Очередь. Что делать?

 
   Что есть творчество, как не жалкая, нелепая и, я не побоюсь этого слова, - пошлая попытка оставить  свою похабную роспись на поверхности стены в туалете вечности?
   Кто есть писатель, поэт, художник, как не случайный пассажир, присевший по нужде и, от тоски, безделья или же из хулиганских побуждений, корябаюший на штукатурке какую-то похабень типа " Здесь был Вася", "Все - козлы!" или что похуже.
   Интересно, а что  пишут китайцы на стенах в своих, китайских отхожих местах?
   Впрочем, дело ведь не в стенах и не в письме...
(Нах! Нах! Отозвалось эхо в голове)
   Чукча может писать на снегу,  древние вообще не владели письменностью, но рисовали...
   А в чём тогда дело? В чём суть?
   Наверное - в отчаянном желании оставить в память по себе хоть что-то, хоть слово из трёх букв, хоть жалкую каракулю длиной (или толщиной?) в сто томов...
   Спрашиваю себя и недоумеваю:
   - А кому, кому кроме жалкого писаки, сидящего в позе орла, это нужно?
   Кто будет вчитываться или всматриваться в твои петроглифы?
   Кто даст хоть какую-то минимальную гарантию, что суровое время, в облике тёти Фроси-штукатурши-маляра не забелит твой след, и без того затерянный средь сотен других, толстым слоем извести?
   Вот - есть колхозник. Он выращивает свинью. Забойщик её забивает. Мясник разделывает и, в конечном итоге, свинья эволюционирует в очень важный, очень востребованный массами продукт - колбасу. В итоге я, скромный филолог и поэт, стою в очереди за этой самой колбасой.
   Зачем? (За колбасой! )
   Затем, чтобы на финише сесть в позе орла или любой другой, приемлемой позиции и писать на стене пещеры вечности всякую муру, выдавливая из себя по капле (нет, не раба) другую, дурно пахнущую, колбасу.
   Стою не один.
   Это очевидно, что не один. Не бывает очереди из одного человека, будь он хоть неизвестным поэтом, хоть известным всему миру Нобелевским лауреатом.
   Я стою с Марусей.
   Маруся счастлива от того, что имея меня она на выходе будет иметь не одну, а две палки колбасы, две банки шпрот, два кило крупы.
   Зажрались москвичи. У нас, в Кемерово, народ прекрасно обходится без палок, колбасы и без гречки. А что такое шпроты, я знать не знаю.
   Всю жизнь ем кабачковую икру и морскую капусту, однако не помер. Худощав, подтянут без всяких диет. В отличии от Маруси.
   Вот дурак... Повёлся на фотографию, а приехал к "красавице" с полотна Кустодиева!
   Она мне в матери годится.
   А что делать? В декабре мне исполнится 27... Ни работы, ни своего угла, ни семьи. Ровесники уже детей в школу водят, а я живой ...ды не нюхал.
   Вот, приехал. Может наконец понюхаю. Прям с вокзала - в очередь попал. Стой тут теперь, любуйся необъятным гузном подруги по переписке.
   (Переписка... Слово-то какое...)
   - О чём задумался, Андрюша?
   - Да так... Ни о чём...
   - А ты о деле подумай. У меня кран течёт. Сейчас домой придём, я к соседу схожу за инструментом. Ты прикинь пока, что нужно - отвёртки там, молотки, ключи какие. Я в этом ничего не понимаю.
   - И часто ты к соседу ходишь?
   - Зачем?
   - Ну... Не знаю зачем. За инструментом.
   - Что? Да иди ты в баню!
   - Я не знаю где она. Я впервые а Москве. В Кемерово знаю...
   - Вот и ...дуй в своё Кемерово, поэт ...ный, филолог, бля, недоделанный!
   - Марусь, ну ты чё?
   - "Чё" по-китайски - "..па"!
   - По-корейски!
   - Да хоть по-кабардино-болгарски, чмо очкастое! Я те по-русски сейчас говорю - иди отсюда ...уй!

   Стыдно-то как... И очков жалко. Разбила, мразь, очки.
   А эти... Москвичи ...ные... Смеются. Тут человека бьют, а им смешно...
   А папе? Папе что я теперь скажу? Вот и съездил я в Москву. Вот и обрёл, называется, счастье!
   ...дь! Кажется она мне ещё и зуб выбила. А вещи? Чемодан-то у неё остался. Что делать?