выдумщику воздушный поцелуй и упорхнула в недра квартиры на сборы. Хохмач-самоучка тут же запрыгнул на подоконник, подальше от искушения печенью из пакетика. Принсипы, знаете ли! Да и маму провожать, опять же. Кто взмахнет ей на прощание хвостом, если не он?! Ни одно мало-мальски стоящее дело не заладится без пушисто- полосатого благословения!
Но «казённая» печень пахла настолько упоительно, настолько притягивала к себе помыслы принципиальнейшего из живущих на свете кототигров, что устоять перед её дьявольскими чарами оказалось невозможно. Потому Пен Чен Ир, рассудив здраво, что мама вряд ли вернётся на кухню в ближайшие минуты, проделал ещё один привычный финт. Перетёк, бесшумно и стремительно, с подоконника на стоящий у стола стул, максимально смягчив звук шлепка от увесистого кото-тела. Мягко же спрыгнул на пол, проехав на лапах с мохнатыми «лыжами» до плошки с вожделенной «незнакомкой». Поработал пылесосом, так называлось в семье его умение целенаправленно, быстро и аккуратно поглощать продовольствие. Причём выбрал кусочки только сверху и немного по бокам плошки, примерно треть порции, чтобы сохранить видимость нетронутого завтрака. Тем же манером удалец отправился на подоконник, выполнять ритуал провожания мамы в путь-дорожку.
Добросовестно помахав маме хвостом, кот уже легально «допылесосил» остаток еды. Послевкусие казалось странным. Внутри будто бы боролись противоречивые желания. Хотелось совершить что-нибудь этакое, героическое и одновременно неудержимо тянуло заклубиться и поспать.
Недоумевая от нахлынувших желаний, Пен Чен Ир обошёл дозором кухню, лизнул пару раз пустую плошку – на всякий пожарный случай. С сожалением вздохнув, скользнул в бывшую детскую Катерины – Котика, так с рождения звали домочадцы дочь и внучку.
Посидел у дивана, гипнотизируя крепко спавшую «сестрёнку». Понюхал свесившуюся во сне руку, лизнул, легонько куснул, проворчав недовольно: «Эх, соня-засоня!»
Зевнул сам, да так широко и сладко, что уши и глаза словно собрались отправиться в путешествие вокруг головы, отъехав вверх и назад. Отяжелевший от съеденного, вскочил сначала на тумбочку, потом на шкаф. Но и этот испытанный манёвр Котика не разбудил. Тогда Тигруша обрушился с верхотуры на подушку рядом с сонной головой.
Катерина повернулась на другой бок, пробормотав невнятно то ли «Пен Чен Дур», то ли «пипец». И продолжила дрыхнуть.
Разочарованный вопиющей невезухой, Пен Чен Ир переместился в их общую с мамой спальню. Посидел под любимой маминой фотографией на стене, слегка раскачиваясь, прикрывая глаза от разливающейся по телу пост-печёночной истомы.
Но отчего-то не сиделось, не сворачивалось пушистым тугим клубком, не спалось. Явно недоставало чего-то важного для плодотворной отключки.
Пен Чен Ир по-хозяйски отыскал мамину корзинку с вязанием – она задвинула её на нижнюю полку книжного стеллажа. Подцепил лапой красный шерстяной платок, закрывавший содержимое. Сегодня оно не интересовало его совершенно. Даже оставшаяся недовязанной кошечка Шафран, из солнечно-жёлтой ангорской пряжи, обещанная компенсацией за утерю им доблести и мощи, гм-гм. Деловито подтащив платок к привычному лежбищу котика, потоптался на нём крепкими лапами, двигаясь вкруговую, по часовой стрелке. Примурлыкивая речитативом старозаветное, заговорное, ведовское - чему сам диву давался:
- На море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень Алатырь…
********
*пуэ (транскр.), бедный (англ.)Йорик отдыхает.)
Часть 2 здесь:
http://stihi.ru/2021/06/17/3582