1
По дну поток несёт навстречу лица. Из глаз опущенных тоска струится в разверстый гипоксией рот.
Лист жёлтый влеплен каблуком в асфальт как календарная страница на открытое число.
Гербарий жухлый в нитях бледных снов гирляндой ржавой со столбов рассудка свисает в ночь безумия – мостом.
Мне жаль опавших листьев, и на том мосту стою я духом нищий к поверхности затылком, в дно лицом.
2
Ил застит взор, втекает боль в нутро: саднящая о том, что было – не вернётся, и фантомная – о том, что так и не сбылось.
Которая из них доsadливей корёжит сердце? Разве разберёшь их – обе ноют, стервы, токсином в кровь.
3
Вспорхнуть не в силах за глотком свободы, раскинув руки, завис крестом.
Рождённый в рабстве обречён прожить рабом не обстоятельством, но собственной ничтожной сутью, я же… я же не рождён рабом!
На ветрах юности как птица плыл, потоками стихии увлечён иной, упал я в этот мир открытых вечно глаз – мир сна без грёз и яви без судьбы.
Кто крыльев вес носил прямой спиной, меня поймёт сейчас – противен этот мир носителю мечты.
4
Посредь нетленки из Шекспира на «И» заклинила в «To bE» машина, впечатав безальтернативно криво (Уильям!) меня тяжёлой литеры бруском меж сумрачных пустот.
Ил взмученный глотаю ртом как рыба мантрой «Ом» научена восславить Будду за смирения добродетель, цежу из толщи вод терпение и кислород. Живу лишь тем, что верю.
Кто в жизни не нашёл за что без сожалений себя отдать, тот жить не начинал. В пути, к долине смертной тени бредя, предназначения лишённый мраком ослеплён. Когда существование бесцельно, зачем оно? – такой простой вопрос.
Я это не к тому, чтобы вы сдохли все, кто не найдёт ответа, а к тому, чтоб цель была повыше, чем ваш нос. Смотрите в небо.
Я слышал, всех одна и та же ожидает ночь, но это ложь: кто свет в себе обрёл, взошёл звездой на небе, и после смерти светит, путь помогая обрести другим.
5
Жаль омут наших дней, хоть он по правде лужа лужей, всех затянул на дно, где гаду и безмолвной рыбе лучше – смиренным всё равно.
Володя, ты не дожил ладно, не видишь эту мерзость – хорошо: теперь уж буйных вовсе здесь не стало, не то что, настоящих вожаков.
Последний вопль свободы заглох в придонных массах: кто почестями сыт и местом депутата, кто успокоен на мосту свинцом.
Живёт во тьме ведомый страхом. Вся жизнь как сон в проекторе кольцом. Когда же плёнка хлестанёт концом?