Шри Ауробиндо. Савитри
Книга VII. Книга Йоги
Песнь 6. Нирвана и открытие Всеотрицающего Абсолюта
Не бойся стать ничем, чтоб всем ты стала…
Шри Ауробиндо. Савитри
Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга VII. Книга Йоги
Book VII. The Book of Yoga
Песнь 6. Нирвана и открытие Всеотрицающего Абсолюта
Canto 6. Nirvana and the Discovery of the All-Negating Absolute
Савитри рождается на земле в ответ на мольбу всего мира. Выразителем этой мольбы становится царь Ашвапати — могучий дух, воплощенный в человеке, вождь мировых духовных исканий, символизирующий духовное устремление всего человечества. Он совершает великую Йогу во имя освобождения людского рода, благодаря которой раскрывает собственную душу, истинное «я», одухотворяет свое существо и постигает великие тайны мироздания. Достигнув индивидуальной полноты, он проникает в иные сферы бытия и странствует по лестнице проявленных миров, чтобы покорить все ее ступени и открыть человечеству путь к вершинам Духа. Он движется через миры тонкой Материи, низшей и высшей Жизни, низшего и высшего Разума, через Небеса Идеала и сферы Мировой Души: он восходит в великие светоносные царства и спускается в бездны миров Мрака и Лжи, принося в них высший Свет, чтобы в итоге подняться к мирам высочайшего Знания и проникнуть в обитель Духа. Наконец, остановившись на последней границе проявленных миров, перед непостижимой Вечностью, он удостаивается Откровения Божественной Матери мироздания и молит Ее, как вестник всего человеческого рода, низойти на землю и даровать падшему роду освобождение от Тьмы и Смерти. Матерь Мира внимает его молитве и прорекает свое Нисхождение и освобождение человечества. Всё это описывается в Части I эпоса (Книги I—III). Теперь на земле рождается Савитри — дочь царя Ашвапати и Спасительница мира — воплощение Божественной Матери. Ее жизнь и духовный путь описываются в Частях II и III эпоса (Книги IV—XII).
У Ашвапати рождается дочь, царевна Савитри, Спасительница мира, воплощение Божественной Матери. Она растет и достигает все большей зрелости, усваивая все высшие достижения человеческой культуры и знания. В ней происходит и великий внутренний прогресс. Однако она столь блистательна и высока и в своем внутреннем мире, и во внешнем облике, что никто не решается приблизиться к ней и стать ее спутником, никто не может достичь ее высоты и идти рядом с нею. Но приходит чудесный день, когда Ашвапати получает откровение о дальнейшей судьбе своей дочери, провидя в ней великое высшее существо, пришедшее на землю с грандиозной миссией. И он, повинуясь наитию свыше, отправляет Савитри на поиск ее суженого, в единстве с которым ей предстоит исполнить свою работу на земле. После долгих странствий по городам и весям и среди дикой природы перед Савитри открывается чудесный предгорный уголок. И здесь она встречает Его, своего суженого, родную душу, в общности с которой они трудятся на земле на протяжении многих жизней, — Сатьявана. Вечные Влюбленные вновь воссоединяются в жизни на земле.
Теперь Савитри возвращается во дворец к родителям, чтобы сообщить им о том, что она нашла своего суженого. Однако во дворце ее ожидает небесный духовидец Нарад, который дает ей страшное пророчество о судьбе Сатьявана: ровно через год в этот же день Сатьявану суждено умереть. Родители уговаривают Савитри отказаться от союза с Сатьяваном и найти себе другого жениха, но любовь Савитри непобедима: она говорит, что ее любовь победит сам Рок. Трагическое известие повергает в глубокое горе мать Савитри, и из сердца скорбящей матери с огромной болью и глубиной исторгается извечный вопрос человечества о природе этого мира, о причинах возникновения боли и страдания, о том, почему бессмертная душа оказывается в этом мире страданий и обречена здесь претерпевать всевозможные муки, беды, становиться пешкой в руках Судьбы и жертвой Рока. Устами матери-царицы Шри Ауробиндо с великой силой и достоверностью озвучивает главнейший вопрос человеческого Неведения — и устами небесного мудреца Нарада дает на него глубочайший и высочайший божественный Ответ. Савитри узнает, что ей предстоит встретиться лицом к лицу со Смертью, чтобы победить ее во имя всего человечества.
Невзирая на страшное пророчество Савитри решает выйти замуж за Сатьявана и быть с любимым до конца. Она покидает родной дворец и живет с Сатьяваном и его родителями в их отшельнической обители. Сначала влюбленные счастливы, однако через некоторое время Савитри охватывает отчаяние, ведь она знает о скорой кончине ее возлюбленного мужа. Именно в этот момент глубочайшего отчаяния Савитри слышит внутри себя Глас свыше — Голос ее же высшего «Я», открывающий ей ее духовный Путь, следуя которому она сможет обрести единство с Богом и силой Его Глагола победить смерть.
*
Первый шаг, который она должна совершить на духовном Пути, — найти свою истинную душу, свое подлинное скрытое «я». Савитри приходит откровение о внутреннем мире человека, о его подлинной душе и его исканиях своей души. Она погружается в глубинное самоисследование, чтобы найти свою душу, и, странствуя все глубже через свои внутренние страны, в собственной глубинной сути открывает свою истинную душу, свое подлинное божественное «Я», низошедшее в это материальное тело, «чтоб с Временем, с Судьбою в мяч сыграть». Но Савитри не останавливается на этом великом духовном достижении и продолжает развивать свою могучую Йогу, открывая новые аспекты Божественной Реальности. Следующим шагом в духовном развитии Савитри становится обретение Нирваны — статического аспекта Абсолюта, Безличной Реальности, на фоне которой весь мир предстает лишь игрой нереальных образов.
В настоящей Песни Шри Ауробиндо сначала с великой мантрической силой формулирует метод медитации, ведущий к нирванической Безличности, а затем выражает это Запредельное Невыразимое в Слове-мантре… Однако в дальнейшем мы увидим, что даже это грандиозное духовное Постижение, которое считается наивысшим и окончательным во многих духовных школах, не является высочайшим и полным Постижением Божественной Тотальности. Савитри пойдет еще глубже и выше — к Постижению всего сущего как живого Бога…
[В квадратных скобках — примечания переводчика.]
СПОКОЙНОЕ и медленное солнце
Взирало вниз с небес недвижно-тихих.
Как отступленья арьергард угрюмый,
Дожди ушли, прошелестев в лесах,
Иль стихли, шепотом в листве шипящим,
И прелесть синевы небес великих
Вновь улыбалась вышиной восторга.
Их умиротворенный сочный блеск,
Не угнетен жарой, что лижут бури,
Дарил всем роскошь теплых тихих дней;
Осенних лун сокровище златое,
Красуясь, плыло в волнах сказки ночи.
И Савитри жила счастливой жизнью,
Обретшей полноту, как жизнь земли;
Она нашла себя и цель свою.
Хоть мир чудесной перемены в ней,
Невымолвлен, в груди ее таился,
Волшебное его очарованье
Все ощущали, жившие вокруг.
Гласы дерев о нем шептали ветрам.
Цветы вещали радость в красках пылких,
И птичья песнь священным стала гимном,
И зверь забыл борьбу и зажил мирно.
В широкой общности сроднясь с Незримым,
Вдруг обретали кроткие отшельцы
Великий взлет их одиноких дум.
То совершенство светлое души,
Переполняя, из нее лилось
На все вокруг и все преображало —
Обыденную серость — в красоту,
Деянья — в чудо, время — в Божий дар.
Стал даже самый мелкий труд ничтожный
Счастливым сладким таинством прекрасным,
Душе великой мира приношеньем,
Служением Единому во всем.
[Или: Служеньем Одному во всем и в каждом.]
Свет изнутри нее во все вторгался;
Блаженство нес сердцебиений танец:
Счастливей пело счастье рядом с нею
И горе утешалось близ нее.
Над головой хранимой Сатьявана
Она уже не ощущала Рок,
Судьбы смертельной сумрачное око;
Мистическое солнце в круге злата,
В ней вещий взгляд раскрыв новорожденный,
Явило цикл самодержавной жизни.
В ее виденьях, в достоверных грезах,
Что глубоко запечатлялись в ней,
Грядущего разъяв тяжелый полог,
Он не лежал, сражен веленьем скорбным,
Как жертва в мрачном логовище смерти,
Иль унесен далёко от нее
В блаженные возвышенные сферы,
Забыв земли услады теплой счастье,
Забыв любви объятий пыл единый,
Свободен в самосчастии бессмертных.
Он с нею был всегда — душа живая,
Что слала взору взор очей влюбленных,
Живое тело в счастье с нею вместе.
Но уж не в диких тех лесах великих,
Сроднившись близко с днями птиц, зверей,
С земною грудью, смуглой и нагой,
Но средь высоковыстроенных жизней
Разумных человеческих созданий —
В роскошных залах, на полах хрустальных,
В броне градов, в садах гуляя милых,
Он был ей ближе, чем ее же мысли,
Душа с душою рядом, тело — с телом,
Словно движИмые одним дыханьем, волей,
Они слились в едином круге дней
В одно — в любви незримой атмосфере,
Неразлучимы, как земля и небо.
Так шла она пока Златым Путем;
То было солнце пред бездонной Ночью.
Однажды в грезе светлой и глубокой
Она сидела, на себе храня
Любимого объятий крепких трепет
И превращая радость в чудный мост,
Соединивший землю с небесами,
Но вдруг под сердцем в ней разверзлась бездна.
Громадный страх безвестный стиснул нервы,
Как тащит зверь едва живую жертву;
Он логова, казалось, не имел —
Не из нее нагрянул он внезапно:
Незрим, неведом был его источник.
Но вот ворвался и его Исток,
Огромный, устрашающий, кошмарный.
Аморфный Ужас на крылах бескрайних,
Наполнив мир дыханием опасным,
Темнее мрак, чем Ночь могла б разверзнуть,
Заполонил и небеса и землю.
Безмолвной смерти вал, явился он
Над содрогнувшейся земли горизонтом;
Затмив гигантской скачкой небеса,
Алкал он удушить в мученьях воздух
И кончить, небылицей, радость жизни.
Всю суть ее, казалось, зачеркнул он,
Стирая все, чем в ней жила природа,
Грозя убить и плоть ее, и душу, —
Невидимого полузримой хваткой,
Пучиной жути и державной мощи —
И бесконечность черная, и личность.
Он, словно, ей вопил без слов, без мыслей
Своей же мрачной вечности посланье
И ужасавший смысл своих безмолвий:
Встав из чудовищной зловещей шири,
Из бездн кошмарных ужаса и горя,
Пригрежен неким «я» слепым, бездушным,
Сознаньем бытия, где нет блаженства, —
Что ощущало жизнь пустой, никчемной
И что души ни в чем не находило, —
Лишенным мысли, радости не знавшим,
В немую муку сердца грянул глас,
Неизреченных слов незыбным смыслом;
С ним, слышным в глубях мыслью бессловесной,
Весь мир, всей жизни смысл стал нереальным.
«Кто ты такая, что дерзнула мнить
Себе венец отдельного рожденья,
Иллюзию реальности души
И личностное божество пригрезить
На косном и невежественном шаре
В животном и убогом теле смертной?
Не думай быть счастливой в мире боли,
Не грезь, пленясь неизреченным Словом,
Ослеплена Лучом невыразимым,
Превосходя все царства Сверхсознанья,
Вселить Непознаваемое в тело
Иль, дозволением услады сердца,
Обременить блаженством иллюзорным
Безмолвное, недвижное Всевышнее,
Его аморфную нагую святость
Алканьями своими осквернить
И с Богом радости вкушать людские,
Призвав его под свой убогий кров.
Я все создала, я все пожираю;
Я Смерть и сумрачная Матерь жизни,
Я Кали, черная, нагая в мире,
Я Майя, и весь мир — лишь морок мой.
Дыханьем рушу я людское счастье,
Сражаю волю жить и радость быть,
Чтоб снова все ушло в небытие,
Чтоб вечность лишь была, лишь абсолютность.
Ведь лишь пустая Вечность — это явь.
Все остальное — тень и свет в стекле Ума —
Ума, пустого зеркала, в чьей лжи
Неведение зрит, приняв за правду,
Фальшивости своей блестящий образ
И мнит его великим плотным миром.
О ты, душа, зачем ты вымышляешь
Надежды, мысли в людях? Ты сама
Лишь вымысел течения мгновений,
Иллюзии оплот или вершина.
Познай же, наконец, себя всецело —
Из тщетного существованья сгинь».
Тень отрицающего Абсолюта,
Непримиримый Мрак промчался мимо,
Гигантским валом вздыбившись, и убыл
Отливом в ней безмерный грозный Глас.
Он мир внутри нее опустошил,
Безмолвьем мертвым угнетая сердце,
Блаженства царство в ней уничтожая:
В ней лишь душа жила, пустою сценой,
Безвестной вечной Воли ожидая.
Но высший Глас к ней низошел с высот —
Глагол, что, в сердце пав, находит душу,
За гласом Ночи — глас великий Света:
Так Бездны вопль привлек ответ Небес:
Над мощью бури — Солнца мощь восстала.
«Душа, не открывай свой мир врагу;
Сокрой свои владения блаженства,
Чтоб Время и Судьба не отыскали
Их царственных аллей и не вломились
Со стуком громовым в твои врата.
Скрывай, пока ты можешь, дар бесценный —
Обитель обособленного «я»
В оплоте светлом собственных глубин,
Пока империи еще обширней
Оно не станет частью, с ней едино.
Не только ради «я» то «Я» стяжают —
Так согласись не удовлетвориться
Единственной страною покоренной.
Решись на все, чтоб мир весь был твоим.
Не бойся стать ничем, чтоб всем ты стала;
На пустоту Всевышнего осмелься,
Чтоб все в тебе достигло абсолюта.
Быть на земле посмей ничтожной смертной,
С новорожденным божеством в себе
Повремени, чтоб смог и человек
Найти всецело в Боге «я» свое.
Когда б лишь для себя одной пришла ты,
Бессмертный дух, рожденный в мире смертных,
Чтоб в Божьей тьме создать свой мир лучистый,
Одной звездою в безднах Несознанья,
Одну лишь к свету дверь открыть в Неведенье,
Зачем бы приходить тебе вообще?
Ты низошла в сражающийся мир,
Чтоб смертный род слепой от мук избавить,
Чтоб Свет явить невидящим очам,
Чтоб низвести блаженство в сердце скорби,
Чтоб стать мостом меж небом и землей;
Коль ищешь ты спасти от тягот космос,
Прими его космическую муку,
Изведай скорбь, что ищешь победить:
Несущий свет идет в темнейший мрак,
Спаситель разделяет страсти мира.
Как, не познав страданий мировых,
Он смог бы отыскать для них лекарство?
Как, если он не спустится с небес,
Откроет смертный к небесам дорогу?
Когда один достигнет высших высей,
Другие тоже обретут надежду
Осуществить гигантский этот штурм.
Во всем уподобляясь человеку,
Здесь, на земле, родиться должен Бог
За тем, чтоб смертный стал подобьем Бога.
Спаситель мира должен стать всем миром,
Всех страждущих укрыть в объятьях сердца,
Изведать всех живущих скорбь и радость.
Его душа должна обнять весь мир,
Всю вечность ощутить своею сутью,
Одномоментную отвергнув личность,
Бессмертной осознать себя, предвечной,
Познать, что мир — в ее сознанье случай,
Арктур и Бельфегор — огня пылинки,
Носимые в ее бескрайней сути,
И гибель мира — краткая гроза
В ее покойном, вечном беспредельи.
Ослабь же тяжкий гнет вселенских уз,
От мира отстранись, что создан Мыслью,
Что ум твой выделяет в Беспредельном,
И в пляске атомов рисуют чувства, —
И ты познаешь тех цепей причину.
Стань Божьей пустотой, всю мысль отбросив, —
И ты Непостижимое раскроешь
И Сверхсознанье — на своих вершинах;
В глазах твоих прозреет Бесконечность;
И взглянешь ты Неведомому в очи,
Постигнешь Истину во всем, что суще —
И даже в том, что мнят пустым и ложным,
И в познанном узришь глубины Тайны,
Сольешься с обнаженной Божьей явью
И с чудным космосом, которым стал Он,
И с чудом наивысшим, что настанет
Когда Природа, ныне спящий Бог,
Для света Вечного прозрачной станет,
И взгляд ее Его предстанет взором,
И ход ее — Его шагами силы,
И жизнь наполнится духовным счастьем,
Материя придет в объятья Духа,
Его невестой вновь захочет быть.
Так стань ничем, никем, рассей труды Времен,
Отринь свой ум, растождествившись с ним,
От имени и формы отстранись.
Забудь себя — пусть только Бог пребудет».
Так рек могучий, ввысь влекущий Глас,
И Савитри вняла; склонив главу,
Она отдалась самосозерцанью,
В себя направив свой глубинный взгляд,
В немой Ночи — в заветный мир души.
И, отстранясь, свидетелем бесстрастным,
Следя за драмой собственного «я»,
Вникая в тайны внутреннего мира,
Она взирала на кипенье жизни
И вслушивалась в бурное движенье
На оживленных улицах ума —
В немолчные шаги несметных мыслей.
Всему она позволила восстать,
Что пожелало в ней прийти в движенье;
Ничто не принуждая, не зовя,
Но и ничто в себе не пресекая,
Освободив процесс времярожденный
И волю дав игре природной воли.
Так, следуя за той игрою сложной,
За действом человеческой природы,
Она суфлера слышала за сценой,
Внимала и как Сила-Композитор
Первичного либретто строй слагала
И широту своей органной темы.
Все ей открылось, что таится в смертных:
Звериные инстинкты в дебрях жизни,
Наитья, что нашептывают сердцу,
И бури страсти, что терзают нервы,
И Силы, что взирают вверх из Бездны,
И тихий Свет, что избавляет душу.
Но взгляд ее искал рожденье мысли.
Покончив с властью внешнего ума,
Она решила разобрать дела,
Подшивки мыслеформ в конторе мозга —
Завода мыслезвуков, слов беззвучных
И голосов, что в нас звучат неслышно, —
И счесть его монет блестящих груды.
Но были то лишь игровые фишки
В забаве символической ума,
Лишь грампластинки или кинопленка,
Лишь знакопись, иль шифр, иль тайный код.
Ведь мысль берет рожденье в тонком теле
Иль входит из вселенских сфер в него.
И часто из души ее взмывала
С волшебным взором и загадкой уст
Нагая мысль, прекрасна и светла;
Иль восставал из сердца пылкий образ
Для жизни, для любви, для страстных истин:
Объемля мир иль к небесам стремясь,
Он увлекал мечты, луной-беглянкой
В унылом небе серых дней людских;
Средь мнимых аксиом земного знанья
Он веру облекал красою горней —
Так, украшеньем в комнатушке тусклой,
Смеется над обойными цветками
В златом кувшине трепетная роза.
Жил чародей в ее сердечной глуби
И звал идти вперед, стремиться ввысь,
Пока в груди не воссияло чудо
И жизнь надеждой не преобразилась.
В межбровье вскрылась видящая воля;
За мозгом — мысли, ангелами света,
В блистанье лат, сложив в молитве длани,
Лучи небес в земную лили форму.
Вздымались пламена воображенья
В ее груди — нездешние красы,
Прикосновенья радости верховной,
Прозренья чуда, грезы упоенья;
Вокруг ограды лотоса пупка
Миров несметных грудились наитья,
Могучие стремились ощущенья —
Идеи неоформленной движенья;
Входя в цветок чувствительный гортани,
Они игрой безмолвных резонансов
Воспламеняли ритмы горней речи.
А ниже бился ток немых желаний,
И вожделенья сладости телесной
Перелагали на язык мольбы
Свою алчбу вещей и хватку душ.
Из самосознающих членов тела
Вздымались мысли, шепоты Природы,
И шли к его заветному венцу,
Неся свой пыл Неизреченному.
Но на пороге внешнего ума,
В котором, как в темнице, заперт смертный,
Все предъявить ему должны свой паспорт,
Должны предстать в обличье официальном
Иль внутрь проникнуть как продукты мозга,
Свой смысл скрывая, свой исток заветный.
Лишь с внутренним умом они правдивы,
Лишь в нем являют облик свой и глас,
Идут открыто, весть свою сообщая,
И говорят, где рождены и кем,
И предстают свидетельной душе,
Открывшись пред ее бессмертным взором,
Природы нашей вестники-посланцы.
Запретны, недоступны смертным чувствам,
Чертогов духа тайные покои
Открыли ей своих событий действо,
Явили ей гостей своих обличья;
Сквозь трещины в невидимой стене
Глаза взирали в скрытые пространства,
И сквозь таинственность незримых врат
В переднюю ума, теснясь, входили
Мысли, что манят смертных к новым далям,
Вздымают тлевший факел идеала
И зрят в конечном бесконечное.
Незримого открылось прозреванье
И ощущало образы и формы,
Что смертные глаза не могут видеть,
И звуки, что не слышит смертный слух,
Неосязаемого прикасанья,
Что полнят сердце сладостью блаженной:
Предметы, что для нас пусты как воздух,
Там составляют суть обычной жизни,
Обыденную пищу чувств и мыслей.
Ей тонких царств предстали существа
И сцены, скрытые за сценами земными;
Она узрела жизнь нездешних стран,
Сквозь ширь пространств вняла гласам далеким,
Умов безвестных ощутила токи;
Пред ней раскрылись прошлого событья,
И мысль ее объяла мысли мира,
Идеи, что не выражены в слове,
И чувства, что вовек остались немы.
Бессвязные намеки подсознанья
Явили ей свой странный смысл глубинный,
И лепетов своих чудные тайны,
И связь свою с реальностью сокрытой.
В незримое проникли взор и слух:
Орлами мысли низлетали свыше
С невидимой вершины сверхсознанья
Иль стаей златоперых рыб сверкали
Из тайной глубины сублиминальной.
Ведь этот мир есть нерушимая Тотальность,
В глубокой общности живут противоречья;
Вершины Божьи зрят назад в немую Бездну.
Так человек, взрастая к божеству,
Все ж диалог ведет с животным, с джинном;
И человеко-бог, влюбленный в звезды,
По-прежнему со зверем делит кров.
Высокое и низкое встречаются,
Живет единым планом мироздание.
Так, видя множество рождений мысли —
Когда родиться может то, что вечно,
Ведь силы Вечного ему подобны,
Вневременные во Вневременьи,
Во Времени рожденные извечно, —
Она постигла: все в уме наружном
Не плод рожденья, но продукт непрочный,
Произведенный на заводе тела,
Земною силой слаженный умело.
Ведь ум — лишь малый механизм проворный,
Что, находя сырье во внешнем мире,
Покуда не износится, штампует
Формовки, что задаст художник Бог.
И часто наша мысль — товар готовый,
Что сделан был на мировых просторах,
Но, миновав тайком служебный ход,
Пройдя по галереям подсознанья,
В торговом зале Времени возник
И выдан был за собственный продукт.
Ведь штамп на нем поставлен нашим «я»:
Уловкой хитрой, личности клеймо
Своим считать его нам позволяет.
Но все — и это — дело рук Природы.
Мы лишь орудья, задан нам наш труд;
Не наша Сила созидает в нас:
Что создаем мы, не всецело наше.
Ведь даже гений получает свыше
Из горнего заветного истока
Творенье, что в веках его прославит;
Но слово, образ, мысль, краса и чудность —
Лишь искры из безмерного Огня:
Из Божьей мастерской образчик дивный
К нему приходит в золотых обертках
И им запатентован в этом мире;
К нему стучит, посыльным, Вдохновенье
И доставляет этот дар бесценный,
Подпорченный приемщиком-умом
Иль низкопробным производством мозга, —
Чем меньше искажен, тем он прекрасней.
Хоть жаждет человек царить над миром,
Он механизм в космическом труде;
Все в нем — Природа, Бог же — только искра,
И лишь души согласье в нем — его:
Всевышней силы вольная частица,
Возникшая до сотворенья мира,
Родиться согласилась во вселенной,
Невольницей Природы быть, чтоб снова
Свободной стать — иль Божией рабой.
За этим смертным видимым обличьем
Таится нашей истины величье:
Сознанье наше обнимает космос —
И, сквозь Материи прорвавшись стену,
Мы восстаем в безбрежности духовной,
Где жить мы можем как владыки мира,
Где ум — лишь средство, тело — лишь орудье.
Ведь над рожденьем тела и ума
Наш дух, своею истиной живя,
Витает в обнаженном «я» бескрайнем
И озирает мир с той вольной выси.
И вот из разума она восстала
В стремленьи превзойти его закон,
Чтоб он уснул в глубокой тени «я»
Иль смолк в безмолвии Незримого.
Поднявшись ввысь, свободна от Природы,
Она обозревала жизнь творенья
И, все объяв своей всевластной волей,
Все предала тиши всевечной Бога:
И замер космос существа ее,
Лишь иногда чуть трепетала мысль,
Волненьем на безмолвной глади моря
Иль рябью в озерце уединенном,
Чьи грезы вдруг встревожил камня всплеск.
Все ж фабрика ума остановилась,
Умолк движка неутомимый стук,
Молчали стихшие пространства жизни.
Потом же улеглись и те волненья;
Был ум ее теперь пустынной залой
Иль тихим безмятежным пейзажем.
Покоем называют это люди.
Она ж своим глубиннейшим прозреньем
Увидела, что все осталось здесь,
Бурля, подобно хаосу под крышкой;
К словам, к делам взывали мысль и чувство,
Но им не откликался стихший мозг:
Все было лишь подавлено на время;
И каждый миг мог грянуть новый взрыв.
Потом затихло все; окаменело тело.
Все обнялось могучей пустотою,
Но все ж пока — не тишью вечности;
Ведь оставались далеко пока
Покой безмерный Абсолютного
И океан безмолвья Беспредельности.
Но и теперь являлись мысли все же,
Скользя в ее тиши уединенной;
Не изнутри, не из глубин вздымаясь —
Бесформенностью, возжелавшей формы,
Не гласом плотских нужд, не зовом жизни,
Не порожденья Времени людского,
Но детища космической Природы,
Они летели, образы Идеи,
Одетые бронею цельной слов,
В чужой стране — гонцы миров безвестных.
Из дальних далей, распластав крыла,
Они являлись, белые фрегаты,
Легко входя во внутреннее ухо —
Как будто привилегией владели
Свободно посещать чертог души.
Их путь пока терялся в ширях света.
Но вот, постичь пытаясь их источник,
Откуда нарушители приходят,
Она узрела беспредельность духа,
Что полнила собой пространство мира —
Так этот воздух полнится эфиром,—
И в ней — плывущую покойно мысль.
Как, приближаясь к гавани своей,
Легко скользит корабль по водной глади,
Не зная об эмбарго и блокаде —
Ведь путь пред ним открыт и пропуск годен,—
Та мысль входила в град безмолвный мозга
К привычному и верному причалу,
Но вдруг наткнулась на преграду воли,
Распалась под ударом зоркой Силы
И канула в безбрежности покойной.
За ней другие потянулись вскоре —
Как парусники на морском просторе,
Так изредка они вплывали в ум,
Нежданные посланцы стран незримых.
Но вот и это замерло сообщенье,
Никто не подплывал к брегам ума.
Все смолкло, все застыло без движенья:
Блаженно-одинок, незыблем, вечен,
Безмолвный дух объял безмолвный мир.
В безмолвии недвижном, абсолютном,
В бездонной обнаженной тишине
Разверзся Дух Верховной Пустоты,
В мистическом своем Всеотрицаньи
Стирая мир и упраздняя душу.
И побледнело даже чувство «я»:
БезОбразна, бесформенна, безлична,
Пустая Суть собой сменила ум,
Неведомое, чистое сознанье.
И дух предстал лишь наполненьем формы,
И мир — картинкой-знаком в ширях «я»,
Иль грезой образов, иль грезой звуков,
Что воздвигала видимость вселенной
Иль духу придавала мира вид.
То было самосущее прозренье:
В той нестерпимой вечной тишине
Концепций, мнений не могло родиться,
В ней всякое отсутствовало чувство,
Что обрамить могло б обличья мира:
Ни форм, ни чувств, ни мыслей, ни идей —
Лишь самозренье чистое в безмолвьи.
В глубинах успокоенного сердца
Эмоции забылись мертвым сном,
И словно бы навек усопли чувства
В гробнице нерушимого покоя:
Казалось, оборвались струны сердца
И навсегда затихли скорбь и радость —
В нем не было ни отклика, ни просьбы
И только бился механичный пульс.
Напрасны были происки событий;
Прикосновенья внешние презрев,
Ничто внутри не откликалось миру,
Не отзывались замершие нервы.
И все же тело продолжало жить,
Смотреть, передвигаться, строить фразы
И понимать без помощи ума,
И говорить, и делать то, что нужно.
Исчезла личность, что вершит деянья,
И ум, что ищет нужные слова:
Все существо, как точный механизм,
Работало бездумно, безупречно —
Как будто, вторя действиям привычным,
Мотор вращался, движим прежней силой,
Что в ней не исчерпалась до конца, —
Сознанье же взирало безучастно
И все несло, не трогаясь ничем.
Исчезла воля — зачинатель сильный;
Бессвязность в нерушимой пустоте
Скользнула в связный случая порядок.
Лишь восприятье чистое осталось
И побуждало действовать и видеть.
Не будь его, исчез бы мир вещей,
Навек бы рухнул универсум «я»,
Жилище со стенАми чувств и мыслей,
Воздвигнутое на заре Времен.
То виденье единым было с видимым
И знало все, не прибегая к знанию,
Бесстрастно озирая мир бескрайний
И с тем же безразличьем постигая
Его чудовищную нереальность.
Оно следило за игрой вселенской,
Но мысль и жизнь, что наполняют форму,
Теперь казались взору неживыми,
Убитые коллапсом мысли в ней:
Он видел лишь пустые оболочки.
Все стало собственной блестящей тенью,
Вселенским фильмом образов и сцен:
Массивы и черты холмов предстали
Набросками на разуме безмолвном
И плотность эфемерную стяжали
В пульсации прозрений-миражей.
Леса в столпотвореньи изумрудном
Спектаклем ярких красок облекали
Пустое и туманное Пространство,
Мазками живописными скрывая
Поверхностных обличий пустоту,
Столь зыбких, будто бы сейчас растают.
И небосвод предстал обманом зренья
Над миром-воображением ума.
Иллюзией над иллюзорным миром.
Под небесами призрачными люди —
Картонные фигурки — шли куда-то,
ДвижИмые незримым кукловодом, —
Как образы на пленке Воображенья,
Бездушные, безжизненные тени.
Вибрации в мозгу, что мнятся мыслью,
И отклик нервов на любой призыв,
И сердца дрожь, что кажется нам чувством —
Восторгом, скорбью, трепетом любви, —
Предстали только судорогами тела,
Их кажущейся сутью, мнимым «я»,
А тело — смесью атомов и газа,
Живым фантомом производства Майи,
И жизнь его — лишь грезой Пустоты.
Животные в стадах иль в одиночку
В прогалинах скользили пред глазами,
Изящества и красоты виденья,
Пригреженные всетворящим Оком.
Но что-то крылось все ж за сценой зыбкой;
Где б ни была, на что б ни поглядела,
Она неведомое зрила Нечто,
Что все ж ни ум, ни глаз не постигали.
Единосущий скрылся из Пространства
И Времени идеей пренебрег.
Из форм исчезла истина его.
Все стало бестелесным, самостертым —
Лишь Это было подлинным и вечным,
Все ж — внепространственным, вневременным.
Лишь Им оправдан был бы зренья труд,
Но глаз не мог найти Ему обличья;
Лишь Им бы утолился жадный слух,
Но стихший звук ловило тщетно ухо;
Не внемля чувству, не тревожа Разум,
Оно пришло к ней несказанным Гласом,
Что вечно изречен Непостижимым;
Оно пришло к ней вездесущей точкой,
Внемерной, неотмеченной, незримой,
Единством всех своих несметных ритмов,
Всей одинокой вечностью своей.
Вселенское Ничто пред ней предстало —
Бескрайним «Нет» всему, что мнится сущим,
Бескрайним «Да» явленьям запредельным,
Вовек немыслимым, невообразимым, —
Предвечный ноль, бессущностная Целость,
Безместная, внемирная Безмерность.
Но все же бесконечность или вечность
Казались лишь напрасными словами,
Что слажены бессилием ума
Пред этим безграничным Односущим.
Весь мир предстал лишь искрой в этом Свете,
Мгновения — лишь вспышками в Безвременьи,
Предметы — лишь мерцаньями Бесплотного,
Что покидают Ум, узревший То.
Оно держало, словно щит пред ликом,
Сознанье, что без зрящего всезрило, —
Ту Истину, в которой нету знанья,
Познавшего и познанного нет,
И ту Любовь, что любит свой же мед,
Где нет Влюбленного и нет Любимого,
Что собственную страсть привносят в Ширь,
Ту Силу, что в покое всемогуща,
И то Блаженство, что и в воображеньи
Никто вовек отведать не мечтал.
Оно Небытием своим всеправым
Отторгло «я» обман столь достоверный,
В той истине найдя свой ключ могучий.
Когда бы все существованье в мире
Могло б, отрекшись от себя, не быть,
И Бытие — найти приют последний
В Небытия объятьях безграничных,
И, наконец, само Небытие
Перечеркнуло б круг свой нулевидный,
Мог проблеск той Реальности явиться.
К ней низошло без форм освобожденье.
Как будто заживо погребена доныне
В мозгу и плоти, как в гробнице тесной,
Из тела, жизни и ума она восстала;
Она уж не была Субъектом в мире
И вырвалась из мира в бесконечность.
Исчезло то, что прежде было ею —
Ни форм вещей, ни образа души.
Необходимость мысли превзойдя,
От Знанья и Неведенья свободна,
Избавлена от истины и лжи,
Она, беглянкой из пределов чувств,
Взвилась в приют высокий Сверхсознанья,
Что выше самородного Глагола,
Что за пределами нагой Идеи,
Сознанья изначальная основа,
Обнажена, плотна, неколебима;
Здесь не было существ иль бытия,
Здесь не звала соблазном радость быть.
Никто, ничто — невыразимо стерта,
Как след лиловый, тающий остаток,
Былого «я» развеянная память,
Она была в непостижимом точкой.
Последнее осталось устраненье,
Самостиранья шаг неизъяснимый:
Ведь память бытия еще витала,
Ей не давая стать ничем всецело:
Лишь в Том она была, еще не Тем.
Та тень самой себя — почти ничто
Вновь стать могла для «я» причиной жить,
Вернуться из Неосмыслимого
И чем-то стать таким, чем быть избрала б
Ей некая таинственная ширь.
И даже, как решит Непостижимость,
Она могла бы растворить себя
В небытие — иль новостать Всецелым,
Иль, если б форму принял Нигиль всемогущий, —
[От латинского Nihil;—;Ничто.]
Явиться кем-то и спасти весь мир.
И даже осознать она могла,
Что; в том нуле таинственном таилось:
Тот мнимый выход иль тупик всего
Мог быть слепым и сумрачным проходом,
От глаз сокрытым, нереальность эта —
Лишь оболочкой, что затмила солнце
В его пути заветном к Несказанному.
И даже ныне бытие ее
Блистательное воспылать могло бы
Вновь из безмолвья и небытия,
Все-Дивного мерцающей частицей,
Всеутверждающего Абсолюта силой
Иль зеркалом лучистым вечной Истины,
Чтоб свой же лик Одно-во-всем узрело,
Людские души — свой глубинный смысл.
Или она могла бы пробудиться
К отдохновению в покое Божьем —
Там, вне космического дня и ночи,
И в белой вечности его почить,
Что мнилась нереальной иль далекой
Иль скрытой в тайне пустоты бездонной.
Ничто без мер предстало высшим знаком,
Или Непознаваемой — Реальность.
Все отрицал единый Абсолют:
Он одиноко стер весь мир незрячий
И душу утопил в покое вечном.
Конец Песни 6
Перевод с английского и примечания: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
ОМ
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
ПРИМЕЧАНИЯ
Арктур — самая яркая звезда в созвездии Волопаса и северном полушарии и четвертая по яркости звезда ночного неба после Сириуса, Канопуса и системы Альфа Центавра.
АшвапАти — в легенде о царевне Савитри из Махабхараты отец Савитри, правитель страны Мадра; на санскрите его имя букв. означает «Повелитель Коня». По словам Шри Ауробиндо, конь в древней ведической символике означает духовную энергию, аскезу, тапасью. Поэтому в символическом смысле А. является «Повелителем тапасьи, концентрированной энергии духовного устремления, помогающей нам взойти от смертного к бессмертным планам бытия». В «Савитри» Шри Ауробиндо раскрывается символизм А. как воплощения «Всемудрого, который ведет невежественный мир» (I. 3, с. 22), как первопроходца и водителя духовной эволюции человечества, олицетворяющего устремление человечества к своему Божественному Истоку.
Бельфегор — мифическое центральное светило тонкого мира. В сирийской теологии — божество, символизирующее солнце.
ДьюматсЕна — в легенде о царевне Савитри из Махабхараты: отец царевича Сатьявана, правитель страны Шальва, ослепший и свергнутый с престола и живущий в изгнании в лесной отшельнической обители; на санскрите его имя буквально означает «Повелитель Светозарных Воинств». По словам Шри Ауробиндо, в символическом смысле он олицетворяет «Божественный Разум, который здесь ослеп, утратив свое небесное царство видения и в результате этой потери — и свое царство величия и славы».
Кали — разрушительная ипостась Божественной Матери; мать всего и уничтожительница всего; богиня, супруга бога Шивы, устрашающий аспект Божественного — яростная воительница, которая обычно изображается полуобнаженной и вооруженной, уничтожающая демонов, защитница и благодетельница духовных искателей. В настоящей Песни, судя по всему, упоминается как символ Разрушения и Смерти.
Майя — здесь: вселенская Иллюзия.
Несознание (Несознательное, Бессознательное) — термин интегрального мировоззрения Шри Ауробиндо:
Высочайшее Бесконечное, будучи ничем не связанным, может в ходе своей космической манифестации проявлять в Себе, в Своем беспредельном сознании в качестве одной из его бесчисленных возможностей нечто, казалось бы, противоречащее ему самому, — то, что несет в себе Мрак, Бессознательность, Инертность, Бесчувственность, Дисгармонию и Разложение. Именно в таком проявлении мы видим основу материального мира, называя его, как принято говорить сейчас, Бессознательным, — это Океан Несознания Ригведы, в который погрузился Единый и из которого Он проявился в форме этой вселенной; еще его называют Небытием, Асат. … Однако даже в самом Несознании и за всеми извращениями Неведения скрыто присутствует и действует Божественное Сознание, чтобы все больше и больше проявлять себя и в конце концов сбросить свои обманчивые покровы. Поэтому и говорится, что мир призван выразить Божественное.
Письма о Йоге, с. 9 (SABCL, 22)
Несознательное представляет собой как бы обратное, перевернутое отражение высшего Сверхсознания и обладает таким же абсолютным бытием и самопроизвольным действием, но это бытие погружено в состояние глубокого самопоглощенного транса, в бездну собственной бесконечности.
Жизнь Божественная, с. 550 (SABCL, 18)
Нирвана — прекращение индивидуального бытия в неизменном бескачественном Абсолюте.
Подсознание (Подсознательное) — термин интегрального мировоззрения Шри Ауробиндо:
Подсознательное в человеке является наиболее удаленной границей нашего скрытого внутреннего бытия, где оно соприкасается с Несознательным; это тот уровень человеческого существа, на котором Несознательное силится обрести полусознательную форму. Поверхностное физическое сознание также, когда оно погружается с бодрствующего уровня и деградирует к Несознательному, опускается в это промежуточное подсознание. Или же, с другой точки зрения, эта нижняя часть нашей природы может быть описана как преддверие Несознательного, через которое его формации поднимаются на уровень нашего бодрствующего сознания или нашего сублиминального существа.
Жизнь Божественная, с. 422—423 (SABCL, 18)
Подсознательное в обычном человеке включает бОльшую часть витального существа и физического разума, а также скрытое сознание тела.
Письма о Йоге, с. 898 (SABCL, 23)
Савитри (ударение на первое «а») — в индийской духовной традиции воплощение стихотворного размера гаятри, дочь бога Солнца Сурьи, жена верховного Творца Брахмы — то есть его творческая Сила-Шакти; в легенде из Махабхараты дочь царя Ашвапати, возлюбленная и затем жена царевича Сатьявана. По словам Шри Ауробиндо, в символическом смысле С. — это «Божественное Слово, дочь Солнца, богиня верховной Истины, которая нисходит и рождается во имя спасения мира». В «Савитри» Шри Ауробиндо раскрывается символизм С. как воплощения Божественной Матери, пришедшей освободить душу мира от власти смерти и неведения.
СатьявАн — в легенде о Савитри из Махабхараты сын царя Дьюматсены, возлюбленный и затем муж царевны Савитри; на санскрите его имя буквально означает «несущий в себе истину, приверженный истине, стремящийся к истине; правдивый, выражающий истину». По словам Шри Ауробиндо, в символическом смысле С. — «это душа, несущая в себе божественную истину бытия, но низошедшая во власть смерти и неведения». В «Савитри» Шри Ауробиндо раскрывается символизм С. как души мира, которой в единстве с Присутствием и Силой Божественной Матери, олицетворяемой Савитри, предстоит утвердить в мире жизнь божественную.
Сверхсознание — уровни Сознания выше уровня обычного человеческого разума. Шри Ауробиндо описывает 4 уровня Сверхсознательного Разума: Возвышенный Разум (Higher Mind), Озаренный Разум (Illumined Mind), Интуиция (Intuition), Верховный Разум (Overmind). Выше даже наивысших уровней Сверхсознательного Разума находится радикально отличный от Разума уровень Сознания-Истины, который Шри Ауробиндо назвал Сверхразумом (Supermind) или Супраментальным Сознанием, Божественным Гнозисом. Выше Сверхразума пребывают тройственные сферы высочайшего Божественного Бытия-Сознания-Блаженства (Сат-Чит-Ананда) — наивысшие уровни Проявления. Выше них — Непроявленный Абсолют. Человек в своем нынешнем состоянии представляет собой промежуточный этап перехода сознания, воплощенного в Материи, из низшего Несознания Материи к высочайшим уровням Сверхразума и Сат-Чит-Ананды. Поэтому неизбежным движением эволюции сознания в Материи является постепенное раскрытие человека все более высоким уровням Сверхсознания и их проявление через человека в Материи, которое постепенно трансформирует весь этот мир Материи в мир Божественного Бытия-Сознания-Блаженства-Истины.
Сублиминальное — термин интегрального мировоззрения Шри Ауробиндо. Согласно Шри Ауробиндо, то, что мы обычно считаем своей личностью, является лишь наиболее внешней, поверхностной формацией нашего, по сути, безграничного существа. Поэтому эту формацию сознательного существа, которую мы обычно считаем собой, Шри Ауробиндо называет фронтальной личностью. Выше уровня фронтальной личности лежат недоступные нашему восприятию в обычном сознании уровни Сверхсознания (Сверхсознательного); ниже уровня нашей фронтальной личности лежат тоже недоступные нашему восприятию в обычном сознании подсознательные уровни и еще ниже — уровни Несознания (Несознательного). Между Несознанием и Сверхсознанием как бы за нашей фронтальной ментально-витально-физической личностью простираются уровни внутреннего ментального, витального и физического сознания, а также поддерживающий их план психического, или нашей истинной души. По отношению к ним Шри Ауробиндо использует определение subliminal, которое, согласно Шри Ауробиндо, обычно употребляется в английском языке в отношении «всех частей [человеческого] существа, которые не находятся в [нашем] бодрствующем поверхностном сознании». Чтобы отличить это слово от его общепринятого в английском языке значения, на русский язык его принято переводить как «сублиминальное», и такой перевод вошел в употребление как термин мировоззрения Шри Ауробиндо.
Существует сублиминальное «я» по ту сторону нашего поверхностного бодрствующего ума, отнюдь не несознательное, но вполне сознательное, более великое, чем наш бодрствующий ум, наделенное удивительными способностями и способное на гораздо более уверенную деятельность, осознающее наш поверхностный ум, хотя тот и не осознает его.
Супраментальное Проявление, с. 261 (SABCL, 16)
Наше сублиминальное «я» не является, подобно нашему поверхностному физическому существу, результатом энергии Несознательного; оно является планом, где встречаются сознание, которое выявляется снизу в ходе эволюции, и сознание, которое низошло свыше для инволюции. В нем имеется внутренний ум, внутреннее витальное существо нас самих, внутреннее или тонко-физическое существо, более обширные, чем наше внешнее существо и природа.
Жизнь Божественная, с. 425 (SABCL, 18)
* * *
Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные переводы поэзии Шри Ауробиндо.
Часть I «Савитри» также читайте у меня на странице стихи.ру:
http://www.stihi.ru/avtor/ritam1&book=24#24
Другие Песни Части II:
http://www.stihi.ru/avtor/ritam1&book=26#26
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org