он задыхался,
голова была полой,
а мрак, поглощая, мелькал ходуном.
он чувствовал, распятьем веданный,
как в ней расщепляется космическое зерно,
медленно,
медленно,
медленно.
тревога - это
одиночество, наполненное толпой,
звук, преисполненный тишиной,
черные жуки под тонкой кожей,
старые, в припадках рожи
на краю кровати и в зеркалах,
побитые зеркала,
электричество, пронзающее кость ребра,
как дерево, разодранное молнией,
это скандал и резко! - безмолвие,
отражение,что бритвы острее:
блеклые глаза и руки на шее,
- не трезвей, сука, не смей! -
эфемерные и ласковые
руки теней,
это металлический запах раковины,
ожоги и разговоры,
что беспощадно вакуумны.
это мозоли, точащиеся струнами,
пророческие тв после полуночи,
непременно после полуночи,
рот, что костью подкормлен,
это кадык, застрявший в горле
и распускающийся, подобно магнолии,
- развратная, токсично смольная,
дышащая твоим кислородом
и парализующая мозги,
проклятия саркастических теургий,
это зацикленные эпизоды
и абсентные шоты,
это невидимая петля, зажимающая атлант,
это свинцовое тело, твердое, как гора,
(на которой радетель исклеванный,
как украшение, - скверно, изломано - :
но вместо печени произрастает
гибискус, - его в глаза впитаю
красный сок, чтобы вскрыть и вырезать мне вежды
в признанье мозговой бесплодности
- то проявление надежды,
но итог безысходности).
это клекочущая цикада у самого уха,
мелькающая в боковом капилляре муха,
-
это жажда рассвета
и панические атаки на рассвете,
ежесекундная нужда в сигарете,
- к лучам кошмар ревнив -
расплывчатые и акриловые сны
слепого художника с именем Доппельгангер,
к полуночи поющий тебе миннезанги,
- тебе он шепчет, - сольемся или сгинем.
это гниющие водоросли на мертвечине,
что называется телом,
это тонкие стены,
необходимая, посуточная эксгумация -
акт уличной сублимации.
это громкий стук сквозняка
от крышки гроба,
который ты несешь на горбу,
это дыхание, обдувающее твой висок,
что в холодном поту,
это изоляция в заплесневевшей каюте,
полной окровавленных гвоздей,
которая плывет в бездомном маршруте
в космической пустоте.
он скулил,
зажатый в кровати,
ему говорили считать до пяти
и обратно, и что сон вероятен,
но реальность - в квадрате,
а значит, реальна.
приподнявшись, целовали печально,
- она пела молитвой , что всегда будет рядом,
а за ней и рассвет, сметая осадок,
ведь свет живому преданный.
он сказал, что рассвет - такая же вероятность,
и повернулся к ней
медленно, медленно, медленно,
потому что ее, вероятно,
не было.