И встретил камень я. Был камень неподвижен,
И проступал в нём лик Сковороды.
Николай Заболоцкий
1. Флейдуза
Разговор с Григорием Варсавой Сковородой
Я.
Полуфлейтою, полумедузой,
Мир твоей зачарован флейдузой.
Сладко ль слышать флейдузины звоны,
Каменея пред ликом Горгоны?
Григорий Варсава.
Трепещи не Медузы, но скуки –
С ней прискучат и райские звуки.
На флейдузу ж взирай без опаски:
Вздор – твои афинейские сказки.
Я.
Вздор-то – вздор, да характер-то – слабый:
Ну как станешь вдруг скифскою бабой.
Григорий Варсава.
Не тужи о болване телесном –
Сладко будет лишь в Царстве Небесном.
Я.
Век твоей бы флейдузе внимал.
Григорий Варсава.
Мир ловил меня, но не поймал.
12 – 13 сентября 2002
2.
Кто жив – тот лжив, лишь умерший правдив –
В веках сияет правота Сократа.
Не мысль – сам человек есть ложь – мотив
И в завтраке сквозит аристократа,
И в трубах Валтасаровых пиров,
И в Гамлета бездушном беснованье...
Бесчувственны и мы. И дух здоров –
Ни жалости в нём нет, ни состраданья.
Ну может, Однодум и Голован
Лесковские иль ангельское пенье
Пергюнтовской возлюбленной, Иван
Да Марья, да небесные виденья...
А впрочем, что нам даже и Сократ,
Что Моцарт нам, что Пушкин, что Россини,
Что Врубель, что наскальный рай и ад
Гулаговской блаженной Евфросиньи?!
Не тронут нас ни ум, ни красота,
Ни Пана взгляд, ни лад его свирели,
Не тронут и страдания Христа –
Ну разве что в кино у Дзефирелли.
Но не услышать больше никогда,
Как станет – хоть об этом пожалейте! –
Казацкий Робинзон Сковорода
Спасителя оплакивать на флейте.
3. Памяти Арсения Тарковского
Державы речи русской царь,
Шамхальства певчего Тарквиний,
Сковороды сковородиней,
Псалтири птичьей государь.
Державинский тобой словарь
Раскрыт как раз посередине,
Его кузнечик и поныне
Тебе сопутствует, как встарь.
В лазури сенежской, онежской,
В надмирной пуще Беловежской
Алмазный блещет твой венец,
И меркнут обольщенья мира,
Едва опустит лук Стрелец
На небе, что синей сапфира.
23 ноября 2011
4. Памяти Григория Померанца
Омытый сенежской, саровской
И силоамскою водой,
С Карсавиным ты и Керсновской,
Сократом и Сковородой.
С Терезой, Гаазом, Гольдшмитом,
Как ангел, в газовую печь
Нисходишь к детям ты убитым,
Увы, не в силах их сберечь,
Иль вслед за матерью Марией
В кромешный ад, как в Равенсбрюк,
Ты души вывести живые
С Христом спускаешься сам-друг,
Иль, как из мёртвых сам Спаситель,
Из пыли лагерной восстав,
И Гитлера как победитель
И Сталина пятой поправ,
В хромом ли вновь очнёшься теле,
В раю ли, в каторжном краю –
Мы все, что вмиг осиротели,
За душу молимся твою.
А ты, очам земным незримый,
И нас хранишь от всех невзгод,
Для мира зла неуязвимый,
Как старчик с харьковских высот.
------------
Генрик Гольдшмит – настоящее имя Януша Корчака.
Старчиком называл себя Григорий Сковорода.
"Мир ловил меня, но не поймал" – автоэпитафия Григория Сковороды.
Приложение
Стихи Арсения Тарковского о Григории Сковороде
Арсений Тарковский
1.
Мир ловил меня, но не поймал.
Автоэпитафия Гр. Сковороды
Где целовали степь курганы
Лицом в траву, как горбуны,
Где дробно били в барабаны
И пыль клубили табуны,
Где на рогах волы качали
Степное солнце чумака,
Где горькой патокой печали
Чадил костёр из кизяка,
Где спали каменные бабы
В календаре былых времен
И по ночам сходились жабы
К ногам их плоским на поклон,
Там пробирался я к Азову:
Подставил грудь под суховей,
Босой пошёл на юг по зову
Судьбы скитальческой своей,
Топтал чебрец родного края
И ночевал – не помню где,
Я жил, невольно подражая
Григорию Сковороде,
Я грыз его благословенный,
Священный, каменный сухарь,
Но по лицу моей вселенной
Он до меня прошел, как царь;
Пред ним прельстительные сети
Меняли тщетно цвет на цвет.
А я любил ячейки эти,
Мне и теперь свободы нет.
Не надивуюсь я величью
Счастливых помыслов его.
Но подари мне песню птичью
И степь – не знаю для чего.
Не для того ли, чтоб оттуда
В свой час при свете поздних звёзд,
Благословив земное чудо,
Вернуться на родной погост.
1976
Арсений Тарковский
2. Григорий Сковорода
Не искал ни жилища, ни пищи,
В ссоре с кривдой и с миром не в мире,
Самый косноязычный и нищий
Изо всех государей Псалтыри.
Жил в сродстве горделивый смиренник
С древней книгою книг, ибо это
Правдолюбия истинный ценник
И душа сотворённого света.
Есть в природе притин своеволью:
Степь течёт оксамитом под ноги,
Присыпает сивашскою солью
Чёрствый хлеб на чумацкой дороге,
Птицы молятся, верные вере,
Тихо светят речистые речки,
Домовитые малые звери
По-над норами встали, как свечки.
Но и сквозь обольщения мира,
Из-за литер его Алфавита,
Брезжит небо синее сапфира,
Крыльям разума настежь открыто.