Запах палёных листьев разом напомнил детство,
ленты аллей кленовых свой начинают трёп.
В это цветное царство я б совершила бегство,
если бы злой волшебник заново не загрёб
в карцер тюрьмы иллюзий, мОрока, в плен взросленья,
где, не дай Бог, конечно, стать шапокляк с клюкой.
Запах палёных листьев - воспоминаний тленье:
вот и пятиэтажка с ивами над рекой,
скверик у музыкалки спрятан в тени акаций,
там же в кустах сирени тайны хранит шалаш,
схемы подземных лазов с планами спецопераций,
новой мечтой о кладе день завершался наш.
Утро готово к зною. Маслу, чтобы не таять,
тонкой холодной струйкой в банку течёт вода.
В сетке на трёшку с гаком тара стоит пустая,
хлеб чесноком натёртый - цимусная еда.
Пулей через ступеньки, вырвавшись на свободу,
всей дворовой ватагой дёргаем на фонтан,
рыбы гранитным хором веерно хлыщут воду,
в кепочке за штурвалом маленький капитан.
Но ускользает лето в жёлтый сентябрь кленовый,
с мамой по АвгустOвской шаркаю не спеша,
к школе купили форму, стрёмный портфельчик новый,
в Доме тогдашней Моды брат заказал клеша.
Он отслужил, я помню, где-то на Байконуре,
я восторгалась Сашкой, очень гордилась им.
Средний братишка Витька, тот хулиган в натуре,
но несмотря на это, очень был мной любим.
На восемнадцать в сумме лет я была моложе
милых моих братишек, взрослых уже юнцов.
Вот на семейной фотке мы как один похожи,
юность украло время, что не найти концов.
Фотоальбомов детства тлен в погорелом доме,
он за минут пятнадцать в красном аду исчез.
Окон кресты-культяшки в угли вросли на сломе
жизни, мечты которой кузловский прячет лес.